Джихад по-русски

«Правильно, пристрели его, — горячо посоветовала Ирина. — Он тут за все отвечает, он! Мочи его, гада!»

«Мочить», однако, никого не стали. Одетый в штатское дядька, которого Ирина сначала не заметила за спинами камуфляжных, протиснулся вперед, подошел к худощавому и безмолвно изобразил руками что-то типа:

— Ну и как долго это будет продолжаться?

Худощавый водрузил брезент на место, тяжело поднялся и, приложив руку к груди, слегка поклонился штатскому дядьке, как бы прося прощения за весь этот бардак.

«А вот это — определенно араб, — без эмоций отметила Ирина, наблюдая, как вся компания перемещается обратно за угол — к парадному входу. — Как и обещали…»

Вообще-то дядька от чеченов практически ничем не отличался: нормальная кавказская физиономия, красиво стриженная борода… Почему Ирина сразу решила, что это араб? В штатском он был — вот что. Один-единственный во всей камуфляжной компании. И в критический момент решительно вмешался, не опасаясь последствий, — как человек, который имел на это безусловное право. Кроме того, общался он с худощавым посредством жестикуляции — ни слова не проронил.

«…У него просто не будет иного выхода — мы позаботимся об этом…» — так сказал Сыч. Каким же это образом они позаботились? Если некому было перевести обращение араба к худощавому, значит…

Ирина вздрогнула, метнулась взглядом по каморке. Подковыляв к двери, слегка приоткрыла ее, затрапезный коврик для ног подпинала к окну. Кряхтя и охая, села на колени, лицом к восходу.

Гулко хлопнула парадная дверь, раздались негромкие голоса — люди вошли в прихожую. Ирина подняла вверх раскрытые ладошки и неверно вибрирующим, надтреснутым голосом запела молитву.

— Каму сидищ?! — ну, разумеется, вездесущая хозяйка тут как тут! Удивленно воззрилась на проявившую столь поразительную резвость больную, замахнулась было плетью, но, вслушавшись в речитативный напев, невольно опустила руку. Молитва все же — грех рукосуй-ством заниматься.

В дверном проеме возник Махмуд, за его спиной маячили родственники. Лицо главы тейпа выражало удивление. «Руски бляд», над которой накануне беспощадно надругались, читает молитву. Даже не читает — поет. Душевно этак, с надрывом. Занятное зрелище!

Бесцеремонно растолкав всех, в коморку вошел дядька в штатском. Дождался, когда Ирина закончила, протянул руку, помогая подняться с колен, без особой уверенности спросил на арабском:

— Говорить по-арабски можешь?

— Разумеется, — переводя дыхание, ответила Ирина. — Не зная языка, на котором написана «Книга книг» ислама, разве можно правильно молиться?

— Очень хорошо! — искренне обрадовался араб. — Очень хорошо. Это просто удивительно… А то в этой стране сплошь и рядом произносят молитвы, не имея понятия о их содержании. Ты мусульманка?

— Да.

— Кто по нации?

— Русская.

— Откуда знаешь язык? Почему русская — и мусульманка?

Ирина заученно выдала кусочек легенды, заготовленной полковником Шведовым. Жила с родителями в Ду-бае, вышла замуж. Муж — Султан Абдрахман Аль-Баади. Упокой Аллах его душу. Сын — Абу…

Тут араб слегка вздрогнул — Ирина сделала вывод, что либо его тоже зовут Абу, либо с этим именем у эмиссара связаны какие-то особые воспоминания.

— Что делаешь в этом селе?

— Иду выкупать сына из плена… — Ирина выдала следующий кусок легенды о сыне Ване, который вообще-то Абу, но необрезанный. Сидит теперь этот Ваня-Абу необрезанный у некоего Руслана Умаева, а как туда пройти, знает вот этот мужлан — Махмуд Бекмурзаев.

Дядька нахмурился и как-то неопределенно покачал головой. Сказочка, судя по всему, ему не особенно понравилась. Слабенькая сказочка, сами понимаете. Но другой, увы, не предлагали… Сзади возник худощавый, осторожно прикоснулся к руке штатского, желая привлечь его внимание. Нетерпеливо отмахнувшись, араб поинтересовался:

— Ты рабыня?

— Я же сказала — нет, — слегка возвысила голос Ирина. — Просто шла искать сына, забрела в это село…

Араб на минуту задумался. Публика молча стояла, почтительно хлопая глазами — худощавый нервно переминался с ноги на ногу, не решаясь вторично тревожить высокого гостя.

— Я тебе предлагаю сопровождать меня, — кратко поразмышляв, принял решение араб. — У меня убили… У меня нет переводчика. Вполне может быть так, что мы посетим этого Руслана, у которого в плену твой сын.

— Я подумаю, — снисходительно кивнула головой Ирина, как это она обычно делала дома, когда к ней униженно обращались за помощью или советом зависевшие от ее благорасположения людишки. — Стоит ли принять твое предложение…

— Подумаешь?! — араб ухмыльнулся всей бородой, насмешливо прищурился, как-то по-новому оглядывая собеседницу. — Ты подумаешь! Хм… Ты полагаешь, у тебя есть выбор?

Ирина невольно опустила голову, мельком отметив, что на ее плечах и груди, едва прикрытых безразмерной сорочкой, зияют множественные кровоподтеки, красноречиво свидетельствующие о недавнем жутком унижении. Да, женщина в таком виде выглядит по меньшей мере жалкой, пытаясь качать права в разговоре с мужчиной-мусульманином. Затянула рукой ворот сорочки, неопределенно пожала плечами:

— Ты сказал: «предлагаю». Если бы ты сказал: «тебе придется пойти со мной», я бы реагировала иначе…

— Ты шла, забрела в это село… И они хорошо с тобой обращались?

Ирина не ответила.

— Ты хороша собой, необычайно привлекательна, несмотря даже на болезненный вид. Я прекрасно знаю здешние нравы. Ты пленница, женщина! Пленница… Еще два-три дня — и ты умрешь здесь. Нет у тебя выбора. Или ты идешь со мной, или умираешь.

— Ну, нет так нет, — Ирина поклонилась по обычаю. — Я готова следовать за тобой. Что мне делать?

— Скажи им, что я беру тебя переводчицей, — араб кивнул через плечо. — Скажи, пусть вернут тебе твою одежду и больше не трогают. Оденься. Приходи в зал — я видел, там накрыли стол. Будешь работать.

— Кто меня тронет — будет расстрелян на месте по приговору шариатс, кого суда, — немедленно сымпровизировала Ирина, обращаясь к аборигенам. — Теперь я буду переводчицей и буду сопровождать товарища… эмм… господина в его странствиях. Верните мне мои вещи.

Бородатая личина Махмуда Бекмурзаева вытянулась от удивления. Нервно дернув кадыком, он развел руками и открыл было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание.

— Врат харашо можиш! — остановил его небрежным жестом худощавый, пристально посмотрев на Ирину и сразу сообразив, что случилось с этой женщиной накануне. — Такой сказат нэ мог. Пэрэводчик — пжалста! Это можна, — и опять слегка поклонился арабу, приглашая его пройти в более приличное помещение.