Джон Браун
Шрифт:
Из них Канзас был самым ценным для переселенцев, так как в нем сходились все главные пути, связывающие Восток с Дальним Западом.
Новые земли быстро заселялись, и вскоре выделились два новых штата — Канзас и Небраска. Сразу возник вопрос, на каких началах будут включены в Союз эти штаты — как свободные или как рабовладельческие? Этот вопрос имел огромное политическое значение. Вожди рабовладельческого Юга великолепно понимали, что сохранение рабства есть в то же время сохранение политической власти в Соединенных штатах.
В январе 1854 года сенатор Дуглас, представитель штата Иллинойс в сенате, предложил отменить «Миссурийский
Формулировка «народный суверенитет» была удобна тем, что каждый мог ее понимать по-своему. Северяне были уверены, что население, которому предоставлен свободный выбор, конечно, решит вопрос против рабства, южане, как всегда, рассчитывали действовать путем террора и во что бы то ни стало добиться введения рабства в новых штатах.
В июне 1854 года «Миссурийский компромисс» был отменен.
Каждый штат отныне мог решать по своему усмотрению, быть ему свободным или рабовладельческим. Первым на очереди был Канзас. Ему предстояло избрать свою легислатуру, и внимание всего Союза сосредоточилось на канзасских выборах.
Все понимали, что решается судьба Соединенных штатов и что, если победят южане, то есть получат перевес в сенате, они постараются распространить свое влияние на весь Союз. Из правительственных вашингтонских сфер вопрос был перенесен в прерии и долины, на берега полноводных рек и в зеленые леса. Всякому было ясно, что предстоит борьба не на жизнь, а на смерть.
В Массачузетсе был основан Северный комитет помощи переселенцам. Фермеры, учителя, студенты, юристы потянулись к Миссури, дав клятву добиться свободной конституции для Канзаса. В то же время члены «Голубой ложи» уже построили свои бараки в Ливенворсе и Атчисоне, и, когда первый северянин переправился через реку Миссури и объявил, что он против рабовладения, его посадили в лодку и пустили по течению без пищи и весел.
«Сыны Юга» созвали митинг в Уэстпорте, на границе Канзаса, где была принята следующая резолюция: «Общество обязуется мобилизовать своих членов по первому требованию каждого гражданина территории Канзаса для оказания ему помощи и немедленного изгнания всех пришельцев, являющихся туда под покровительством Северного комитета помощи переселенцам».
Газета «Суверенитет Скваттеров», издаваемая в Атчисоне, напечатала в одном из первых номеров декларацию плантаторов: «Мы будем по-прежнему придерживаться закона, установленного большинством: будем вешать, обмазывать дегтем, валять в перьях и топить всякого аболициониста, который осмелится осквернить нашу землю».
В июле 1854 года тридцать сторонников свободных штатов переправились через Миссури. Они были хорошо вооружены и привезли с собой палатки и продовольствие. Поднявшись по реке Канзас, они выбрали громадный покрытый цветами луг и разбили там лагерь. Так было положено основание городу Лоуренсу, вокруг которого суждено было разгореться войне за Канзас.
В августе к новым поселенцам присоединились еще семьдесят хорошо вооруженных северян. Слух о дерзких янки, нарушивших законы территории, взбудоражил всех сторонников рабовладения. Триста пятьдесят «Сынов Юга» на лошадях окружили Лоуренс и потребовали, чтобы новые поселенцы немедленно покинули поселок. На сборы им давалось три часа. Но из Лоуренса послышались звуки американского
рожка — поселенцы готовились обороняться. «Сыны Юга» не ожидали отпора. Увидев, что предстоит сражение и что янки, по-видимому, решили отстаивать свои права с оружием в руках, миссурийцы начали постепенно отступать. К вечеру у нового города уже не было ни одного всадника.Таков был Канзас — та обетованная земля, куда устремились сыновья Джона Брауна в поисках счастья.
«У нас на пятерых всего один револьвер, один охотничий нож, неважная винтовка, маленький карманный пистолет и праща. Нам необходимы: шестизарядный револьвер Кольта, хорошая винтовка и тяжелый охотничий нож. Имея все это, мы сможем управиться даже с теми, кто вооружен пушкой. Мы уверены, что ты достанешь нам оружие. Оно нам здесь нужней, чем хлеб».
Буквы расползались на грязном клочке бумаги, вырванном из блокнота. Джон-младший все аккуратно подсчитывал, как бухгалтер, но это не помешало ему и его братьям тотчас по приезде в Канзас вмешаться в борьбу.
В Северной Эльбе стояла засуха. Земля потрескалась, и у коров пропадало молоко. На пастбищах мычали телята, изнывавшие от зноя. В полях засохшая кукуруза шелестела, как бумага.
Негры сидели у своих хижин, с надеждой глядя на небо — не пошлет ли оно дождя. Но небо было все так же безжалостно сине, и вечером Брауну приходилось утешать своих черных друзей. Ему было не лучше, чем остальным; бобы и фасоль в огороде погибли, гусеницы попортили фруктовые деревья, хлеба не было.
А тут еще эти письма от сыновей.
Они писали о богатейших плантациях рабовладельцев, о рабах, которых по вечерам загоняют, как скот, в хлева, о травле аболиционистов. Браун больше не мог читать своим черным слушателям о великих сражениях былого: прошлое заглушалось настоящим.
Там, в Канзасе, борьба разгоралась все жарче. Лоуренс переходил из рук в руки. С Юга хлынули вооруженные до зубов плантаторы. Дважды назначались выборы и дважды признавались недействительными. На новых землях росли и рабовладельческие и свободные поселения, и между ними непрерывно шла партизанская война.
Джон-младший писал, что его избрали председателем повстанческого комитета, и снова просил достать оружие.
Письма и засуха. Брауну казалось, что все внутри у него пылает, как земля, сжигаемая солнцем.
Негры приходили спрашивать, правда ли, что в Канзасе воюют за них, за их свободу? Они смотрели на Брауна вопрошающими и, как ему казалось, укоризненными глазами.
Мэри Дэй видела его иссохшее лицо и понимала, что он страдает. Больше всего в жизни он ненавидел пустых болтунов, щеголявших одними пышными фразами о свободе и равенстве. Ему казалось, что теперь он уподобился этим болтунам.
Нет, пусть он стар, пусть ему пошел уже шестой десяток, но он не может оставаться в стороне, он должен действовать!
Он собрался быстро. Ни жена, ни дети не удерживали его. Они знали, что это бесполезно. К тому же сыновья сочувствовали отцу: если бы он им позволил, они все отправились бы в Канзас. Но негры Северной Эльбы не могли оставаться без руководства, в доме тоже нужны были мужчины для тяжелой работы. И сыновья, привыкшие с детства беспрекословно подчиняться отцу, остались.
Он взял с собой только самого младшего — Оливера. Мальчик, тонкий, как тростинка, был любимцем матери. Мэри Дэй впервые взглянула на мужа страдальческими глазами.