Джон Рональд Руэл Толкин. Письма

Я пишу книги, которые можно классифицировать как волшебные сказки, не потому, что мне хотелось бы обратиться к детям (каковые в качестве детей, как мне кажется, такого рода литературой не особенно интересуются), но потому, что мне хочется писать именно такие истории и никакие другие.

Я это делаю, поскольку — не сочтите это высокопарщиной, — мне кажется, что мой взгляд на мир легче и естественнее всего выразить именно так. Я не чувствую, чтобы «обычная жизнь» как-то меня подавляла. Поскольку то, что я пишу, похоже, нравится многим взрослым — их количество меня вполне устраивает, — у меня нет необходимости искать спасения в иной и (возможно) менее разборчивой аудитории.

Надеюсь, выражение «взгляд на мир» звучит не слишком торжественно. Никаких дидактических целей я не преследую, равно как и аллегорического смысла не вкладываю. (Я не люблю аллегорию (в точном смысле этого слова: большинство читателей, похоже, путают ее с со смыслом или соотносимостью); но здесь для рассуждений столь долгих не место.) Однако длинное произведение из ничего не создашь; и невозможно перераспределить первичный материал по вторичным схемам, не выразив при этом ни чувств, ни мнений по его поводу…..

Взаимосвязь между «Хоббитом» и его продолжением, сдается мне, следующая. «Хоббит» — первый опыт или введение (по зрелом размышлении вы, наверное, согласитесь, что это — очень подходящий момент для начала рассказа о последующих событиях) в сложное повествование, что зрело у меня в голове на протяжении многих лет. Оно столь очевидно адресовано детям в силу двух причин: на тот момент у меня были свои дети и я привык сочинять для них истории (однодневки); и меня воспитали в убеждении, что существует реальная, особая связь между детьми и волшебными сказками. Или скорее в убеждении, что таково общепринятое мнение моего мира — и издателей. Я сомневался, поскольку убеждение это не согласовывалось с тем, что подсказывал мне личный опыт моего собственного вкуса, а также и наблюдения за детьми (главным образом своими). Но предрассудок был силен.

Думаю, что по «Хоббиту» нетрудно заметить: начинается он с того, что можно назвать более «комичной» манерой, а местами еще более шутливой, и неуклонно движется в сторону тона более серьезного и значительного, более последовательного и историчного….. И все равно я о многом в этой книге жалею…..

Первый вопрос, как мне кажется, в любой дискуссии такого рода, будет следующий: кто такие «Дети»? Вы в своем запросе, как можно предположить, ограничиваетесь (северно-) европейскими детьми? Тогда в каком возрасте между колыбелью и юридическим окончанием несовершеннолетия? С каким уровнем интеллекта? Или литературного таланта и восприимчивости? Не все смышленые дети наделены еще и этими качествами. Детские вкусы и таланты различаются так же сильно, как и у взрослых, — как только дети дорастают до того возраста, когда их самих возможно без труда отличить друг от друга, и, стало быть, становятся объектом всего того, что заслуживает названия литературы. Многим детям в возрасте 14 или даже 12 лет бесполезно предлагать ту макулатуру, что достаточно хороша для многих респектабельных взрослых в два-три раза их старше, но менее одаренных от природы.

Жизнь заметно превосходит наш уровень (за исключением, пожалуй, очень немногих). И нам всем нужна литература, наш уровень превосходящая, — хотя у нас, возможно, не всегда хватает для нее сил. Однако у молодых сил обычно больше. Стало быть, молодость меньше, чем зрелость или Старость нуждается в том, что опущено до ее (предполагаемого) уровня. Но даже в Старости, сдается мне, нас в действительности трогает только то, что по меньшей мере в одном из аспектов или моментов выше нас, выше нашей мерки, хотя бы до того, как мы прочли это и «вобрали в себя». Потому не пишите, подделываясь под Детей или кого бы то ни было. Даже в том, что касается языка. Хотя было бы неплохо, если бы великое благоговение, которого заслуживают дети, облеклось бы в форму воздержания от избитых и тривиальных клише взрослой жизни. Но настоящее, честное слово — это настоящее, честное слово, и познакомиться с ним можно только в правильном контексте. Богатый словарь не приобрести, читая книги, написанные сообразно чьему-либо представлению о словаре определенной возрастной группы. Приходит он через чтение книг, которые тебе не по плечу.

Здесь черновик заканчивается. Ниже приводится письмо, в итоге отосланное Толкином в «Нью стейтсмен» 17 апреля:

Уважаемый мистер Аллен!

Я глубоко сожалею, что для меня не представляется возможным принять участие в предложенном вами симпозиуме. Я только что поправился после перенесенной операции, изрядно запустил работу и теперь вынужден многое наверстывать. На следующей неделе начинается триместр, и до 19 апреля я просто не успею ничего написать.

Искренне Ваш, ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН.

216 Из письма к заместителю секретаря Мадрасского университета 19 августа 1959

Должен поблагодарить вас за честь, что вы мне оказали, назначив меня членом своей экзаменационной комиссии. Могу ли я тем не менее со всем моим уважением намекнуть, что не стоит этого делать, не проконсультировавшись сперва с самим кандидатом? Эту работу я принять не в состоянии. Я крайне загружен иными делами, и в любом случае я ушел на пенсию и не собираюсь впредь иметь никакого отношения ни к преподаванию, ни к экзаменам.

217 Из письма в «Аллен энд Анвин» 11 сентября 1959

Касательно перевода «Властелина Колец» на польский.

Прошу прощения, что по причине домашних неприятностей и неполадок я проигнорировал письмо миссис Скибневской.

Не вижу ни малейшей возможности снабдить ее более или менее подробными комментариями….. В качестве общего руководящего принципа я предпочел бы, чтобы она переводила или меняла имена и названия как можно меньше. Как сама она сознает, это — английская книга, и ее «английскость» искоренять не следует. То, что хоббиты на самом деле говорили на собственном древнем языке, конечно же, псевдоисторическое утверждение, обусловленное самой природой повествования. Я мог бы предоставить или придумать подлинные формы из хоббитского языка для всех имен и названий, что даются на английском, как, например, Бэггинс или Шир, да только смысла в том не вижу. Я лично считаю, что все имена следует оставить как есть. Я бы предпочел, чтобы и названия мест остались нетронутыми, включая Шир. Думается мне, правильно было бы дать в конце список тех имен и названий, что в английском языке являются значимыми, с комментариями или пояснениями по-польски.

218 К Эрику Роджерсу

Ответ на письмо, адресованное «любому профессору английского языка» в Оксфорде; автор письма спрашивал, как правильно говорить: «при этом пострадал ряд офисных стен» или «пострадали ряд офисных стен».

9 октября 1959

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

Уважаемый сэр!

Ваше письмо в итоге попало ко мне, хотя я — не «любой профессор английского языка», поскольку ушел на пенсию. Ответ мой таков: говорите, как хотите. Педантичность велит: поскольку слово «ряд» — существительное единственного числа, глагол тоже должен стоять в единственном числе (пострадал). Здравый смысл подсказывает: поскольку «стены» во множественном числе, а речь идет именно о них, требуется глагол во множественном. Выбирайте сами.

Искренне Ваш, ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН.

219 Из письма в «Аллен энд Анвин» 14 октября 1959

Заводчица кошек из Кембриджа спрашивала, можно ли ей зарегистрировать помет сиамских котят под именами, заимствованными из «Властелина Колец».

Мой единственный комментарий — реплика Пэка насчет смертных{Аллюзия на реплику Пэка, персонажа шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь»: «Lord, what fools these mortals be!» (III.2) (в переводе Т. Щепкиной-Куперник: «Как безумен род людской!»).}. Боюсь, что в моих глазах сиамские кошки — это фауна Мордора, но заводчице об этом сообщать не обязательно.