Джин Грин - Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014
Шрифт:
Он огляделся – белый потолок, белая койка, белые халаты кругом.
В комнату медпункта вошел, на ходу надевая пиджак, Вася Снежный Человек.
– Очнулся? Вот и хорошо, – сказал он. – Господин Грин, вы арестованы!..
Джин Грин взглянул на руку – родинка исчезла.
Глава двадцать восьмая
Последний рывок
(Перевод В. А. и Г. П.)
С той же закономерностью, с какой солдату снятся сны солдатские, шпиону снятся сны шпионские. Джину в ночь после ареста снился сон необыкновенный – многосерийный, цветной, широкоформатный…:
Первая
Это был экспресс новейшего типа с кондиционированным воздухом, с белыми шторками, расшитыми украинским орнаментом; с голосистыми кареглазыми проводниками и даже с ночным чаем: Американская медицинская выставка переезжала в Киев. Джек Цадкин и Лестер Бивер ехали вдвоем в одном купе. Джин ехал один. В международных вагонах поездов такого класса купе рассчитаны максимально на двоих.
У Джина был хмурый, похмельный вид, и его приятели определили это состояние как «недобор».
– У меня есть бутылка виски, – любезно предложил Джину Цадкин. – «Старый дедушка»!
– А у меня русская водка, – устало сказал Джин.
– Что с вами, коллега?
– Набросался.
– Как это понять?
– Жаргон. По-русски это означает: набросал много рюмок спиртного в свою топку.
– Вы, однако, смею сказать, безупречно подкованы, коллега, – съязвил Цадкин.
– Вы мной недовольны, Джек? – В голосе Джина по-прежнему чувствовалась усталость.
– Я, собственно, на выставке с вами почти что не встречался. У вас, видимо, были дела поважней.
– Давайте лучше выпьем, Цадкин. Ваши корни, кажется, тоже уходят в эту землю?
– В принципе да. Третье поколение.
– О'кэй! Предлагаю русский стол. Приглашайте Бивера.
Поезд тронулся. В глубине перрона рядом с выходом Джин заметил рослую фигуру Лота. Мимо него с рюкзаком за плечами пробежал, по-видимому, опоздавший.
Джин стоял у открытого окна. Он подался вперед и увидел, как человек с огромным рюкзаком за плечами легко вскочил на подножку последнего вагона.
«Отчаянный парень», – подумал Джин и перевел взгляд на дверь, ведущую из закрытого перрона в город, – Лота уже не было. Не было, естественно, на перроне и Тони. Не было и не могло быть. Тони теперь не будет в его жизни никогда.
«А я? Куда я еду? В какую ночь? Кому нужны тени прошлого в чужом парке?..» «Тень, бросающая свет», – пришла на ум чья-то ироническая фраза. «Луч мглы» – есть такая джазовая пьеса.
– Где же обещанное? – услышал Джин голос Бивера.
– Все будет.
Он накрыл стол, вывалил все свои запасы. Кроме «рашен водки», красной икры и бородинского хлеба, была даже вобла в высокой жестяной банке.
– Ладно, давайте выпьем! – примирительно сказал Бивер.
– За Джина! За его сокрушительные «Эй-даблъю-оу-эл»! [113] – воскликнул Цадкин и поднял руки.
113
AWOL – «самоволка», точнее – самовольная отлучка. (Прим. переводчиков.)
– А я пью за его сверхурочную работу. За его неусыпную, неуемную деятельность на выставке, – на полном серьезе произнес Бивер.
– За женщин Джека Цадкина! – Джин сделал вид, что воспринимает все как должное.
– Пьем
хоть за что-нибудь, – взмолился Бивер. А потом Джин попытался приучить своих коллег к вобле.– Икра лучше, – сказал Лестер.
– Может, эта вобла просто пересушенная, – смягчился Цадкин.
– Один знаменитый русский поэт сказал, что водка и вобла бывают только хорошими или очень хорошими, – процитировал Джин.
– Мне это изречение понравилось, и я иду спать, – заявил Лестер. – Бай-бай!
Он вышел из купе.
– Пойду, пожалуй, и я…
– Прошу вас задержаться на секунду. – Джин нахмурился. Стал серьезен.
Он выдержал небольшую паузу, как бы невзначай выглянул из купе, закрыл дверь, налил себе и Цадкину.
– Я больше не пью, – сказал Цадкин.
– В таком случае пригубите.
Джин включил вентилятор.
– Джек, со мной все может случится. Прошу вас не задавать мне вопросов и ни при каких обстоятельствах не поднимать паники. Ни сейчас, ни потом. Вы ничего не знаете, не знали и не узнаете. Вообще-то, не пугайтесь. Просто мне захотелось посетить свое родовое гнездо – «Nest of the Gentry»; поклониться праху предков. Другого такого случая может не быть. Это имение Разумовских… Ваше здоровье, Джек!
Цадкин поглядел на Джина не то с тревогой, не то с сожалением.
– Вобла остается мне?
– Если хотите.
– Хочу.
– Она ваша.
Джин завел будильник крохотных часов, которые вставляются в ухо и звенят тихо, закрыл купе, включил вентилятор и, не раздеваясь, уснул.
Вторая серия
В Харькове он сошел за пять минут до отхода поезда, в тот момент, когда его проводника позвал к себе начальник поезда.
На перроне было пустынно.
Уже разошлись пассажиры, и носильщики, и даже почтовики, обслуживающие первые два вагона с посылками и почтой.
Ночной вокзал жил, как обычно в эти часы, тихо и дремотно. На скамейках спали жители пригородов, ожидающие ранние поезда. Клевала носом буфетчица, в служебной каморке ночного буфета охотилась во тьме кошка.
Джин долго уговаривал таксиста подвезти его в сторону Полтавы.
– Неужели не понимаешь, не положено ехать за черту области, – отбивался таксист.
– Мать умирает, – уговаривал его Джин. – Ты ведь русский человек.
– А ты?
– И я русский.
– Что ж ты тогда не понимаешь слова «не положено»! Тут проколом или талоном не отделаешься. Тут права отдай, не греши.
– Может быть, вы повезете? – обратился Джин к другому таксисту. – Я вам оплачу по счетчику обратный путь и еще десятку накину.
– Хоть золото давай – не поеду. Что мне, баранку, что ли, крутить надоело. Вон частника уговори. Может, он поедет.
Частник согласился не сразу, но оговорил цену, попросил деньги вперед и, главное, предупредил:
– Скажешь – брат, понял? К братану, скажешь, в отпуск приехал. А я его корешок. Домами живем рядом… И на бензин прибавь…
Они долго ехали молча. Дорога была хорошая. Новое шоссе. Скорость восемьдесят – сто километров в час.
– Спать хочешь? – спросил шофер.
– Да.
– Ну, спи. Я разбужу. В случае чего – скажешь, что тебе говорил. Бывает. Иной раз троих клиентов везешь – обходится. А иной раз – сам едешь, не пил, не ел. Остановят – и давай права качать. Все зависит от того, на кого нарвешься. Да! Не слыхал, кто выиграл – «Шахтер» или «Пахтакор»?