Джони, о-е! Или назад в СССР-3!

— Да, ладно, тебе. Не объясняй. Раз родилась в Грузии, значит наполовину грузинка. Нормально всё.

Я поднял налитую мне Мишаней рюмку с водкой и приблизил к картонному стаканчику для мороженного. Увидев, одноразовую советскую посуду, я улыбнулся. Светлана восприняла улыбку на свой счёт и тоже улыбнулась.

— Хорошее вино. Французское? А я в Грузии так и не попробовала вина, — с сожалением скривилась она.

— Попробуешь ещё. Какие твои годы?!

Я выпил водку, закусил бутербродом с селёдкой и солёным огурцом.

— Вы бы пошли всё-таки к общему столу, Пьер. Там и место для вас ребята держат поближе к костру. Прохладно тут.

Девушка зябко повела плечами и поправила шерстяной шарф. Начался ноябрь. Температура падала и приближалась к зимней. На университетском термометре с утра я видел ноль градусов. Сейчас на солнышке, наверное, было градусов пять-семь «тепла», а может и десять.

— Я посижу тут, Света, немного. Очень сильно устал. И не переживай за меня. Куртка и штаны у меня зимние. Сама иди грейся.

Я был настойчив и девушка, поджав губы, отошла. Ну почему они любят «заботиться» о мужчинах, а на самом деле, навязывать им свою волю? Ну спроси ты, прежде чем руководить, тепло ли я одет? Хочу ли я суеты? Ведь нашёл же себе место у берёзки, чуть в стороне ото всех, значит не хочу.

В правой ручке кресла-шезлонга в специальном «гнезде» удобно размещался картонный стаканчик с водкой, наполненный на половину, а на левой был прикреплён небольшой «столик», на котором лежали бутерброды. Термос с чаем стоял в таком же «гнезде» слева. Я прищурил глаза и, засыпая, стал проваливаться в плотную вату, заглушающую все звуки.

Мы с ребятами договорились ещё вчера, а сегодня я напомнил что хотел бы отдохнуть на природе и для меня шашлыки и водка — не главное. Поэтому они, видя, что я задремал, не стали будить меня тогда, когда пожарилась первая партия мяса на шампурах.

Поспав часок, я взбодрился, и, совершив небольшой променад в направлении обозначенном для мужчин, а потом сполоснув руки под пластиковой емкостью из под кока-колы, теперь наполненной водой, уселся в гущу ребят, с энтузиазмом поглощавших мясо. Место для меня в виде раскладной брезентово-аллюминиевой табуретки так и «держали».

Укрывши грудь и живот большим полотенцем, я тоже взял шампур и впился зубами в сочную, хорошо прожаренную мякоть.

* * *

[1] The Very Best Of Ella Fitzgerald — https://rutube.ru/video/4cb4b5a0329c77ffc3d4123c27aba318/?r=plwd

Глава 29

Две другие «одинокие» девушки, увидев, как я нежно и аккуратно «отбрил» первых двух, так ко мне в этот день и не приблизились. Они скромно жевали мясо, пили французское вино и лишь изредка поглядывали в мою сторону, вероятно прикидывая в уме варианты вербовочного подхода. Ха-ха… А я, выспавшись, и слопав огромный шампур с мясом, ударился «во все тяжкие». Взяв в руки гитару, я беззастенчиво исполнял песни Сергея Кузнецова: «Белые розы»[1], «Розовый вечер»[2], «Маскарад»[3], «Седая ночь»[4], «Старый лес»[5], «Лето»[6], «Тающий снег»[7], «Медленно уходит осень»[8], «Глупые снежинки»[9], «Вечер холодной зимы»[10], «Что ж ты лето»[11], «Забудь»[12].

Первый состав, уже готовый переключиться на русский репертуар: Тихонов, Семцов, Арбузов и Попков, поддержали меня музыкальным сопровождением. Они уже частично были знакомы с этими песнями, а потому рьяно принялись импровизировать вокруг моего ритма.

В промежутке между «Маскарадом» и «Седой ночью» одна из девушек сказала:

— А я уже слышала эти песни. И «Белые розы» и «Розовый вечер». На плёнке у меня есть. Как-то купила у знакомой цыганки на Арбате. Давно уже. Года три назад.

— И у меня есть, — сказал кто-то.

— И у меня…

Подхватили «слушатели».

— На коробке написано, что какой-то Владивостокский ВИА под управлением Семёнова Е. С., — сказала первая девушка.

— Семёнов Женя, это один мой знакомый мальчишка из Владивостока. Он эти песни пел, но автор не он. Я своим ребятам объяснял, — сказал я улыбнувшись, и мы продолжили радовать молодёжь музыкой и пением. Да и радоваться сами. Хороший был день, хороший вечер и уснул я с хорошим настроением.

Следующую неделю мне пришлось посвятить всевозможным согласованиям проекта компьютеризации Московского государственного университета имени Ломоносова. Также я посетил Моаковский физико-технический институт, куда я тоже планировал завезти штук сто компьютеров «Rainbow», фотолитографический аппарат, модернизированный специалистами того же «Rainbow» до крайней кондиции точности и «мелкости», и облагодетельствовать программой «Autocad» и научить ею пользоваться. Чем, в общем-то и занимался, демонстрируя возможности этой программы. Правдаи тут я отключил свёл возможности использования искусственного интелекта до минимума.

Уже во вторник я читал ознакомительную лекцию на факультете радиотехники и кибернетики в МФТИ по операционным компьютерным системам. Как кто? Да, как простой сотрудник одного засекреченного НИИ. Я надел тяжёлые светозащищённые очки, прилизал свои космы и вполне себе сошёл за советского научного работника.

В пятницу я с Казанского вокзала выехал в город Медногорск, где в Оренбургском доме отдыха нашёл мать автора «моих» песен Сергея Кузнецова Валентину Алексеевну. Она работала директором этого вполне себе симпатичного учреждения. Сергею было сейчас четырнадцать лет. Он работал киномехаником в этом же доме отдыха и почти не учился в школе. Очень сильно отстал по болезни, едва не остался на второй год в шестом классе и учёбу в седьмом почти забросил. А я уже второй час убеждал Валентину Андреевну отдать Сергея мне.

— Да как так, Евгений Семёнович? Какая Серёже Москва? Ему школу закончить надо. Хотя бы восемь классов. И почему Серёжа? Свет на нём клином сошёлся?

— Один отдыхающий, имеющий, между прочим, консерваторское образование, рассказывал, как музицирует ваш сын на вашем рояле, что стоит в зрительном зале за кулисами. У него талант, сказал этот человек, а мы ищем таланты. У нас в Москве новая волна. Образовали музыкальный кружок при МГУ Ломоносова, где собирают музыкально одарённых детей и готовят из них профессиональных артистов.

— При чём тут МГУ Ломоносова? — в очередной раз удивилась Валентина Алексеевна моему очередному повторению моей «легенды». — Где МГУ и где музыка?

— Там есть целый театр, вот на его базе и существует эта студия.

— Ну, не знаю. А где он будет жить?

— В общежитии, — уверенно сообщил я. — Он ведь у вас ещё и сам песни сочиняет. Хорошие песни, говорят.

— Нет, не отдам я сына в чужие руки. Один он у меня. И школу ему надо закончить.

— Не закончит он школу здесь. Некому здесь за ним следить, — наседал я. — А там, под присмотром хорошего педагога и под предлогом получения музыкального образования, ваш сын, глядишь и получит и общее среднее образование, и музыкальное.