Дженни. Ближе к дому
Шрифт:
— Тогда добро пожаловать в дом, проповедник Клу, — сказала она, дружелюбно улыбаясь, и отступила в сторону, давая ему пройти. — Если уж не верить священнику, когда он клянется богом, то не знаю, кому еще можно верить на этом свете.
Ступая легкими шагами, Дженни повела проповедника в гостиную и включила свет. На улице все еще медлил серый день, но в доме начинало уже темнеть.
Не в пример прежним своим визитам, когда он оставался все время на ногах и только для молитвы опускался на колени, проповедник Клу с готовностью опустился в предложенное ему кресло. Сама хозяйка села на красный плюшевый диван и устроилась поудобнее, сложив руки на животе, а потом передвинув их повыше,
— Я сижу и дожидаюсь, чтобы вы помолились для начала, как всегда делали прежде, — сказала она после нескольких минут молчания. — Если хотите молиться, так молитесь, я ничего против не имею. Сколько я знаю священников, они всегда читают молитвы перед даровым обедом и молитвой же платят за все, что надеются получить даром. Это единственные люди, которые зарабатывают хорошие деньги, молясь о том, чтобы получить что-нибудь совсем даром. Может, вам это не известно, но всем нам приходится работать как каторжным и урезывать себя во всем, чтобы только-только прокормиться и не остаться без крова над головой.
— Я вовсе не собирался читать молитву, — ответил он удивленно. — Сейчас в этом нет никакой надобности.
— Тогда начинайте сразу и говорите прямо, о чем вы собирались со мной толковать. О чем вы говорить не будете, вы уже сказали.
Он передвинулся на самый краешек стула, крепко стиснув руки.
— Мисс Ройстер, я пропал, — взволнованно начал он и вытер рот и подбородок обратной стороной руки. — Я окончательно погиб. Хуже этого ничего не могло случиться с таким человеком, как я.
— После того, что случилось вчера ночью в пансионате, меня это не очень удивляет, — сурово ответила она.
Проповедник Клу глубоко вздохнул, словно собираясь с духом.
— Мне только что пришлось отказаться от места проповедника в церкви Тяжкого Креста. — Он опять вытер рукой губы и подбородок. — Сегодня на тайном заседании церковного совета постановили, что мне запрещается здесь проповедовать. Сказали, что после такого скандала мне вряд ли удастся себя обелить. А кроме того, велели мне выехать из города и больше никогда не возвращаться.
— Ну и дела! — воскликнула Дженни, широко раскрывая глаза. — Вот это ловко! Никак не думала, что они так скоры на руку!
— Для такого человека, как я, это просто ужасно, мисс Ройстер. Это вредит моей репутации.
Она неторопливо кивнула.
— Я рада это слышать из первых рук, разнообразия ради. Обыкновенно мне приходится дожидаться, пока сплетня не дойдет с одного конца города до другого.
Проповедник Клу откинулся назад, втиснувшись глубже в кресло.
— Не знаю, что со мной станет, мисс Ройстер. Не знаю, что мне делать. Не знаю, куда и податься. Совсем зашел в тупик. Мне еще некогда было помолиться, но боюсь, что и это теперь не поможет. Одно только приходит в голову — уехать куда-нибудь, где еще не знают об этом скандале, и собирать деньги на новую церковь. Если бы я был помоложе, я бы мог уехать куда-нибудь и заняться пропитания ради сельским хозяйством, пока шум не уляжется, но, пожалуй, здоровья у меня на это не хватит. Для такой работы я всегда был слишком слаб.
Дженни, покачивая головой, глядела на него с состраданием.
— Во всяком случае, я больше гожусь на то, чтобы собирать деньги на церковь, — продолжал он. — Это, кажется, единственное, что мне дается без труда. Думаю, что у меня от рождения есть к этому способность. Вот почему я и хочу, чтобы это стало делом всей моей жизни. Единственное затруднение в том, что теперь мне придется начинать с самого начала, опять собирать деньги и опять строить новую церковь кирпичик за кирпичиком, а я не знаю такого места, где бы люди хотели строить новую церковь. Похоже на то, что церквей
в наше время уже настроили достаточно. Может быть, мне придется уехать куда-нибудь, снять курятник и разводить кур, пока я не смогу вернуться к делу всей своей жизни. Разводить кур, должно быть, не так уж трудно.Дженни впервые в жизни пожалела его и теперь соображала, что она может сделать, чтобы помочь ему. У нее была одна свободная комната, где он мог бы жить даром, а один лишний едок за столом не так уж обременил бы ее.
— Просто стыд и срам! — сказала она сочувственно. — Вот уж никогда не думала, что у проповедников бывают в жизни такие же беды и несчастья, как и у нас, обыкновенных людей. Положим, церковный совет имеет такое же право нанимать и увольнять, как любой лавочник или еще кто-нибудь в этом роде, а все как-то кажется, что это не очень-то благочестиво, после того как вы столько трудились, чтобы собрать деньги и отстроить такую красивую церковь.
Дженни крепче поджала руки на животе.
— Проповедник Клу, откровенно говоря, мне прямо-таки жалко вас. Я всегда была добрая, и у меня это просто слабость — жалеть людей. Когда мне некого жалеть, у меня все внутри словно сохнет. Вот почему мне сейчас так вас жалко. Если хотите знать по правде, что я сейчас чувствую, так я вам скажу откровенно. Если б вы перешли на диван, сели рядом со мной и шепнули, чего вам больше всего хочется, я по своей доброте постаралась бы для вас, ни в чем не отказала бы.
Она глядела на него в ожидании ответа, и в комнате надолго воцарилось молчание. Он взглянул было на нее, но тут же опустил глаза, потом, вместо того чтобы ответить что-нибудь, еще глубже забился в кресло. Проходила минута за минутой, и Дженни начала беспокойно перебирать пальцами по красному плюшевому дивану. Лицо у нее вспыхнуло.
— Если вы не понимаете намека, — сказала она сурово, — так я могу вам сказать, что у меня на душе есть и еще кое-что. Вам бы следовало быть поосторожнее и вести себя осмотрительнее в том пансионате. Это было просто ужасно для Бетти Вудраф, а ведь во всем только вы один виноваты. Бедная девочка совсем расстроилась. Она вернулась из пансионата чуть ли не в истерике, после того как вы ее опозорили перед Клинтом Хафменом и Стэнли Причардом. Чтобы ее успокоить, пришлось мне вчера ночью дать ей снотворное, а то она уж начала говорить о самоубийстве. А хуже всего то, что теперь она уехала, совсем уехала, и это ваша вина.
— Для того я сюда и пришел, — сказал проповедник Клу, ерзая в кресле.
— Повидаться с Бетти?
Он кивнул.
— Я хотел извиниться перед мисс Вудраф в том, что вышел такой скандал, и сказать, как я об этом сожалею. Я думал, может, после того как я извинюсь, она согласится со мной уехать, поскольку мы оба замешаны в этом скандале. Если она со мной поедет, то и мне будет легче выехать из города. Во-первых, у нее машина лучше моей, свою я продам, а в ее хорошей мы уедем. Шины на моем автомобиле совсем износились, а у нее почти новые. Если она согласится, мы уедем куда-нибудь вместе и…
Пока он говорил, Дженни все время покачивала головой.
— Она уехала. Уже уехала.
— Что вы говорите, мисс Ройстер? — Он выпрямился в кресле. — Куда уехала? Разве мисс Вудраф переехала на другую квартиру?
— Теперь Бетти, должно быть, милях в ста от Сэллисоу и едет все дальше и дальше. Я отговаривала ее как только могла, но она уложила все свои вещи и уехала на своей машине еще днем. Она сказала, что больше не вернется в Сэллисоу, пока жива. Вот оттого я такая печальная и убитая — как подумаю, что никогда больше не увижу Бетти Вудраф. Она мне была прямо как родная дочь! Никогда не утешусь! А все вы виноваты! — Дженни утерла слезы на глазах.