Джо 2
Шрифт:
Мешать женской дружбе я не стал, а благоразумно пошёл к старосте, узнавать, чем сейчас дышит деревня, да и вообще, с каких это пор у них тут эльфийки носятся с мешками, как у себя дома. Выяснилось, что с недавних, но этому жители Липавок очень рады, потому как упомянутая эльфийка не ворует, быков не тиранит, парней не портит, зато невероятно хорошо знает все возможные травы, включая и аграрного характера, дает советы, а денег за них не просит.
— А что просит? — прищурился я.
— Гвозди, сыр, куриц, — начал загибать староста заскорузлые пальцы, — Вина немного. Хотя, как-то раз, пришла злая, просила, чтобы мы вас в вашей башне сожгли, господин маг, кричала много. Но Знайда её по голове
О как. Вот тебе и дружба народов, начинающаяся с подзатыльника. В принципе, опыт СССР, как цитаты товарища Сталина, действуют в любой реальности. Впрочем, опять меня не туда унесло.
— Скажи-ка дядя… — вкрадчиво обратился мысленно матерящийся на себя же я к старосте, — А не знаешь ли ты — тут осел говорящий нигде не пробегал?
— Чего… не было, того не было, — мотнул головой озадаченный мужик, — А что? Потерялся? Как фея та?
— Как фея, но не как фея, — подумав, ответил я, — Осел этот та еще преступная сволочь, его поймать надо. Поймавшим заплачу золотым, одним… а тебе, за то, что весть пустишь, баньку подновлю. Годится?
— А это… он опасный-то? Осел этот твой, волшебный? — прищурился староста.
— Разве что укусит или лягнет, — подумав, доложил я, — Простой осел, но говорящий. Его можно как Знайда эльфийку, да. Лишь бы живой остался.
— Тогда это… — замялся староста, но быстро с собой справился, — Золотого много, твоё магичество. Парни во всех окрестных деревнях искать ринутся, а сейчас это никак нельзя, работы много. Давай я сам награду определю, пускай осла говорящего мне тащат? А ты его уже у меня за золотой и возьмешь…
Деревенские… вот не могут они не схитрожопить. Но хоть здравый смысл присутствует. Ладно, посмотрим, окажутся ли люди удачливее заколдованного быка. Кстати да, предупредить, что ли, что Кум тоже осла ищет? Ай, не буду, какая разница…
///
Отец Хризантий, улыбнувшись, хлопнул себя по выдающемуся животу, и принялся пить квас, подглядывая в окно за уходящим молодым волшебником. Тот, утряся со старостой свои вопросы и подновив магией ему баньку, вновь отправился в сторону Знайды. Староста, посмотрев вслед магу, вернулся в собственную хату, где и лакомился квасом духовный пастырь Липавок. Посмотрев, с каким удовольствием святой отец выставляет хозяина на ценный продукт, старик, воинственно шмыгнув носом, присовокупился к испиению напитка из своей, дождавшейся на столе, кружки.
— Ну шо там? — задал священник основополагающий вопрос, прямо под момент, когда ёмкость старосты опустела.
— Да ничо, — дал первый, фоновый такой, ответ старик, тут же уточняя, — Осла хочет, чтоб поискали. Говорящего. Золотой обещал.
— Ух! — борода у Хризантия попыталась встопорщиться, но он её поймал ладонью, тут же праведно возмутившись, — И чего он к тебе идёт, а не ко мне!? Я же…
— У тебя баньки нет. Сам ко мне париться ходишь, — веско постановили святому отцу, — Подновлять нечего. Храм ты колдунством подновить не дашь, так? Так! К тебе он придёт, ты деньги-то возьмешь, а людей попробуешь речами гнать, да? Забесплатно? Люди не пойдут, а если и пойдут, то из-под палки. И эффекту ниже, и репу… цации хужее. И денег ты не вернешь. Что морду кривишь? Нет так что ли будет? Так! Всегда так было и будет! Вот к тебе и не ходит никто! С деньгами-то…
Священник тяжело и грустно вздохнул. В словах старосты была истина и только она одна, причем очень горькая. Огонь веры в населении Липавок был столь же скуден, как и кошельки у местных, а крутиться было как-то надо. А как тут крутиться, когда любая прокрутка вхолостую? Нет, кое-что кое-как получалось, чего уж греха таить.
Да пасека у священника была немалая. Но…— Злой ты… — еще раз тяжело вздохнул святой отец, визуально проанализировав полнейшее нежелание хозяина наливать гостю еще одну кружку кваса, — Уйду я от тебя.
— Иди с богом, — покивал ему староста, — Но, если узнаю, что ты мужиков бесплатно подбиваешь осла говорящего искать — я тебе всю малину-то испорчу. С колдуном сделка заключена! Мной!
— Корыстный ты, сил моих нет, — угрюмо проворчал Хризантий, двигаясь к двери, но все еще с надеждой на квас, а значит, медленно, — Волшбу выше веры ставишь!
— Сейчас поленом по хребту дам! — тут же разозлился староста, хоть, и не поднимаясь с места, — Веру мою не трожь! Верил, верю и верить буду! А что колдун ни разу никого не обидел, не обсчитал, в помощи не отказал, Знайде дом откупил у барона, за всё деньгой расплачивается, да нас стережет — тебе, толстопузу, всё равно? Причем тут магия-шмагия, не в ней дело!
— Ага, не в ней! — оказавшись у двери, Хризантий осмелел, повысив голос, — А что в Липавках то гоблинье зеленое, то эльфы теперь от колдуна захаживают безбожные — тебе плевать?! Тоже деньги несут!? Не по волшбе, да по деньгам равняешься!
Староста сначала надулся, побагровев, но очень быстро сдулся, визуально успокоившись. Но только визуально!
— Ну всё, скотина бородатая… — проворчал он, медленно поднимаясь со своего места, — … ты огребаешь…
Надо сказать, что предпосылки к тому, чтобы вспомнить молодость и бежать за святым отцом по главной улице Липавок с поленом наперевес… у старосты были. Даже, если уж на то пошло, были на то, чтобы, здраво расценив скорость духовного лидера селения, метнуть в него поленом, чтобы достать хоть так — тоже были. Задел, правда, по касательной, но священник, взвыв волком, начал уходить огородами, так что старику пришлось остановиться. Подобрав полено и охая, староста пошёл к себе домой, громко клянясь больше никогда не пускать гада в дом.
И был очень даже прав.
Нет, нельзя сказать, что отец Хризантий был плохим человеком, просто этот важный член деревенской общины очень любил… покушать. А работать ему, согласно сану и прочим жизненным устремлениям, было нельзя. Денег со своего меда отец Хризантий никогда в жизни не видел, потому как промышлял бартером и кушал в долг по всей деревне (честно рассчитываясь по сезону), но, как можно понять, ему этого всего сильно не хватало. Привечали его с угощением далеко не везде, что делало святому отцу скорбную жизнь. Он пытался крутиться, но много ли ты накрутишься среди селян и на одной пасеке?
А когда появился волшебник, считайте еще один мужик в рясе, только, в отличие от отца Хризантия, насквозь полезный и денежный, тому стало жить еще скорбнее, чем раньше. С голоду не пух, но, как уже было сказано, — он очень любил покушать. Хотя бы квасу, если больше ничего не предлагают.
В общем, такие вот ростки идейного антагонизма между религией и магией начали колоситься в Липавках.
— Сволочь бездуховная!! — храбро проорал священник в закрытую уже изнутри храмовую дверь, сжимая свои пухлые кулаки, — Продался!
На душе у него было горько и стыдно, но в основном из-за того, что полностью потерял над собой контроль, услышав о целом золотом, который должен был достаться старосте. Полностью! И к этому у отца Хризантия, прямо как у старосты, были очень веские предпосылки. Они сейчас лежали в подвале храма, постанывая и портя воздух, выглядя при этом точно также, как выглядит коматозный пугнус, ворвавшийся на пасеку и искусанный там сотнями пчел. Ну, то есть говорящий осел стоимостью целую золотую монету… ту самую, которую отец Хризантий теперь ни при каких обстоятельствах не увидит.