Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 13

— Улыбается, — заметил привратник.

— Да, такого ничем не проймешь, — сказал старший надзиратель. — Но, как я слышал, он умный человек.

В голосе его звучало возмущение и что-то вроде, удивления, он как будто понял, что это замечание помешало ему оставить за собой последнее слово.

Засунув руки в карманы, освобожденный не торопясь шел по середине тротуара. В этот тусклый октябрьский день улицы были заполнены людьми, спешившими на обед. И всякий, случайно взглянув на этого прохожего, мгновенно отводил глаза, как отдергивают палец от раскаленного утюга…

2

Тюремный священник, собиравшийся провести свой выходной день в городе, увидел на платформе человека в серой шляпе, лицо которого показалось ему знакомым.

— Да, это я, — сказал тот. — Бывший номер двести девяносто девять. Райдер.

Священник удивился.

— А… гм… — начал он, заикаясь. — Вы вышли сегодня, так, кажется? Надеюсь, вы…

— Спасибо…

С грохотом подошел поезд. Священник вошел в купе третьего класса. Бывший № 299 последовал за ним. Священник был крайне удивлен: этот человек как будто и не сидел в тюрьме! А между тем это тот самый заключенный, у которого он в течение двух лет не имел, если: можно так выразиться, никакого успеха и от которого всегда уходил с чувством какой-то неловкости.

Вот он сидит напротив, читает газету, курит сигарету, как равный среди равных. Священник опустил газету и стал смотреть в окно, пытаясь решить, как ему держать себя, но, почувствовав, что за ним наблюдают, уголком глаза взглянул на сидевшего напротив. На лице у того было ясно написано: «Чувствуешь себя неловко, не так, ли? Но ты не беспокойся. Я против тебя ничего не имею. Тебе и так чертовски скверно».

Не подыскав подходящего ответа на этот взгляд, священник сказал:

— Хороший денек. Какая красота вокруг!

Бывший № 299 посмотрел на ландшафт за окном.

Он улыбался, но у него был вид голодного человека, и священник предложил:

— Не хотите ли бутерброд?

— Спасибо.

— Извините, я хочу у вас спросить, — сказал священник через некоторое время, стряхивая крошки с колен. — Что вы намерены теперь делать? Я надеюсь, вы…

Ну что он мог сказать? «Начнете новую жизнь?», «Исправитесь?», «Теперь все у вас пойдет хорошо?». Ничего этого он не мог сказать и взял сигарету, предложенную бывшим № 299. А тот тоже заговорил; он произносил слова медленно, они как бы впервые сходили с языка и с трудом пробивались сквозь табачный дым.

— Эти два года были для меня драгоценны.

— Ага! — сказал священник с надеждой.

— Я чувствую себя великолепно. Настроение священника омрачилось.

— Вы хотите сказать, — начал он, — вы не раскаиваетесь, что вы не… э-э-э…

— Да, им просто нет цены!

Выражение его лица огорчало священника: суровое, холодное и с такой странной улыбкой. Никакого смирения! Ему еще предстоит узнать, что общество не потерпит такого поведения. Нет, не потерпит! И очень скоро ему укажут его место.

— Боюсь, вы скоро убедитесь, — благожелательно начал священник, — что люди ничего не забывают и ничего не прощают. У вас есть семья?

— Жена, сын и дочь.

— Как они вас встретят?

— Этого я не знаю.

— А ваши друзья? Я только хочу вас немного подготовить.

— К счастью, у меня есть средства.

Священник пристально смотрел на него. Какое счастье!.. Или, быть может, несчастье?

— Если бы меня можно было сломить, то ваша тюрьма, конечно, сломила бы меня… Не угодно ли еще сигарету?

— Нет, спасибо.

Священник опечалился. Он всегда утверждал, что с «ними» ничего не поделаешь до тех пор, пока их воля не сломлена. Грустно видеть человека, получившего такой урок и все же оставшегося столь непокорным! Закрывшись газетой, он попытался читать. Но взгляд человека, сидевшего напротив, казалось, проникал сквозь газетный лист, и священнику было очень не по себе. Очень!

II

1

В гостиной маленького домика близ Кью-Гарденс миссис Райдер держала в руках розоватый листок бумаги и смотрела на него так, как если бы это был паук, — при виде пауков она всегда испытывала непреодолимый ужас. Сидевший напротив сын встал, а дочь сразу перестала играть вариации Брамса на музыку Гайдна.

— Он пишет, что сегодня вечером!.. Девушка сняла руки с клавишей.

— Сегодня вечером? А я думала, что это будет через месяц. Отец верен себе: ну хоть бы заранее предупредил.

Сын, светловолосый и румяный юноша с маленькой головой, привычным жестом вынул трубку и начал ее чистить.

— Но почему он не попросил нас встретить его в Лондоне? Должен же он понимать, что нам надо прийти к какому-то соглашению.

Дочь, худенькая брюнетка с густыми, коротко подстриженными волосами, тоже поднялась и стояла, облокотившись на рояль.

— Что же нам делать, мама?

— Пусть Джек пойдет и предупредит Мэйбл и Родерика, чтобы они сегодня не приходили.

— Хорошо, а дальше что, если он останется здесь? Он знает, что я обручен и Берил тоже?

— Кажется, я сообщила ему об этом в последнем письме.

— А что ты решила делать, мама?

— Все это так неожиданно… Я не знаю.

— Это просто неприлично! — резко сказал сын. Дочь подняла упавшую телеграмму.

— «Вокзал Эрлс-Корт, пять часов». Он может войти с минуты на минуту. Джек, поторопись, пожалуйста! Неужели он не догадывается, что здесь никто ничего не знает?

Миссис Райдер отвернулась к камину.

— Ваш отец всегда считался только со своими желаниями.

— Ну, теперь ему придется считаться с другими. Я заставлю его…

— Доктор Райдер, мэм.

У двери, которую закрыла горничная, стоял, улыбаясь, бывший № 299.

— Ну, Берта? — сказал он. — А, Берил! И ты здесь, Джек?

Откликнулась только дочь.

— Ну, отец, ты мог бы известить нас заранее! Бывший № 299 посмотрел по очереди в лицо каждому.

— Никогда не следует предупреждать детей, что им придется проглотить пилюлю. Как вы все поживаете?

— Очень хорошо, спасибо. А ты как?

— Как нельзя лучше. В тюрьме здоровая жизнь!