Дживс и феодальная верность; Тетки - не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!

– В сейф?

– Именно. Положи их обратно в сейф.

Замечательная мысль. Как это мне самому в голову не пришло?

– Вы попали в самую точку. Да, я пойду положу их обратно в сейф.

– Я бы на твоем месте не стала откладывать. Отправляйся прямо сейчас.

– Иду. Кстати, приехала Дафна Долорес Морхед. Она сейчас в саду вместе с Сыром.

– Ну и как она тебе?

– Глаз не отвести, если мне позволено воспользоваться этим выражением. Я и не представлял себе, что бывают такие роскошные романистки.

Я готов был и дальше описывать отрадное впечатление, произведенное на меня красотой юной гостьи, но тут на пороге возникла фигура мамаши Троттер. Она бросила на меня взгляд, явно оценивающий мое присутствие как совершенно излишнее.

– О, добрый вечер, мистер Вустер, – холодно произнесла мамаша Троттер. – Я рассчитывала застать вас одну, миссис Трэверс, – добавила она со свойственным ей тактом, которым она славится на весь Ливерпуль.

– Я должен, к сожалению, удалиться, – успокоил я ее. – Всего вам наилучшего.

– И вам того же.

– Ну-с, пока, пока.

И я ринулся в холл приободренный, поскольку по крайней мере часть моих бед с минуты на минуту должна была с моих плеч свалиться. Если, конечно, сейф не успели запереть.

Сейф запереть не успели. Я подошел и уже готов был вытащить из кармана футляр и пихнуть его на место, как за спиной у меня раздался голос. Я обернулся, как вспугнутый олень, и увидел Л. Дж. Троттера.

Со времени моего приезда в Бринкли-Корт я почти не имел случая пересечься с этим крысомордым старикашкой. Он еще тогда, во время ужина, которым я их угощал, показался мне не особым любителем молодого общества. Поэтому я слегка удивился, что сейчас он как будто бы не прочь завести со мной разговор, и пожалел, что он не выбрал для этого более подходящий момент. Имея при себе проклятое ожерелье, я жаждал только одного – остаться в одиночестве.

– Эй, – обратился он ко мне. – Где ваша тетя?

– У себя в комнате, – ответил я. – Разговаривает с миссис Троттер.

– Да? Ладно. Увидите ее, скажите, что я лег спать.

Это меня удивило:

– Спать? Но еще ведь совсем рано.

– У меня опять разыгралась моя диспепсия. У вас не найдется при себе таблетки от расстройства?

– К сожалению, нет. Не захватил.

– Черт! – ругнулся он и потер себе живот. – У меня страшная боль, кажется, будто я проглотил двух диких кошек. Постойте-ка, – вдруг сменил он тему, – почему это сейф стоит открытый?

Я подкинул ему мысль, что, по-видимому, его кто-то отпер, и он кивнул в подтверждение моей теории.

– Безобразие, – сказал он. – Возмутительная неосторожность. Так что угодно могут украсть.

И прямо у меня на глазах подошел и ткнул дверцу. Она с лязгом захлопнулась.

– Ох-х! – прокряхтел он, опять потер живот, кивнув, пожелал мне доброй ночи и зашагал вверх по лестнице.

Я словно примерз к полу. Ну просто как жена Лота.

Троттер ушел, и вместе с ним улетучилась всякая возможность для меня запихнуть что-либо обратно в сейф.

Глава 19

Я не стану утверждать, будто у меня такое уж необыкновенно богатое воображение, пожалуй, что нет, но в ситуации вроде выше описанной и не требуется особенно богатого воображения, чтобы представить себе, что теперь будет. Отчетливо, как верхнюю строку в таблице окулиста, я увидел, какое будущее ждет Бертрама.

Мне ясно представилось, как у захлопнутой дверцы сейфа стоим мы с полицейским инспектором, да при нем еще силы поддержки в лице крайне неприятного с виду сержанта.

– Вы пойдете добровольно, Вустер? – спрашивает инспектор.

– Кто? Я? – говорю я, весь дрожа. – Я вас не понимаю.

– Ха-ха! – смеется инспектор. – Вот остряк, а, Фодерингей?

– Шутник, сэр, – отвечает сержант. – Я даже усмехнулся, ей-богу.

– Теперь уже поздно для таких штучек, приятель, – гнет свою линию инспектор, снова приняв суровый вид. – Кончились ваши игры. Мы располагаем доказательством, что вы приблизились к этому сейфу и извлекли из него ценное ожерелье, собственность миссис Л. Дж. Троттер. Если это не означает для вас пять лет в кутузке, я проиграл пари.

– Но уверяю вас, я думал, что оно принадлежит тете Далии.

– Ха-ха, – смеется инспектор.

– Ха-ха, – подпевает за ним сержант.

– Очень правдоподобная история, – говорит инспектор. – Расскажите ее присяжным и посмотрите, как они ее оценят. Фодерингей, наручники!

Вот какая картина возникла у меня перед глазами, пока я стоял перед захлопнутой дверцей сейфа, весь съежившись, как присоленная устрица. За окнами в саду птицы пели свою вечернюю песню, а мне чудилось, будто каждая из них исполняет собственную арию на слова: «Да, братцы, загремел Вустер. Теперь мы не увидим Вустера несколько лет. Ах, какая жалость, какая жалость. Был славный парень, пока не ушел в криминал».

Тяжелый стон вырвался из моей груди, но прежде чем за ним последовал второй такой же, я уже мчался в комнату к тете Далии. На ее пороге меня встретила мамаша Троттер, посмотрела на меня строгим взглядом и прошествовала мимо, а я вошел к престарелой родственнице. Она сидела в кресле, прямая как доска, и глядела перед собой невидящими глазами. Мне сразу стало ясно, что опять случилось нечто, покрывшее черным инеем ее солнечную душу. Сочинение Агаты Кристи валялось на полу, явно соскользнувшее с ее колен в тот миг, когда она содрогнулась от ужаса.

Как правило, заставая эту честнейшую старушку в состоянии глубокой подавленности, я имел обыкновение приводить ее в норму, шлепая ее ладонью между лопатками и призывая держать хвост пистолетом, но сейчас личные беды не оставляли мне досуга на воодушевление теток. Можно было не сомневаться, что, какие бы катастрофы и катаклизмы ни случились у нее, они не могли равняться с теми, что обрушились на меня.

– Послушайте, – сказал я, – произошла ужасная вещь!

Тетя Далия мрачно кивнула. Мученица на костре была бы жизнерадостнее.

– Можешь поставить свои лиловые носки, что так оно и есть, – отозвалась она. – Мамаша Троттер сбросила маску, будь она проклята. Она положила глаз на Анатоля.

– А кто бы не положил?

Минуту мне казалось, что моя тетя сейчас вскочит и влепит любимому племяннику порядочную оплеуху, но усилием воли ей удалось себя успокоить. Конечно, «успокоить» – не то слово, внутри она продолжала вся кипеть, но ограничила проявления гнева областью устного слова:

– Ты что, не понял, осел ты эдакий? Она открылась и изложила свои условия. Заявила, что позволит Троттеру купить у меня «Будуар», только если я уступлю ей Анатоля.