Джип Чероки 4х4

* * *

Родился Сашин папа перед самой войной на Кубани. Помнит он себя лет с трёх-четырёх, когда уже был воспитанником детдома: много детей и несколько взрослых, постоянно указывающих, что делать и куда идти, всегда хочется есть и не понятно – что это и для чего они здесь.

Позже мальчику объяснили, что идёт война, что он ехал с мамой "в эвакуацию", что поезд разбомбили, и мама умерла от ран, не приходя в себя. Поскольку никакой поклажи с ней не было, то и документов не оказалось – вероятно, всё пропало в огне. Ни отыскать родных, ни установить даты рождения не удалось, потому что от их деревни ничего не осталось, а из уцелевших под бомбёжкой поезда никто не знал о мальчике и его маме, кроме того, что были они из Владимировки.

На маечке мальчика было вышито: "Боря" – и больше ничего. Никто даже не знал, его ли это маечка, а стало быть – его ли это имя. Но мудрить не стали, дали ему имя Боря, отчество Владимирович, а фамилию подсказала природа: была тихая солнечная осень, с деревьев падали неиссякаемым потоком золотые листья, устилая двор школы, в которой расположился импровизированный приют для эвакуированных и осиротевших детей.

Слушая этот рассказ, Саша крепилась, как взрослая, но если в одиночестве ей хотелось иногда поплакать, она рисовала в своём богатом воображении картины папиного детства и, обливаясь горючими слезами, начинала жалеть его – выросшего без ласковой и красивой, как у неё, мамы, без доброго и сильного, как у неё, папы. Жалела она и всех остальных детей, хоть и представить себе по-настоящему не могла, как это так: есть ребёнок, а мамы с папой у него нет, хочется кушать, а кушать нечего. Она оплакивала всех сирот на свете, но больше всего – маленького мальчика по имени Боря Листопад.

Конец ознакомительного фрагмента.