Джокертаунская комбинация

И Коди сможет догадаться, что Тахиона похитил Блез. И краткое облегчение от этой мысли уступало место неожиданной тяжести. Она на Роксе, и никто в здравом уме не сунется на Рокс.

И сокрушающее осознание: Блез не может позволить Коди раскрыть прыжок и похищение Тахиона. А что, если он убил ее? Или просто стер эту часть ее памяти своими ментальными силами? Страх охватывал ее: хотя Блез обладал самыми невероятными ментальными способностями, какие Тахион когда-либо видел, он оставался дубиной. В нем не было никакой ментальной тонкости. Его неуклюжее ментальное вмешательство могло разрушить разум Коди. В отчаянии Тахион бродил в темноте, которая не могла сравниться со стигийской чернотой ее ума и души. С их первой встречи Коди и Тахион образовали телепатическую связь – такого рода связь у Тахиона была лишь с одной человеческой женщиной помимо Коди. Безусловно, эта связь могла бы подсказать ему, жива ли Коди, но его силы исчезли. Так что темнота была полна лишь тишиной да ее мрачными страхами.

Ее кормили шесть раз. Значило ли это, что прошло три дня? Сложно сказать. Порой ее голод был так силен, что казалось, будто изнутри ее гложет маленький злой зверек. Так что, возможно, ее кормили не каждый день. Было ударом осознать, что ее метод вести счет времени оказался так же бесполезен, как и все, что она пробовала делать. Окончательная потеря контроля даже над крохотной частью собственного окружения едва не доводила ее до слез.

Прошло еще сколько-то времени, и наконец тишина стала невыносимой. Однажды она обнаружила, что разговаривает сама с собой. Столовые приборы стали катализатором этой последней странности поведения. Она копила их, и теперь у нее было три ложки и три вилки, которые она одержимо пересчитывала и сто раз перекладывала в долгие часы между сном.

«В приключенческих романах или дешевых шпионских фильмах наш герой всегда сооружает какое-нибудь дьявольски хитроумное устройство из обычных предметов домашнего обихода, – громко сказал Тах, – но наш герой всего лишь героиня, и она понятия не имеет, как это сделать». Смех отразился от низкого потолка и глухо упал назад. Тах зажал рот рукой, чтобы заглушить истерические звуки. Руки дрожали от истощения.

Заставив себя подняться на ноги, она шесть раз быстро обошла свою тюрьму, в такт своим шагам она цитировала по памяти: «Постоянное и всеобъемлющее желание спать. Беспричинные приступы тревоги. Истощение, затуманивающее ум. Приступы истерического смеха. Все классические симптомы острой депрессии». Она замолчала на минуту, признавая, что эта бессвязная речь – тоже аномальное поведение. Затем, пожав плечами, она прокричала в невидимый потолок: «Но ты не сведешь меня с ума, Блез. Ты можешь посадить меня за решетку, морить меня голодом, расстроить мое зрение постоянной темнотой, но ты не сведешь меня с ума».

Когда она сказала это, ей стало легче. Но потом она заснула.

Вместе с холодной темнотой пробуждения Тахиона покинули мрачные раздумья и пришла твердая уверенность в том, что она должна что-то сделать. Ожидание спасения не работало. Ей нужно найти способ общаться с миром, чтобы дать знать о своем положении. Был только один известный ей способ, и он потребует интимного исследования той телесной тюрьмы, в которой она очутилась.

Несколько минут она мерила темницу шагами. Она ненавидела это тело так же, как и влажные каменные стены этого подвала. Но теперь ей пришлось исследовать примитивный разум. Она искала связи, которые могли быть ментально отточены и отработаны до автоматизма.

Это было возможно. Давным-давно она тренировала Блайта создавать громоздкие простейшие ментальные щиты. Конечно, Блайт был джокером, но ее талант не влиял на физические связи в ее мозгу, и она училась. Так что это тело было обучаемым.

– Будем учиться, – прорычал Тахион.

Она удобно устроилась на полу. Закрыла глаза, начала со ступней, стараясь расслабить сведенные мышцы. И за темнотой под ее веками ее разум начал кружиться, словно собака, пытающаяся поймать себя за хвост. Что они сделали с моей клиникой? Почему никто мне не помогает?

Разъяренная собственной недисциплинированностью, Тах резко выпрямился.

– Если ты тренируешь это тело, – сказала она громко, – есть возможность, что ты свяжешься с Сашей или Фортунато или кем-то еще, кто тоже стал телепатом благодаря дикой карте, но еще не знает об этом. Ты сможешь вырваться на свободу и вернуться со множеством, множеством могущественных тузов, вернуть свое тело и сровнять с землей этот жалкий остров.

Она провела несколько минут, рисуя себе эту сцену. Образы смерти и разрушения возымели крайне успокаивающий эффект. Тах снова легла на спину, она решила, что, несмотря на сорок пять лет, проведенных на Земле, она все еще оставалась таксианцем до кончиков пальцев.

Она шла по горам. Горы казались таксианскими, но небо было земным. Летающая рыба скользила по верхушкам темных сосен словно необычный китайский воздушный змей, но по какой-то причине ее это не смущало.

– Считается ли это встречей? – спросил голос молодого человека.

Тах поискала источник звука, но не увидела ничего, кроме травы, цветов, деревьев и этой чертовой рыбы. Она заметила, что на вершине одного из холмов внезапно появился замок.

– Полагаю, да, – осторожно ответил Тахион.

– Хорошо. Я всегда хотел встретиться с тобой, но мне хотелось, чтоб ты держалась подальше от этого места. Тебе тут нравится?

– Здесь очень… мило.

Она дошла до бурного потока. Вода неслась, со звонким смехом расплескиваясь о скалы и огибая гигантские серые валуны, присевшие на корточках в центре русла. Тах не смогла удержаться. Подняв длинные юбки, она легко прыгнула с камня на камень, чувствуя ледяное, обжигающее прикосновение пены к лицу и рукам. Она быстро взобралась на спину гранитного бегемота. Шум воды был очень громким, и туман от порогов время от времени целовал лицо Тахиона.

– Так кто же ты? – спросила Тахион с нарочитой небрежностью, вынимая серо-зеленый лишайник из расщелины в скале.

– Друг.

– У меня нет друзей тут. Все мои друзья живут в другом мире, в другое время.

– Я здесь. И я реален.

– Ты голос ветра. Шепот облака. Лепет воды. Сонное порождение обезумевшего разума, – она поежилась и обхватила себя руками. Длинные газовые рукава цвета морской волны зацепились за грубую поверхность камня. – Верни мне мой мир. Я не могу жить в безумии, каким бы приятным оно ни было.

И вдруг она вновь оказалась в своей клетке. Тьма давила со всех сторон, жесткий бетон леденил ее голый зад.

– Да, – сказала она, всхлипнув. – Это реально.

– О, принцесса. Мне жаль. Я помогу. Я клянусь тебе, я помогу.

Она проснулась с пылом этого обещания, все еще звучавшего в ее голове.

– Что ж, друг, не хочу показаться циничной, но я поверю в это, когда увижу, – выкрикнула она громко.

Что-то в звуке показалось ей неправильным. Окошко для еды загремело, как галька в банке. Звук был такой, словно гравий раскатывают по дороге. Свет ударил в глаза как копье, и слезы покатились по щекам. Отчаянно прищурившись, она разглядела в этом свете человекоподобную форму. А затем в ноздри ее ударил запах. Запеченная курица. Слюна мгновенно наполнила рот.

Тах поднялась на ноги, забыв о наготе, поглощенная близостью пищи. Теперь, когда она была ближе, она узнала силуэт человека. И силуэт этот мог принадлежать только Арахису. Его кожа была затвердевшей, сморщенной, словно арахисовая скорлупа – так он получил свое прозвище. Его глаз почти не было видно в чешуйчатой маске лица. Одна рука отсутствовала, и Тах заметила, что на обрубке висела блузка и пара джинсов. Арахис попытался наклониться, чтоб опустить поднос. Тах подскочил к нему, чтобы помочь и не дать джокеру опрокинуть этот чудесный банкет.