Джо Варвар и Чвокая Шмарь

Последовал очередной резкий толчок, и Джо на несколько мгновений показалось, что он улетел в иной неведомый мир, совершенно потеряв из виду Генри, Не успел он прийти в себя, как Норберт столь же сильно споткнулся во второй раз, и Джо, изо всех сил прижав к себе пса и вцепившись в грубую одежду людоеда, заорал в унисон с Вероникой:

— НОРБЕРТ! Да потише ты наконец!!! — Генри поддержал обоих звонким лаем.

— Не могу… я… потише… — задыхаясь ответил Норберт; каждое слово давалось ему с трудом. Он несся вниз по высохшему руслу реки, с грохотом расшвыривая в стороны здоровенные округлые валуны. — Сапоги… не… дают!..

Джо посмотрел вниз. На Норберте были так называемые крылатые сапоги с четырьмя колесиками на подошвах и погнутым рулевым колесом, торчавшим из каблука; сапоги очень напоминали обыкновенные роликовые коньки, и сперва Джо показалось, что людоед отлично умеет на этих «коньках» кататься…

— Крылатые сапоги способны развивать прямо-таки невероятную скорость, — задыхаясь, пояснил Норберт. — Я уже довольно хорошо научился подниматься в них на гору, а вот спускаться мне еще трудновато — тут практика нужна.

Земля впереди вдруг исчезла. Ноги Норберта двигались в воздухе, словно нажимая на невидимые педали. Вероника пронзительно вскрикнула. Генри заскулил. Джо, скрипнув с досады зубами, приготовился к неизбежному удару о землю.

— Уф! — выдохнул он минуту спустя, когда Норберт относительно благополучно приземлился прямо на дорогу и помчался вперед, не снижая прежней скорости.

— А ведь я предупреждала его! — сердито крикнула Вероника. — Я УМОЛЯЛА его: не заставляй Норберта надевать эти крылатые сапоги!

— Ты — умоляла? — спросил Джо.

— Но разве он меня послушает?

— По всей видимости, нет, — вынужден был признать Джо.

— Осторожней! — пронзительно пискнула Вероника.

— Ой! — заныл Норберт. — Сейчас я, кажется, снова споткнусь… А-а-а-а!

Описав дугу, чайная ложечка с тихим шуршанием и намеком на легкий вздох весьма удачно приземлилась в песчаную яму на берегу, погрузившись в сыпучий песок по самую ручку.

На некотором расстоянии от нее на одеяле уютно расположилась семейка гоблинов.

— Здесь песку слишком мало! — канючил гоблиненок.

— Заткнись! Ешь свой сандвич с сопливым хлебом, Гоб, — велел ему отец. — Мама столько сил потратила, чтобы устроить нам этот замечательный пикник, а ты только ноешь да жалуешься!

— Ладно, больше не буду. — И Гоб со скорбным видом откусил кусок сандвича. — А это что такое? — вдруг спросил он, сверкнув завидущими глазками.

— Где? — удивилась мать, только что с удовольствием набившая рот холодной вонючей овсянкой.

— Вон там! — Гоб вскочил и подбежал к тому месту, где только что приземлилась чайная ложечка. — Мам! Пап! Я тут кое-что нашел! — крикнул он.

— Кучу, оставленную розовым смердуном? — насмешливо спросила мать.

— Какашки коромышей? — поинтересовался любящий папаша.

— Нет, оно несъедобное! — крикнул Гоб и присел на корточки. Схватившись за серебряную ручку, торчавшую из песка, он потянул за нее. — Это… просто чайная ложка, — сказал он, поднимая ложечку и показывая ее родителям. Обыкновенная серебряная ложка. Можно, я ее себе возьму?

— Если хочешь, дорогой, — сказала мать. — Только сунь ее поглубже в карман, чтоб не потерялась. А теперь, пожалуй, пора и домой, чтобы успеть в Гоблинтаун к чаю. — Она улыбнулась сынишке. — Тогда ты сможешь воспользоваться новой ложечкой и помешать ею свежий плевый чай!

Упав в глубины гоблинского кармана, чайная ложечка тихонько вздохнула. Там было тепло, мокро и довольно гнусно воняло; но хуже всего — и ложечка задрожала от страха — на нее подействовала царившая в кармане темнота.

3

Когда они достигли знакомого ущелья в Гнилых Горах, дорога выровнялась. Вдали уже виднелись высокие башни и зубчатые стены замка Рогатого Барона; ветерок доносил звуки, свидетельствовавшие о том, что в саду, похоже, действительно устроен прием: слышалось негромкое журчание голосов, звяканье чайных чашек и блюдец и, время от времени, имена прибывающих гостей, объявляемые в рупор.

Норберт скинул свои «коньки» и встал будто вкопанный. Сердце его стучало, как молот; ноги дрожали.

— Вы знаете, — задыхаясь сказал он, — мне кажется, что при известной практике я вполне мог бы овладеть крылатыми сапогами просто мастерски!

— Но сперва ты сломаешь себе шею! Да и нам заодно. — холодно заметила Вероника.

Рэндальф вздрогнул и открыл глаза.

— Мы уже прибыли? — как-то странно озираясь, спросил он; перед ними была все та же каменистая местность.

— Почти, — сказал, отдуваясь, Норберт.

Рэндальф, склонив голову набок, мечтательно прислушался к бормотанию гостей, звяканью чашек и блюдец и звукам оркестра, состоявшего из барабанов, цимбал, пронзительно-унылых волынок и какого-то неведомого иструмента, верещавшего, как розовый смердун, которого тянут за хвост.

— Бал в саду уже давно должен был начаться! — воскликнул Рэндальф, посмотрев на часы. — Три часа! Неужели мы так чудовищно опоздали? Что скажет Рогатый Барон?

— Ну, скажет он примерно следующее: «Ты опять опоздал, жалкий никчемный неудачник, выдающий себя за волшебника!» — театрально взмахнула крылом Вероника.

— Заткнись, Вероника! — лениво буркнул Рэндальф и стукнул посохом по голове людоеда. — Вперед, Норберт! Поспешим! А ты куда, Джо?

Джо соскочил на землю и поставил рядом с собой Генри.

— Если это не имеет принципиального значения, — сказал он, — то мы с Генри остаток пути лучше пройдем пешком.

Вероника тут же взлетела со шляпы Рэндальфа и опустилась на голову Джо.

— Прекрасная мысль! — воскликнула она.

Норберт неуверенно двинулся было вперед, но Рэндальф остановил его:

— Знаешь, я подумал и решил: лучше ты и меня сними, хорошо? И спрячь куда-нибудь эти сапоги. Все-таки для бала они совершенно не подходят.