Джон Локк

Большое недовольство у Керолла вызывало то обстоятельство, что Локк по форме выступает как человек лояльный к учению церкви: «В действительности он утвердил спинозовскую гипотезу, а внушил некоторым читателям веру в то, что он утвердил истину прямо противоположную ей» (цит. по: 69, стр. 145). Противоречия в философии Локка при решении вопроса о возможности мышления материи факт бесспорный. Но достаточно присмотреться к тому, куда ведет Локк, что является лейтмотивом его рассуждений, чтобы понять определяющую роль материалистического устремления английского философа.

В связи с этим особого внимания заслуживает применение Локком категории «субстанция». Необходимо со всей силой подчеркнуть, что в тех случаях, когда рассматривается вопрос о природе души, мышления, он никогда не усматривает в понятии субстанции ключ к решению проблемы об отношении мышления (или души) к материи. И поэтому будет ошибкой считать выражение Локка «идея духовных субстанций» доказательством признания независимой от материи духовной субстанции. Вот что пишет Локк о субстанции по этому поводу: «Если мы соединим и свяжем с субстанцией, о которой не имеем определенной идеи, идеи мышления, хотения или силы вызывать или останавливать телесное движение, то мы получаем идею нематериального духа. Посредством же соединения идей сцепленных плотных частиц и силы быть приведенным в движение, связанной с субстанцией, о которой точно так же не имеем положительной идеи, мы получаем идею материи… Идея субстанции в обоих случаях одинаково неясна или совсем отсутствует, представляя собой лишь предполагаемое „неизвестно что“» (6, т. I, стр. 310). Ни идея нематериального духа, которая включает в себя идею неизвестной субстанции, ни идея духовных субстанций не дают решения вопроса о природе души, мышления.

Одно дело образовать идею нематериального духа или идею духовной субстанции, другое — ответить на вопрос, как относится мышление, душа к материи. Локк заявляет, что последний вопрос «находится за пределами нашего познания» (6, т. I, стр. 529); «бесспорно то, что в нас есть нечто мыслящее… хотя мы должны примириться с незнанием того, к какому роду относится это мыслящее» (6, т. I, стр. 530).

Все изложение вопроса о природе материи и мышления в свете приведенной выше оговорки принимает следующий вид: Локк сличает аргументы «за» и «против» признания духовной субстанции как нематериальной сущности, оговариваясь, что он не может склониться решительно к той или иной точке зрения, состоит ли человек всецело из одной и той же субстанции, материальной или нематериальной, или нет (см. 6, т. I, стр. 344).

Таким образом, на первый взгляд позиция Локка выглядит как выражение одинаковой вероятности того, что духовная субстанция может быть и нематериальной, и материальной. При этом совершенно очевидно, что для Локка указание на наличие двух субстанций — материальной и духовной — это прежде всего способ мысленного выделения двух классов явлений (материальных и духовных), который сам по себе не определяет решение вопроса об отношении материи и сознания. Но весьма характерно, как он сличает аргументы в пользу признания нематериальной субстанции и в защиту тезиса «материя мыслит». Локк показывает, что признание духовной субстанции нематериальной возникло и держится на темноте, отсутствии знаний о природе материи и мышления (см. 6, т. I, стр. 350). Он обращает внимание на то, что если бы глубже познали связь сознания и материи, то, вероятно, признали бы, что мышление неотделимо от материи: «Если бы мы знали, что оно (мыслящее существо. — Г. З.) такое или как оно связано в определенную систему текучих, жизненных духов, или может ли оно или не может выполнять свои функции мышления и памяти вне тела, устроенного подобно нашему, и было ли угодно богу, чтобы такой дух соединялся всегда лишь с таким телом, от надлежащего строения органов которого зависела бы его память, то мы могли бы видеть нелепость некоторых из сделанных мною предположений» (6, т. I, стр. 350).

Локк допускает бессмертие души, но, как отмечает Д. Иолтон, по мнению «Стиллингфлита и других теологов того периода, бессмертие души не может быть принято и доказано до того, как сперва не будет установлена нематериальность души. Читатели Локка не могли понять его утверждения, что нематериальность души не имеет отношения к доктрине бессмертия души», поскольку это был открытый «вызов христианской догме» (69, стр. 152–153). В полемике со Стиллингфлитом Локк не только пишет о том, «что в нас, возможно, мыслит материальная субстанция» (6, т. II, стр. 338), но и развивает с позиций этого допущения концепцию единой материальной субстанции, обладающей различными модификациями (и в том числе выражающей свойство мышления): «…так как общая идея субстанции везде одинакова, то, если ей сообщить модификацию мышления, или способность мышления, она превращается в духовную субстанцию. При этом мы не принимаем во внимание других, присущих ей модификаций, будь то модификация плотности или нет. С другой стороны, субстанция, которой присуща модификация плотности, есть материя, все равно, обладает ли она модификацией мышления или нет» (6, т. II, стр. 339).

Ситуация поиска, выбора и предпочтений, которая была характерна для позиции Локка в вопросе об отношении материи и сознания, давала, конечно, определенные шансы также сторонникам теологической и картезианской концепций нематериальности сознания. Но как последователям материализма, так и его противникам приходилось всерьез задумываться над одним из ключевых тезисов Локка: мы не знаем сейчас (и, возможно, никогда не узнаем), как мыслит материя (или нематериальная субстанция) и мыслит ли она. Это был прежде всего вызов теологии и схоластической, а также картезианской метафизике: научное знание и только научное знание могло бы достоверно решить этот ключевой вопрос миросозерцания. Старую и новую метафизику с их догматизмом и априоризмом такая постановка вопроса лишала привычной (авторитарной и научно не обоснованной) почвы. Локк наносит удары по теологии и картезианскому дуализму с позиций скептицизма: вы, я и вообще никто сейчас не знает достоверно, как и что в нас мыслит. Как же можно настаивать на наличии в нас нематериальной субстанции? Однако Локк оставлял открытым вопрос относительно того, присуще ли мышление самой материи или придано ей богом.

Его колебания в отношении возможности научного решения рассматриваемого вопроса очевидны так же, как то, что он в значительной мере склонялся в пользу материалистического его решения.

Но именно колебания Локка, а зачастую и прямые заявления о непознаваемости природы субстанции послужили основанием для выводов некоторых английских неопозитивистов о том, что локковский «Опыт» — работа не «метафизическая» в позитивистском смысле этого слова, а аналитическая. Для неопозитивистов «метафизика» — синоним всякой, в том числе и материалистической, философской теории о мире в целом, его законах, о способе решения основного вопроса философии. Объявляя такие претензии философии беспочвенными, а проблемы философии «псевдопроблемами», неопозитивизм сводит функции философии к анализу языка науки или обыденного языка. А. Айер в книге «Логика, истина и язык» писал: «Я думаю, может быть показано, что большинство из тех, в отношении кого предполагают, что они являлись великими философами, были, прежде всего, не метафизиками, а аналитиками. Например, я не вижу, как тот, кто будет принимать оценку, которую мы дадим природе философского анализа, а затем обратится к „Опыту о человеческом разуме“ Локка, сможет отказаться от вывода, что „Опыт“ является существенно аналитической работой» (47, стр. 52). Если согласиться с этой оценкой философии Локка, то пришлось бы признать, что ни проблема отношения материи и сознания, ни аргументы в пользу мышления материи не являются для взглядов Локка существенными. В действительности дело обстоит иначе, что признают некоторые позитивисты. Так, Д. Уорнок, представитель лингвистического позитивизма, наиболее модного ныне в Англии философского течения, обвиняет Локка в том, что подлинный анализ философских проблем, который якобы должен состоять только в описании форм обыденной языковой практики, он подменяет неоправданным-де введением терминов языка науки («корпускулы», «частицы», «атомы») (см. 67, стр. 242). Попытка приспособить взгляды Локка к позитивизму или отвергнуть его материализм с позиций того же позитивизма — явление обычное в современной буржуазной философии. Наиболее явственно это обнаруживается при оценке локковской теории познания, к рассмотрению которой мы и переходим.

Глава IV. Сенсуализм Локка: происхождение знаний из ощущений и рефлексии

Проблему происхождения человеческих знаний Локк формулирует как проблему происхождения идей. Там, где нет идей, там нет и знаний. «Если спросят, — пишет он, — когда же человек начинает иметь идеи, то верный ответ, на мой взгляд, будет: „Когда он впервые получает ощущение“. Так как в душе не бывает признака идей до доставления их чувствами, то я понимаю, что идеи в разуме одновременны с ощущением, т. е. с таким впечатлением или движением в какой-нибудь части нашего тела, которое производит в разуме некоторое восприятие. Этими-то впечатлениями, произведенными на наши чувства внешними объектами, впервые, кажется, занимается душа в деятельности, называемой нами „восприятием, воспоминанием, размышлением, рассуждением“ и т. д.» (6, т. I, стр. 140). В исходном пункте, до чувственного соприкосновения с материальным миром, человеческая душа, по Локку, tabula rasa [9] , «белая бумага без всяких знаков и идей» (6, т. I, стр. 128). И поскольку чувственный опыт — источник знаний о материальном мире, постольку теоретико-познавательная позиция Локка — материалистический сенсуализм.

9

Чистая доска (латин.).

Чувственное знание выступает у него в качестве неотъемлемого компонента опыта. В этом смысле сенсуалистическое положение «все знания проистекают из ощущений» вполне согласуется с его положением «все знания приобретаются из опыта»: «Откуда получает она (душа. — Г. З.) весь материал рассуждения и знания? На это я отвечаю одним словом: из опыта. На опыте основывается все наше знание, от него в конце концов оно происходит» (6, т. I, стр. 128). Исходные сенсуалистические и эмпирические установки Локка так же очевидны, как и их материалистический характер. Но принятие исходных гносеологических посылок само по себе ничего не говорит ни о том, какое место они занимают в теоретико-познавательной системе его взглядов, ни об убедительности аргументов, выдвигаемых в защиту этих взглядов, ни о том, какие ограничения он накладывает на свои исходные посылки. Между тем без ответа на эти вопросы нельзя получить представления о своеобразии той исторической формы сенсуализма и эмпиризма, которая была разработана в его философии.

Достоинством локковского сенсуализма является то, что при всей его метафизичности он не вырождается в плоский сенсуализм, выражающийся в представлении, что, коль скоро знания происходят из чувств, ощущений, следовательно, знания = чувствам, ощущениям. Наоборот, Локк предлагает такой путь исследования, в рамках которого можно было бы наметить переход от ощущений к знаниям. «…Вырастая в постоянном внимании к внешним ощущениям, — отмечает он, — люди до наступления более зрелого возраста редко размышляют серьезно о том, что происходит внутри их; а некоторые вообще почти никогда не размышляют» (6, т. I, стр. 131). Самосознание знания как исследование природы и разнообразия функций разума позволяет, согласно Локку, не только показать, что ощущения «богатый источник большинства наших идей, зависящих всецело от наших чувств и через них входящих в разум» (6, т. I, стр. 129), но и выявить другие познавательные способности, развивающиеся по мере обогащения тем материалом знания, который доставляют ощущения.

Стремление исходя из чувственного, опытного отражения материального мира генетически подняться до высших рациональных способностей человеческого знания, показать детерминированность последних чувствами, опытом являлось попыткой реализовать материалистический тезис о знании в целом как знании природы, объективного мира. «Разум, подобно глазу, — подчеркивает Локк, — дает нам возможность видеть и воспринимать все остальные вещи, не воспринимая сам себя: необходимо искусство и труд, чтобы поставить его на некотором отдалении и сделать его своим собственным объектом» (6, т. I, стр. 71). Поэтому наряду с объектами внешнего мира как объектами знания выделяется в качестве особого внутренний объект знания — познавательные способности человека в целом, разум человека. Фокусировку места встречи, синтеза способности чувственного отражения материального мира с другими познавательными способностями Локк осуществляет путем признания наряду с внешним, чувственным опытом, через который поступает исходная информация о внешнем мире, опыта внутреннего, рефлексии. Поэтому «наше наблюдение, направленное или на внешние ощущаемые предметы, или на внутренние действия нашей души, воспринимаемые и рефлектируемые нами самими, доставляет нашему разуму весь материал мышления. Вот два источника знания, откуда происходят все идеи, которые мы имеем или естественным образом можем иметь» (6, т. I, стр. 128).