Джип из тыквы
Шрифт:
– Еще как виноват! – перебивает водила и выдергивает из моего захвата свой рукав. – Но вы ничего не докажете!
– Клянусь вам! – почти кричу я и вздергиваю кулак, как испанский коммунист. – Я не причиню вам никакого вреда! Все, что вы скажете, останется между нами!
– Тогда не надо так орать, – игриво советует первый водила, бодрой рысью пробегая мимо нас к автобусу. – Петрович, ты еще долго? Нам пора.
– Мне надо ехать, – говорит Петрович.
Я вижу, он колеблется, и принимаю решение без задержки:
– Поехали. Довезете меня до поворота на «Солнечные зори»
Похоже, это правильное решение. Хотя сейчас место Петровича в автобусе не за рулем, привычная обстановка его заметно успокаивает, и он начинает рассказывать без понуканий, все более охотно, словно торопясь выплеснуть накопившееся.
– Не очень-то я и виноват, не виноватее тебя!
Я киваю. Согласия по этому пункту мы достигли еще в слоновьей колоннаде.
– Два часа ночи – собачья вахта, пассажиры храпят, напарник тоже дрыхнет, и у меня глаза слипаются, а тут серпантин! Чуть-чуть расслабился, недокрутил – заехал на встречку, – водила с вызовом смотрит на меня. – Ну, вот скажи: кто ночью летает по горам, как автогонщик?
– Я? – предполагаю я, помня, что мне уже говорила о моей водительской манере Ольга Тугарина.
– А кто же! Ты неслась, как сумасшедшая! – подтверждает Петрович и смахивает пот со лба.
В автобусе работает кондиционер, но ему жарко от воспоминаний.
– Выстрелила из-за поворота, как снаряд! А я как раз чуток в поворот не вписался, залез на встречку, а тут ты, и как шуганула в сторону! Я ж тебя и не задел, мы бы нормально разъехались, будь у тебя скорость поменьше!
– Вы видели, как я слетела в пропасть? – спрашиваю я.
– Не видел! – огрызается Петрович. – Я за поворот ушел и потерял тебя из виду.
Он снова вытирает лоб и недоверчиво спрашивает:
– Серьезно, в пропасть слетела? А почему живая?
Я пожимаю плечами:
– Повезло, и медики постарались.
Мы помалкиваем, поглядывая друг на друга искоса.
– Говоришь, пьяная была? – неожиданно оживляется Петрович и кивает. – Тогда понятно.
Ему заметно полегчало, он уже не переливается цветами пламени, как пионерский костер.
– Что понятно? – уточняю я.
– Ну, видок твой, – Петрович смущенно усмехается. – Ты ж голая была за рулем, я прям офигел! После думал даже – мне померещилось. Это ж скажи кому, не поверят: чуть не столкнулся на перевале с голой бабой! Мужики засмеяли бы, сказали б – уснул за рулем и увидел сексуальный сон!
Теперь уже я краснею, как первомайский кумач.
Хотелось бы закрыть эту тему, но повеселевший Петрович активно ее муссирует:
– А чего ты заголилась-то? От жары? Или как? Ты в машине одна была или с кем-то?
– Давайте, лучше вы расскажите, что помните про машину, – неловко выворачиваюсь я.
– А что я помню-то? Белая легковушка, марку не разглядел, твои голые сиськи меня отвлекли, – хохочет водила. – А еще под лобовым стеклом нашлепка была блестящая, тоже сверкнула в глаза, я чуть не ослеп.
– Что за нашлепка?
– В виде бомбы!
– В смысле?
– Поворот на «Золотые зори»! – сообщает водитель, сидящий за рулем. – Девушка, вы выходите?
– Да, да, – я смотрю на Петровича. – Так что за бомба?
–
А я знаю? Наверное, секс-бомба, раз ты голая там сидела! – он уже весело шутит.– Девушка! – нетерпеливо торопит меня напарник Петровича.
– Ладно, я вам еще позвоню, – обещаю я и выбираюсь из кресла.
Выхожу из автобуса, и он тут же отчаливает, обдав меня дымом.
Жестяная табличка на столбе информирует меня, что до санатория «Золотые зори» 0,8 км в указанном направлении.
Я беру курс на непроглядную темную массу лесистой горы и ковыляю во мраке, чувствуя себя дура дурой.
Что еще за бомба? Может, Тугариной позвонить? Почему-то она никакую бомбу не упоминала.
Свидетельские показания Петровича подтверждают то, что мне хотелось бы опровергнуть. Я действительно каталась голышом, в этом Макс и Валентин мне не врали.
Госссподи, да кто же я такая?! Сумасшедшая, что ли? Ведь нормальные женщины не садятся за руль нагишом!
Кстати, а почему мой необычный внешний вид не привлек внимания ГИБДД? На трассе есть несколько стационарных постов, а летом еще и патрульные на обочине стоят, как дорожные столбики. Водителей то и дело штрафуют за превышение скорости и разные иные нарушения правил, включая непристегнутый ремень. Так неужели скоростной заезд голой гонщицы не расценили бы как угрозу безопасности движения?
Правда, дело было поздней ночью, вспоминаю я. А в ГИБДД тоже люди работают, по ночам они спят.
Но вот камеры по идее не дремлют!
Я останавливаюсь и оглядываюсь. Буквально за минуту до того, как меня высадили из автобуса, мы проехали под рамой с видеокамерами, фиксирующими происходящее на дороге. Интересно, как долго хранятся эти записи?
Я прикидываю: ввиду наличия на участке камер автобус катил небыстро и при скорости шестьдесят километров в час за минуту мог проехать примерно километр. Это не катастрофическое расстояние даже для меня. Доктор ведь велел мне разрабатывать ногу долгими прогулками на свежем воздухе, так почему бы не сделать это прямо сейчас?
Я разворачиваюсь, возвращаюсь к перекрестку и шагаю по обочине трассы в направлении Кипучеключевска.
Водители проезжающих мимо машин меня игнорируют, ни одна добрая душа не предлагает подвести одинокую хромоножку, а на автостоп я не замахиваюсь, побаиваясь нежелательных приключений.
В результате к стационарному посту ГИБДД я подползаю минут через сорок и при виде бетонной коробки этого казенного дома испытываю радость, которую в полной мере понял бы разве что Робинзон Крузо, углядевший на горизонте судно флота Ее Величества Королевы Англии.
В окнах приземистого здания крайне незамысловатой архитектуры горит теплый свет, у порога курит упитанный парень в форме. Лица его я не вижу, только темный силуэт на фоне освещенного проема и красную звездочку сигареты, в челночном режиме снующую по короткой дуге.
– Добрый вечер, – говорю я, приблизившись. – Подайте мне руку, пожалуйста.
Ступеньки поста для колченогой странницы крутоваты.
– По пятницам не подаю, – хмыкает курильщик, но все же помогает мне подняться.
И тут же спрашивает, не торопясь пригласить в помещение: