Джоанна Аларика

— Сожрали что-нибудь неподходящее, — философски заметил Флойд, окутываясь клубами дыма. — В нашем возрасте, старина, приходится за этим следить.

— Ничего такого я не ел… Ф-фу, дьявол! Как мне не хочется тащиться в это проклятое Чили, если бы вы знали! Воображаю, какая там сейчас погода… В прошлом году я в это же время был в Аргентине — холод, слякоть. Целый месяц протаскался с самым гнуснейшим гриппом, какой только можно себе вообразить. Кстати, вы не забыли эти бюллетени для Джессупа?

Флойд молча кивнул.

— Хорошо, а то он взъелся бы. Реджи, вам повезло с соседкой — ноги у нее как миллион долларов, по трапу она поднималась впереди меня. Кто такая?

Флойд пожал плечами и вынул изо рта трубку.

— Новоиспеченная журналистка из Гватемалы, поклонница Арбенса. Окончила у нас Колумбийский и теперь в телячьем восторге несется домой, мечтая о свободе печати и всяких таких штуках.

— Дура, нашла когда возвращаться! Вы бы ей хоть намекнули, э?

— Чего ради? Другое дело, познакомься я с нею неделю назад… А сейчас что, советовать ей перепрыгнуть во встречный самолет? Да и потом, ей-то самой мало что грозит, — Флойд улыбнулся и махнул рукой. — Похоже на то, что ее дэдди как раз один из тех, кто заваривает всю эту кашу. Во всяком случае, он плантатор и не в ладах с правительством… мягко выражаясь. А прогрессивные взгляды самой мисс — ну, кто из нас в молодости не грешил?.. А вы думаете, там начнется скоро?

Эл пожал плечами и снял с языка табачную крошку.

— Фрэнк Осборн вернулся из Тегусигальпы… Я видел его вчера в пресс-клубе… Так он рассказывает потешные вещи. В Гондурасе не осталось ни одного пистолеро, [3] который не записался бы в крестоносцы… и вербовочные афиши расклеены совершенно открыто: триста долларов в месяц, жратва и обмундирование. В общем похоже на то, что этот парень Арбенс — как это в библии? — «взвешен, измерен» и так далее… — Эл усмехнулся и пальцем прочертил в воздухе широкий косой крест. — Так что ваша блондиночка скоро переживет большое разочарование. О, кстати, по поводу блондинок! Мне рассказали совершенно потрясающий анекдот…

3

Pistolero (исп.) — бандит.

Маленькая лампочка над головой Джоанны бросала яркий круг света на дорожный бювар, развернутый у нее на коленях. Проставив в верхнем углу дату — «15 июня 1954 года», — она подумала и стала быстро писать тонким косым почерком:

«Мигель, мой любимый, я буду дома через каких-нибудь восемь часов, но не могу утерпеть и пишу тебе здесь, на борту самолета, чтобы отослать письмо с нарочным сразу же по приезде в «Грано-де-Оро». Твое я получила только сегодня, уже собираясь на аэродром. Подумать только, опоздай оно на час — и я бы его уже не прочла! Милый, спасибо за поздравление, — вижу, что моя каблограмма пришла вовремя. Ты не можешь себе представить моего состояния сейчас: тут все смешано в кучу (в очаровательную кучу!) — и мое возвращение домой, и мой диплом с отличием, и то, что не нужно больше жить в Штатах, и то, что я теперь самая-самая настоящая журналистка, понимаешь? А главное — то, что я приближаюсь к тебе со скоростью четырехсот миль в час. Как я по тебе соскучилась за этот год! Просто невозможно представить себе, что завтра мы увидимся. Завтра вечером у нас, очевидно, будет «большой прием» — папа написал мне, что приглашения уже разосланы. Милый, я тебя не приглашаю, потому что знаю твое отношение к тому обществу, которое собирается у нас в доме; но это будет вечером, и если ты приедешь днем (утром — еще лучше), то у нас будет достаточно времени наговориться до приезда гостей. Ох, эти гости! У меня заранее начинается зевота. Представляю себе всю эту милую компанию питекантропов: Гарсиа-старший и Гарсиа-младший (младший тоже относится к числу редких ископаемых, несмотря на вполне, казалось бы, современное звание лиценциата), Орельяна, Лопес, Кинтана с дочкой — единственным живым существом в собрании окаменелостей (ты ее должен знать — Долорес, такая хорошенькая, черненькая), потом Ордоньо, тоже с дочкой, которую я терпеть не могу, как и она меня. Ну ладно, хватит сплетен. А у меня еще одна приятная новость: в этом же последнем письме папа пишет, что купил мне машину— английский «миджет», двухместный, полускоростного типа. Уж мы ее обновим, правда, Мигелито? А вообще папино послание сильно меня огорчило (письмо мое выходит страшно непоследовательным, но ты не обращай внимания, это просто от радости. Когда очень радуешься, трудно собраться с мыслями и излагать их в порядке). Оно меня огорчило, знаешь, чем? Папа, по-видимому, стал еще более нетерпимым в своем отношении к правительству и ругает его почем зря. Я постараюсь с ним не спорить— последую твоему совету. Но это очень, очень неприятно. Слушай, помнишь, я писала тебе относительно профессора Галиндеса? Вообрази, он дал мне рекомендацию в «Ревиста де Гватемала», я с ним разговаривала перед отъездом, он лично пригласил меня к себе. Вот что он мне сказал (я запомнила дословно): «Вы можете по праву гордиться своей страной, сеньорита Монсон, Гватемала сейчас показывает пример обеим Америкам. Поезжайте в добрый час и помните, что, как бы много ни сделало правительство полковника Арбенса до сих пор, еще больше предстоит ему сделать, и оно сможет справиться со своей благородной задачей лишь в том случае, если ему будут помогать все честные и способные граждане. Особенно молодежь». Хорошо сказано, правда? «Особенно молодежь» — это значит Вы, мой уважаемый дон Мигель Асеведо, я, Джоанна Монсон, и так далее и так далее. Приятно вдруг почувствовать себя ответственной за судьбы своей страны! Слова профессора исполнили меня поистине дьявольской гордыней: возвращаясь к себе, я шла и упивалась сознанием собственной значимости, и нос мой задирался все выше и выше, пока меня чуть не переехали на углу Риверсайд-Драйв. Представь, какую потерю понесла бы Гватемала! Ну, что еще тебе рассказать? Я купила себе новую машинку (старую подарила подруге) — чудесный ремингтон «куайт-райтер» последнего выпуска, легкий как пушинка и совершенно бесшумный. И такого красивого светло-салатного цвета! Я в него прямо влюбилась с первого взгляда, так же как в свое время в тебя. Да, чуть — не забыла! В предпоследнем номере «Висьон» [4] появилась совершенно гнусная, клеветническая статья о внутреннем положении нашей страны. Мы немедленно написали редактору коллективное письмо — к сожалению, весьма корректное (чего этот журнал определенно не заслуживает), вежливо опровергая фразу за фразой. Подписались почти все латиноамериканцы нашего факультета за исключением отъявленных грингерос. [5] Тем мы даже не предлагали, ты сам понимаешь. Письмо, на мой взгляд, получилось очень убедительное, но его, разумеется, все равно никогда не напечатают…»

4

«Vision» — официальный журнал, издающийся в США на испанском языке и освещающий главным образом проблемы Латинской Америки.

5

Gringueros (исп.) — презрительное прозвище лиц, преклоняющихся перед всем североамериканским.

— …Послушайте, Флойд, я уже не первый год таскаюсь из одной республики в другую и знаю Латинскую Америку как свои собственные штаны. На этом проклятом материке у нас никогда не будет друзей, запомните это раз и навсегда! Я говорю о настоящих друзьях, вы меня понимаете. Все эти типы, как Сомоса, Батиста и Трухильо, в счет не идут. Такая «дружба» легко покупается и еще легче продается. Это мне напомнило последнюю шуточку Джессупа. «В Латинской Америке, — говорит, — я до сих пор видел только два типа правительств: конституционные или проституционные». Чертовски верно сказано, если вдуматься. Поэтому я и говорю, что настоящих друзей в Латинской Америке у нас нет и не будет, и этим основным положением нужно руководствоваться. Вы как хотите, а я утверждаю одно: им нужна палка и только палка… [6]

6

Название вымышленной центрально-американской республики (О. Генри, «Короли и капуста»).

Флойд слушал, приподняв брови. Выколотив трубку, он продул ее и с задумчивым видом уставился куда-то в потолок, концом мундштука пощелкивая себя по передним зубам.

— Палка? — переспросил он, усмехнувшись. — Палка, к сожалению, обычно имеет два конца, дорогой мой Эл. И она очень легко превращается в бумеранг, об этом тоже следует помнить. Я не паникер, но на вещи я смотрю здраво… И потом у меня есть «чувство времени», чего явно не хватает вам. Видите ли, когда-то — пусть не так давно — любое осложнение с любой из этих банановых анчурий [7] улаживалось очень просто: наш посол звонил в Вашингтон, через неделю на анчурийский берег высаживалась морская пехота, наши парни без шума занимали президентский дворец и наводили там порядок. Я готов согласиться с вами, что это было отличное время, но оно прошло, хотим мы этого или не хотим. Теперь все это стало значительно сложнее. Приходится считаться со слишком многими факторами — такими, как национальное самосознание, растущая роль общественного мнения, наконец, даже…

7

Название вымышленной центрально-американской республики (О. Генри, «Короли и капуста»).

— Аб-со-лютно не согласен! — крикнул Эл, перебивая коллегу. — Категорически — нет! Поймите, Флойд, одну вещь: вся беда в том, что все эти последние годы — точнее, с тридцать третьего по сорок пятый — мы слишком считались с латиноамериканским общественным мнением. И что получилось? Что из этого получилось, я вас спрашиваю? За двенадцать лет политики Доброго Соседства [8] эти амигос [9] обнаглели настолько, что сейчас вопрос стоит так: либо мы в кратчайший срок сумеем восстановить в Латинской Америке свой престиж силы — любыми методами! — либо с нами будет то же, что с англичанами в Индии. Поэтому я от всего сердца приветствую то, что не сегодня-завтра произойдет в Гватемале. Мне лично совершенно наплевать, что у тамошних плантаторов отбирают землю или что их заставляют повышать поденную плату пеонам… Скажу больше, мне наплевать и на «Юнайтед фрут» с ее прибылями и потерями! На что мне не наплевать, Флойд, — это на престиж моей страны, на престиж Соединенных Штатов, на престиж демократии…

8

Официальное наименование внешнеполитического курса президента Франклина Д. Рузвельта в отношении Латинской Америки.

9

Amigos (исп.) — друзья.

Под крыльями «Президента», подернутая голубой утренней дымкой, плыла на север Флорида — земля апельсиновых рощ и золотых пляжей. Лайнер шел на высоте двенадцати тысяч футов; в первых лучах солнца, встающего над безбрежной равниной океана, он казался хрупкой серебряной игрушкой. Любители раннего купанья, выехавшие встретить рассвет на Пальмовом Берегу, поднимали головы, заслышав далеко разносящийся в чистом воздухе гул моторов, и провожали самолет долгими взглядами. Моторы пели уверенно, на низкой вибрирующей ноте; десятки сложнейших приборов, никогда не спящих и не знающих усталости, безошибочно вели лайнер по курсу, проложенному радиомаяками.

Только что сменившийся с вахты пилот дремал в своем кресле. Его напарник, небрежно положив руки на штурвал, насвистывал сквозь зубы песенку Бинга Кросби и думал о том, как лучше провести двое суток отдыха в Рио перед обратным рейсом. В своем тесном закоулке, окруженный бесчисленными шкалами и циферблатами, бортинженер лениво жевал резинку и, поглядывая на приборы, краем уха слушал навигатора, который через переговорное устройство рассказывал содержание дочитанного перед вылетом детективного романа. В курительном салончике, скрючившись в неудобной позе, храпел на диване Флойд, а его коллега, которому так и не удалось заснуть, сидел в другом углу, морщась от изжоги, и жевал потухшую сигарету.

В главном пассажирском салоне было тихо. Дежурная стюардесса, осторожно наклоняясь над спящими, одну за другой задергивала шторки иллюминаторов правого борта. Скуластенькая белокурая девушка спала в своем кресле-кушетке, уронив на пол бювар с недописанным письмом, и ее слегка осунувшееся от предотъездных хлопот лицо было по-детски счастливым.

Глава 2

В тысяча девятьсот тридцать первом году господа в столице опять передрались между собою, и президентом республики стал его превосходительство генерал дон Хорхе Убико. Мамерто хорошо это запомнил, потому что в тот же год случилось еще два крупных события.