Джеронимо! Книга первая. Война

Но предложенные большие деньги пересиливали любые соображения.

— О чем разговор? Конечно, возьмусь. В субботу, в…?

— В девять у поликлиники. Бывай! Жду.

— До субботы!

Бритву пришлось доставать из-за труб, причем так долго, что Анатолий едва не опоздал на работу.

Два дня до субботы для Пискунова проскочили незаметно. Тем более, что пока новой подружки у него не было и вечером, перед сном, он обычно принимал дозу «снотворного», грамм сто пятьдесят — двести неплохой калужской водки. И спал, как убитый, только с утра чувствуя себя не слишком комфортно. Все же сорок с лишним лет, это не двадцать и даже не тридцать. Не зря их бригадир Михалыч, пятидесятилетний крепкий мужик, полжизни проработавший в «горячем цеху», регулярно повторял:

— Бывают времена, когда всю ночь пьешь, куришь, не спишь, всю ночь с женщиной развлекаешься, и утром по тебе не видно, а бывают — когда все это проделывал последний раз несколько лет назад, но выглядишь так, словно занимаешься этим каждую ночь.

На рандеву Пискунов прибыл вовремя, хотя и в очень плохом настроении. Несмотря на выпитое вчера вечером, под утро кошмар все же приснился, только теперь БМДшки никто не завел и «духи» продолжали схватку. Проснулся Анатолий от боли в старой ране, столь явственной, что он сразу проверил на месте ли шрам. Настроение его из-за этого, пользуясь новомодным выражением, было ниже плинтуса. Поэтому, когда Гарри не появился в первые четверть часа, Пискунов уже подумывал плюнуть на обещанные тысячи и пойти хорошенько надраться, тем более, что зарплату твердо обещали выдать во вторник и, судя по поведению оживившихся конторских, не врали. Но уйти он не успел. Появился слегка поддатый Гарри, с ходу заговорил Толика, вывалив на него кучу новостей о случившейся вчера у них в районе очередной криминальной истории. Вполне обычной года четыре назад, а сейчас, в третий год миллениума казавшейся уже диковатой. Впрочем, скоро им обоим стало не до историй. Прокладка и кабелей и монтаж оборудования — дело не такое простое, как кажется, требует внимания и сил. К тому же блоки отнюдь не легонькие и ворочать их вдвоем, да еще с похмелья, удовольствие еще то. Поэтому провозились они раза в два дольше, чем планировали, к тому же без обеда и теперь, когда осталось только все подключить, спешили. Геннадий возился у щита управления, а Анатолий подключал питание к рентгенаппарату. Как получилось, что выключенный перед началом работ рубильник оказался включенным, ни Водохлебов, ни расследовавшие потом это дело милиционеры, ни уж тем более Пискунов, так и не смогли узнать. Но только Геннадий крикнул, что пора подсоединить сеть, как Толик, державший в левой руке один провод и касавшийся плечом второго, попытался отдернуться. Но его мышцы словно скрутило, а тело пронзило насквозь тысячей острейших иголок. В глазах потемнело, голова словно взорвалась изнутри, во рту появился металлический привкус. И мир внезапно исчез…

Анатолий летел в уходящем куда-то вдаль длинном туннеле со слабо светящимися стенками. Летел, обгоняя облачка, внешне похожие на людей. Летел, огибая повороты и постепенно разгоняясь. Ему даже начала нравиться эта новая ситуация. До тех пор, пока на крутом повороте он не столкнулся с одним из облаков. Вместо ожидаемого пролета через туман он словно с разбега ударился в стену и на мгновение как будто выключился. Тотчас туннель сменился черной пустотой космоса, в которой он падал куда-то вниз, увлекая за собой часть облака, с которым столкнулся. Падение продолжалось целую вечность. И закончилось сильнейшим ударом…

2. Шагнуть за горизонт

Удар был такой силы, что болела каждая жилка и каждая косточка тела, но особенно сильно — левый бок. Глаза не открывались. Голова казалась налитой свинцом.

«Черт меня побери! Знал же, что с Гарри связываться себе дороже. И вообще, мафия есть мафия, пусть и не итальянская, а ирландская… Какая, нахрен, мафия? Ну и шибануло меня, господи, боже мой! Уже и не пойму… Ой, бл… не трогайте меня, больно же! Нахрен за плечо трясете, мрази!»

— What happened с вами, мистер?

— Офицер, я все видел. Мистер переходил дорогу, когда из-за поворота выскочил Форд, модель восемнадцать, кажется. Видимо водитель не справился с управлением, автомобиль вильнул и сбил мистера. Повезло, что удар пришелся вскользь, если бы ударил прямо — убил бы на месте. Номера я разглядеть не успел.

— Понятно. Спасибо, сэр. Прошу задержаться для составления протокола. А вы, мистер?

— Я врач. Разрешите осмотреть больного, офицер?

— Конечно…

«Странный диалог» — мелькнула мысль и опять навалилась чернота беспамятства…

Очнувшись, он долго не открывал глаза, пытаясь услышать и понять, где он. Кровать была какая-то неудобная, вместе с запахами однозначно навевающая мысли о лечебном заведении. В помещении, а скорее всего, в палате больницы, негромко играла смутно знакомая музыка. Он прислушался. Песню он узнал, клип с поющим ее негром не так давно показывали по телевизору. В ней негр хотел одеться, как какой-то Гарри Купер и чувствовать себя лучше всех. Но что его удивило, доносившиеся слова были совсем не похожи на текст, который он запомнил. Жаль, что слышно было плохо, слова заглушали звуки, кажется, откуда-то из-за открытого окна. Уличный шум показался ему одновременно знакомым и при этом очень необычным, слишком часто раздавались гудки автомобилей, словно все они постоянно попадали в аварийную ситуацию.

«Или он оказался в Кабуле? Нет, запахи совершенно другие. И вообще, какой может быть Кабул, когда я должен быть в Hill-Valley? Хилл-Вэлли? Что за ерунда, какой еще Вэлли, если меня ударило током в моей родной Wyikse? Где? Каким током, nah? Я улицу переходил! — поток сумбурных противоречивых мыслей, на двух языках одновременно, заставил его забыть об окружающем. — Черт возьми, кто и где я? — мучительно попытался вспомнить он, отбрасывая навязчивые воспоминания о каком-то нелепом полете в облаках. — Меня зовут То…» — голова заболела так сильно, что он невольно застонал. И сразу услышал шелест ткани.

— Очнулись, мистер? — заслышав произнесенный приятным женским, а точнее девичьим, голоском вопрос, он инстинктивно подобрался и открыл глаза.

— Очнулись, — констатировал тот же милый голосок с ирландским акцентом. Принадлежал этот голос молодой симпатичной медицинской сестре, с ярко-рыжей шевелюрой и веселым лицом с маленьким, покрытым веснушками, носом. Он приоткрыл рот, собираясь задать сакраментальный вопрос: «Где я?», но медсестра ловко воспользовалась моментом. Находившийся у нее в руках градусник неожиданно оказался на языке больного. От неожиданности он закрыл рот, громко лязгнул зубами о стекло.

— Осторожнее, мистер. Проголодались, наверное? — рассмеялась медсестра и, моментально став серьезной, добавила. — Сейчас померим температурку, доктор вас посмотрит, и мы вас покормим. Потерпите четверть часа, сэр. — Еще раз улыбнувшись она задернула штору и исчезла, оставив недоумевающего То… разбираться в собственных мыслях с градусником во рту. «А почему, кстати, во рту, когда положено помещать под мышку?» — удивился он, продолжая разглядывать обстановку вокруг кровати, которая ничего нового добавить к его размышлениям не смогла. За уютной, голубоватого цвета загородкой из ткани, вроде тех, что используют в магазинах для примерочных, стояла небольшая деревянная лакированная тумбочка и кровать. Разглядеть что-то еще мешала ширма. Между тем он отметил, музыка сменилась. Теперь несколько приятных мужских голосов требовали от какой-то Миранды бисквитов, а еще удивлялись, что у них еще целы зубы при такой твердой пище. Песня казалась смутно знакомой, в голове даже мелькнули кадры с входящими в барак то ли фермерами, то ли лесорубами в рабочих комбинезонах и с одним-единственным ружьем на всех [4] .

4

Толик ошибся — ружья были у всех. Песня называется «Pass the Biscuits, Mirandy»

«Но, chert pober'и, что все это значит? Кто я? — почему-то вспомнилась смешная история о мужике, спрашивающем у кондуктора едущего странного трамвая на автомобильных колесах: «Где я? Куда мы едем? Что это за город? Какой сегодня день? И год?», на что кондуктор отвечает: «А вы сами-то — КТО?». Вспомнив этот нелепый диалог, он едва не засмеялся в голос, но помешал торчащий изо рта градусник. «Так что же все-таки произошло? И как меня зовут?» — успел он подумать, когда штора снова отдернулась. Высокий, мускулистый мужчина в белом халате поверх делового костюма, вошедший вслед за уже виденной медсестрой, мог быть только доктором. Что немедленно и подтвердилось.

— Ну, Мэри, давайте посмотрим нашего пациента, — возгласил мужчина громким басом, заглушая начало новой песни и забирая у медсестры ловко выдернутый ею изо рта градусник. Неразборчиво что-то пробурчав, доктор присел на откуда-то внезапно появившийся стул.

— Итак, мистер Томпсон, как мы себя чувствуем? — улыбаясь, словно на рекламе сигарет «Лаки Страйк», спросил доктор. «Фамилия? Моя? Непонятно, почему она мне кажется чужой?» — подумал он, разглядывая верзилу в белом халате. Тот, не теряя времени даром, уже успел извлечь откуда-то стетоскоп, прослушать легкие и сердце, и проверить пульс. Осторожно отвернув веко на одном, а потом на втором глазу (он даже не успел среагировать), доктор посмотрел зрачки и снова, «улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба», продолжил. — Все как я и говорил. Легкое сотрясение, несколько царапин, странный небольшой ожог на левой руке… Ничего страшного, вы еще способны сами оплатить свой счет за лечение и нам не придется судиться за него с вашими наследниками, — видимо, это была шутка, потому что и доктор, и медсестра дружно рассмеялись.