Джинн в Вавилонском подземелье
Шрифт:
У Нимрода на цепочке вместе с ключами болтался крошечный фонарик. Он направил тоненький лучик в глаза статуи.
— Да уж, живее некуда, — сказал он мрачно, заметив, что зрачки статуи сужаются от яркого светового луча. Он обратился к миссис Гонт по-английски, чтобы не расстроить Эрбена. — Это он и есть.
— Ты хочешь сказать, что это — настоящий мальчик? — вскинулся Джон.
— Без сомнения. — Пребывая в глубокой задумчивости, Нимрод вынул какую-то крошку из уголка рта статуи. Сначала он решил, что это просто грязь, но на ощупь это оказалось самое настоящее насекомое, причем покрытое шоколадом.
— Что это? — удивилась Филиппа.
Нимрод настороженно обнюхал находку.
— Похоже, муравей.
— Бедный! — сказала Филиппа. — Нимрод, мама, мы должны ему как-то помочь!
— Что тут поделаешь? — вздохнула миссис Гонт. — Это заклятие Иблиса. Он сотворил и скрепил его своей джинн-силой. Поэтому никто, кроме Иблиса, снять это заклятие не может. Так уж устроен мир, Филиппа.
Филиппа умоляюще посмотрела на дядю, но тот устало покачал головой:
— Твоя мать права. Но какой он все-таки злодей! Это же надо! Устроить такую подлость человеку, который выпустил его из бутылки! Мало того, что не даровал ему три желания! А вместо этого уменьшил его и превратил в живую куклу!
— Как это — в живую? — воскликнул мистер Джалобин. — Вы хотите сказать, что он может нас слышать и видеть?
— Боюсь, именно это я и имею в виду, — сказал Нимрод.
— Неужели мы ничем не можем ему помочь? — возмущенно спросил Джон.
— Не можем, пока не поймаем Иблиса, — ответил Нимрод. — В сущности, Джон, ситуация ровно такая же, как с бедным Финлеем. В сокола его превратил ты, и только ты мог снять свое заклятие.
Тут послышались детские голоса, и, обернувшись, они увидели, что к ним со всех ног бегут еще несколько оборванных ребятишек. Один из них держал в руках тот самый стеклянный флакончик, в который Нимрод заключил Иблиса в Каире прошлым летом. Крышечки на флаконе не было, а из горлышка торчал свернутый листок бумаги. Записка оказалась адресована Нимроду. Он начал читать вслух.
Мой дорогой Нимрод!
Когда ты будешь читать эту записку, меня здесь уже не будет. Но не волнуйся. И ты, и твои пакостники-племяннички увидите меня очень скоро. Даже скорее, чем ты думаешь. Говорят, детки любят кукол? Вот я и приготовил подарочек для Джона и Филиппы. Запоздалый рождественский подарок от дяди Иблиса. И пусть помнят, что им грозит, когда все мы встретимся вновь.
— Мы забираем этого ребенка с собой в Нью-Йорк, — объявила миссис Гонт.
— Но ты же вроде сказала, что мы ничем не можем ему помочь? — сказала Филиппа.
— Это было до того, как я узнала, что Иблис намерен навестить нас в Нью-Йорке, — сказала миссис Гонт. — Если он действительно появится, мы будем готовы к этой встрече. И когда мы успешно закатаем его в бутылку с отбеливателем, он, надеюсь, станет вполне сговорчив насчет бедного Галиби. — Миссис Гонт сердито закусила губу. — Пускай это будет последнее, что я успею сделать, прежде чем… — Тут она осеклась. И, поймав на себе взгляд Нимрода, добавила: — Иблис еще пожалеет, что посмел угрожать моим детям.
После Ирака, Иордании и французской Гвианы в Нью-Йорке оказалось очень холодно. Причем не только для джинн. Даже мундусяне жаловались на морозный январь. На следующий день после возвращения Джона и Филиппы градусник за окном показывал минус шестнадцать по Фаренгейту, то есть минус двадцать семь по Цельсию, а по телевизору сказали, что это самая низкая температура, когда-либо зарегистрированная в Центральном парке. И никто так не страдал от этой жуткой стужи, как Джон и Филиппа. В тех редких случаях, когда близнецы рисковали высунуть нос на улицу, они непременно клали в рюкзачки горячие
саламандровы камни, которые дала им доктор Сахерторт, чтобы поддерживать высокую температуру тел. А еще в подвале их дома всегда была наготове горячая сауна, так что при необходимости они снова могли почувствовать себя настоящими джинн.Вернувшись домой, Джон первым делом обнял папу. Живой! Джону было очень важно в этом удостовериться, потому что ему то и дело вспоминалось, как он убил седьмого хранителя Иравотума в туннеле под Самаррской башней.
— Да что с тобой? — в конце концов не выдержал мистер Гонт, поскольку Джон тщательно ощупывал его с головы до ног.
— Ничего. — Джон сиял от счастья. — Со мной все в порядке. И с тобой тоже, папа. Просто здорово видеть тебя снова.
Он продолжал радостно сиять, когда, признавшись, что сломал миниатюрную статую Свободы тут же получил от мистера Гонта наказание: никаких карманных денег на целый месяц.
— Это не смешно, Джон, — сказал отец. — Ты бы хоть потрудился изобразить, что чувствуешь себя виноватым.
— Чувствую, сэр. Виноват, сэр, — сказал Джон, сияя, как медный таз.
— Хорошо, раз ты продолжаешь веселиться, ты лишен денег на два месяца. На два месяца, слышишь?
Джон кивнул и попробовал удержать широченную улыбку.
— Слышу, сэр. Мне очень жаль, сэр. Очень жаль. — И он снова крепко обнял отца.
Монти быстро привыкла к жизни у Гонтов и ограничила свои пристрастия к убийству случайной мышью или воробьем. В отличие от Алана и Нила она не очень любила смотреть телевизор, зато ей нравилось лежать в ящике для перчаток в стенном шкафу у входной двери или греться у плиты на кухне, слушая радио вместе с миссис Трамп, которая к ней очень привязалась. Иногда кошка даже ездила с миссис Трамп к ней в гости, в квартиру в здании «Дакота», поскольку больше всего на свете Монти любила песни Джона Леннона, а миссис Трамп теперь тоже к ним пристрастилась. Иногда Монти заглядывала в кинотеатр на Восточной Восемьдесят шестой улице — если там показывали что-нибудь стоящее. Про убийства. Или про котов.
Эдвард Гонт был, конечно, счастлив воссоединиться со своими братьями, Аланом и Нилом Это в значительной мере отвлекло его от неприятного открытия, связанного с тем что его жена вновь начала пользоваться джинн-силой. Эдвард великодушно взял братьев в свой финансово-инвестиционный бизнес в качестве полноправных партнеров. Вскоре после этого Алан с Нилом перекупили самую крупную в Америке компанию по производству корма для домашних животных «Шавка энд Дворняжка», и эта сделка принесла трем братьям новые миллионы. На акционеров компании самое большое впечатление произвело доверие к продуктам компании, которое продемонстрировали Гонты на ежегодном торжественном обеде. Двое из братьев на глазах у собравшихся съели несколько фирменных блюд «Шавки энд Дворняжки»: по банке «Веселящей говядины» и «Баранины а-ля живодерня».
Тем временем миссис Гонт убедила Айшу поговорить с комитетом Джиннчёт-клуба и отменить дисквалификацию Филиппы. Кроме того, миссис Гонт отправила Мими де Гуль посылку по джинн-почте. В коробке лежал револьвер «магнум опус», принадлежавший Монтане Негодий, а также ее кожаные перчатки и три пачки сухого кошачьего корма.
Спустя две недели после возвращения домой Джон получил открытку из Каира от Финлея, который спешил похвастаться хорошими новостями. Используя систему Эдвиги, он сорвал банк в казино «Гроппи», и ифритцы запретили ему когда-либо переступать порог любого из их казино в любом конце света. Но десятки миллионов долларов уже лежат у него в кармане, так что этот запрет едва ли имеет значение. Вслед за открыткой Джон получил еще и посылку, весившую не меньше, чем отцовская гиря. В посылке оказалась статуэтка: черный сокол-сапсан сантиметров сорок высотой. К подарку Финлей приложил записку: