Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
— Как он думает, социалисты могут помочь?
— Нет. По его мнению, они забыли, что никто не даст им пищи, если они не в состоянии ни производить ее, ни заплатить за нее. Он считает, что коммунисты или лейбористы — сторонники свободной торговли — могут иметь успех только в стране, которая способна сама себя прокормить. Видишь, я все это изучила. И потом все постоянно твердят: «Немезида»!
— Чепуха все это! Куда мы едем, Динни?
— Ты, наверно, с удовольствием пообедаешь у Флер, а поездом в три пятьдесят уедем в Кондафорд.
Наступило молчание, во время которого
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Какой вкусный обед, — заметила Клер, доедая сахар, оставшийся на дне чашки. — Первая еда на суше кажется восхитительной. Когда сядешь на пароход и читаешь меню, — боже мой, чего только тут нет! А потом все сводится к холодной ветчине чуть ли не три раза в день. Ты испытывала это разочарование?
— Еще бы! — ответила Флер. — Хотя кэрри [37] были обычно очень хороши.
— Но не на обратном пути! Я уж это кэрри просто видеть не могу… Как идет конференция «Круглого стола» [38]?
— Понемножку. А что на Цейлоне — интересуются положением дел в Индии?
— Не особенно. А Майкл?
— Мы оба интересуемся.
Брови Клер взлетели с восхитительной внезапностью.
— Но вы же ничего о ней не знаете!
— Я ведь была в Индии, а одно время встречалась со многими студентами-индийцами.
— Ах, студенты! В том-то и беда. Они очень передовые, а народ очень отсталый.
— Если хочешь повидать Кита и Кэт перед тем, как уехать, пойдем наверх, — предложила Динни.
Посетив детские, сестры снова уселись в машину.
— Флер меня поражает, — заметила Клер, — она всегда знает в точности, чего хочет.
— И, как правило, это получает; правда, бывали исключения. Я всегда сомневалась, действительно ли она хотела иметь Майкла своим мужем.
— А что, был неудавшийся роман?
Динни кивнула. Клер посмотрела в окно.
— Ну, не она первая.
Сестра не ответила.
— Теперь в поездах очень свободно, — заметила Динни, когда они уселись в пустом купе третьего класса.
— Знаешь, Динни, после той отчаянной глупости, которую я выкинула, я просто боюсь встречи с папой и мамой. Мне необходимо найти себе работу.
— Да, тебе скоро станет тяжело в Кондафорде.
— Дело не в том. Я хочу доказать, что я не безнадежная дура. Интересно, а может, из меня бы вышел управляющий отелем? Английские отели до сих пор очень старомодны.
— Хорошая мысль. Скучать будет некогда, и ты повидаешь множество всякого народа.
— Ты надо мной смеешься?
— Нет, детка, просто голос здравого смысла: ты никогда не любила хоронить себя заживо.
— А как раздобыть такое место?
— Понятия не имею. Да теперь у людей и денег нет, чтобы путешествовать. Кроме того, я боюсь, что управлять отелем — дело не простое, тут есть еще особая техническая сторона дела, которую нужно изучить.
Хотя тебе может помочь твой титул.— Я бы не хотела пользоваться именем Корвена, лучше просто миссис Клер.
— Понимаю. Тебе не кажется, что мне следовало бы знать обо всем этом немного больше?
Клер ответила не сразу, потом вдруг выпалила:
— Он садист.
— Я никогда не могла хорошенько понять, что это такое, — сказала Динни, взглянув на вспыхнувшее лицо сестры.
— Ну, когда человек ищет сильных ощущений, и они еще сильнее, если он причиняет боль тому человеку, который ему дает эти ощущения. А жена наиболее подходящий объект.
— Да что ты!
— Много было всяких штучек, а мой хлыст для верховой езды — только последняя капля.
— Неужели он тебя… — воскликнула Динни в ужасе.
— Да, да!
Динни подсела к сестре и обняла ее.
— Клер, ты должна от него освободиться!
— А как? Что я могу доказать? Да и кто захочет выставлять напоказ такую мерзость? Ты — единственный человек, которому я в силах об этом сказать.
Динни встала и открыла окно. Теперь ее лицо горело так же, как и лицо сестры. Клер безучастно продолжала:
— Я ушла от него при первой возможности. Но все это между нами. Видишь ли, обыкновенная страсть скоро теряет остроту, а климат у нас там жаркий.
— Господи! — отозвалась Динни и снова села напротив сестры.
— Я сама виновата. Я все время знала, что хожу по краю пропасти, вот и сорвалась.
— Ну, детка, ведь не можешь же ты оставаться в двадцать четыре года и замужем и соломенной вдовой?
— Не вижу, почему: mariage manque [39] очень успокаивает кровь. Все, к чему я теперь стремлюсь, — это достать работу. Я не собираюсь сесть папе на шею. А как он, Динни? Сводит концы с концами?
— Не совсем. Дела только стали поправляться, но эти последние налоги совсем нас погубят. Важно продержаться, не сокращая служащих. Да и все в том же положении. Я всегда чувствовала, что мы с деревней — одно. Или вместе потонем или выплывем, но так или иначе — плыть нужно. Отсюда и мой проект пекарни.
— Если у меня не будет другой работы, могу я взять на себя доставку? Вероятно, старая машина еще цела?
— Можешь помогать, детка, как хочешь. Но ведь сначала надо все наладить. Хорошо, если удастся к январю. А до тех пор еще будут выборы.
— Кто наш кандидат?
— Его зовут Дорнфорд — человек новый, вполне порядочный.
— Ему понадобятся вербовщики голосов?
— Еще бы!
— Отлично! Это — для начала. А что, от национального правительства есть какой-нибудь толк?
— Они говорят о «завершении своей работы». Но каково оно будет, они пока скрывают.
— Как только нужно действительно что-то решить, они никогда не могут договориться. Все это мне непонятно. Но я могу ходить по домам и говорить: «Голосуйте за Дорнфорда»… Как тетя Эм?
— Приезжает завтра. Вдруг вспомнила, что еще не видела малыша. Говорит, что настроена романтически, хочет получить «комнату священника», просит меня последить, чтобы с ней не носились. Словом, все такая же.
— Я часто ее вспоминала. И мне сразу становилось легче!