Джордж Беркли

В своей субъективно-идеалистической переработке сенсуализма Беркли оставляет позади половинчатость, характеризующую его «Теорию зрения», не делает уступки объективности осязания. Исходя из Локка, он порывает с локковским делением качеств, используя относительностьвосприятия любыхкачеств. «Отчего же не можем мы с таким же правом заключить, что фигура и протяжение не суть отпечатки или подобия качеств, существующих в материи, так как одному и тому же глазу в разных положениях или глазам различного строения в одном и том же положении они являются различными?» (9, стр. 70). Речь идет здесь не об объективной релятивности, а об относительности, обусловленной субъективно. Беркли улавливает и использует здесь действительную слабость метафизического противопоставления первичных качеств вторичным, характерную для созерцательного, механистического материализма. Во-первых, механицизм сводит всю объективную качественную определенность к механическим (первичным) качествам. А во-вторых, «протяжение, фигура и движение,— замечает в противовес механицизму Беркли,— отвлеченные от всех прочих качеств, немыслимы» (9, стр. 68). В действительности они, конечно, мыслимы, но мыслимы лишь в отвлечении от реального качественного многообразия вещей. Механицизм игнорирует тот факт, что любое отражение есть «субъективный образ объективного мира», и отражение первичных качеств также предполагает активное взаимодействие субъекта и объекта восприятия. Но вместо того чтобы прийти отсюда к выводу об объективной основе всех чувственных восприятий, при всей их субъективной относительности, Беркли делает прямо противоположный вывод, ради которого им и предпринята трансформация локковского сенсуализма, задуманная еще до «Теории зрения». Ведь все его замыслы были устремлены к тому, чтобы покончить не с механицизмом, как таковым, а с механицизмом как с единственной в то время формой материализма. Что существует, согласно механицистам, вне и независимо от сознания? Материя, сведенная к протяжению. Вот почему в допущении протяжения вне мышления таится «великая опасность» (8, I, стр. 36), которую следует устранить во что бы то ни стало. Беркли вполне отдает себе отчет в своем коренном расхождении с Локком. С большим уважением отзываясь об этом «великом человеке», он высказывает надежду, что, «если бы он был жив, он не был бы в претензии на то, что я с ним расхожусь... Я ведь следую при этом его совету—применять мое собственное суждение, смотреть моими собственными глазами, а не чужими» (8, I, стр. 84).

По меткому замечанию Фаруки, операция, проделанная Беркли, «была доведением до абсурда эмпиризма Локка» (58, стр. 126).

В самом деле, сначала истолковав вторичные качества как чистую субъективность, затем сведя первичные ко вторичным, Беркли превратил ощущения из основного средства связи субъекта с объектом в некий антиобъект, в субъективную данность, саму превращенную в объект и исключающую реальный объект, как таковой. В результате идеалистической переработки сенсуализма ощущения из того, черезчто осуществляется познание, превратились в то, чтопознается. Это qui pro quo, унаследованное от Беркли эмпириокритиками и неопозитивистами, подметили многие философы. «Чувственно данное не есть объектсознания, — пишет, например, Дюкас,— а содержаниесознания». На основеощущений — не равнозначно обощущениях, замечает Томсон. «Сказать: „водагоряча“ — не значит сказать что-нибудь об ощущениях»(60, стр. 244). Тепло не ощущение, а то, чем обладает огонь, вызывающий определенное ощущение. «Что вы фактически видите?»и «чтовы видите?» не тождественные вопросы, подчеркивает Уорнок (65, стр. 140), подвергающий убедительной критике доводы Беркли. Реально существуют не только бессознательныесвязи одушевленных предметов между собой и с неодушевленными предметами, но и такие связи, как эхо, отражение луча света, соприкасание между собой неодушевленных предметов, т. е. различные формы физического контакта, совершаемые без чувств (слуха, зрения, осязания). Уорнок приходит к обоснованному выводу, что «вся напряженная аргументация Беркли на эту тему является несостоятельной» (65, стр. 156).

В своих философских тетрадях Беркли объявляет себя приверженцем сенсуалистической линии, идущей от Аристотеля и воспринятой схоластами: «Я одобряю эту аксиому схоластов, согласно которой „Nihil est in intellectu quod non prius fuit in sensu“ („Нет ничего в разуме, чего раньше не было в чувствах“), Я хотел бы, чтобы они придерживались ее. Они никогда не пришли бы в этом случае к доктрине об абстрактных идеях» (8, I, стр. 94).

В действительности Беркли уже с самого начала не придерживался одобренной им аксиомы, которая лишь утверждает генетическую первичность чувственных восприятий, но вовсе не отвергает ни достоверности, ни значения, основанного на этих восприятиях рационального познания. Беркли же, абсолютизируя сенсуализм, признает непосредственное чувственное восприятие единственно истинным и достоверным, не допуская никакого иного критерия истины.

Характерно в этом отношении его толкование системы Коперника. Почему истинно учение о движении Земли, не являющееся объектом чувственного восприятия, и ложно докоперниковское представление, соответствующее непосредственному восприятию? Беркли не усматривает в этом превосходства рационального познания над эмпирическим. «Мы здесь, — пишет он,— не воспринимаем никакого движения Земли, но было бы оши бочно из этого заключать, что мы не воспринимали бы ее движения, если бы находились на столь же большом расстоянии от Земли, на каком мы теперь находимся от других планет» (11, стр. 95). Восприятие корректируется здесь не понятием, а другим, возможным, восприятием. Но в таком случае различие сводится к субъективистски трактуемой релятивности, и нет основания предпочесть одно восприятие другому: почему восприятие на дальнем расстоянии истинно, а на ближнем ложно? Утрированный эмпиризм раскрывается как феноменализм, который есть «не что иное, как следствие или, вернее, оборотная сторона его эмпиризма» (53, стр. 265).

* * *

Упрекая своих противников, как справа, так и слева, в гипостазировании абстрактных понятий, сам Беркли гипостазирует ощущения.

Ощущение, отождествляемое им с качеством, выступает у Беркли под коварным названием «идея»: «Чувственные объекты, будучи вещами непосредственно воспринимаемыми, иначе называются идеями» (8, I, стр. 256). «Идея» в этом смысле является центральным понятием всего его учения. Благодаря такой терминологии «качество» сразу, бездоказательно приобретает у него субъективное содержание. «У Беркли,— замечает по этому поводу Аллер,— было неадекватное толкование значения „качества“.

Возможно, это единственная причина его заблуждения» (26, стр. 240). Качество для Беркли — «идея», элемент чувственности, а не свойство вещи. Назвав качество «идеей», он сразу становится на идеалистическую почву. «Что идеи необходимо связаны с духом — это ключевая аксиома Беркли» (58, стр. 88). «Было бы глупым отрицать, что использование Беркли термина „идея“ прокладывает путь к идеализму» (26, стр. 236).

«Идея» первична. «Вещь» не что иное, как сочетание, комплекс «идей», co-наличных в духе «качеств». «Вещь», таким образом, вторична. Не качества предполагают обладающую ими вещь, а, наоборот, «вещь» не более как совокупность качеств, «идей». «В обыденной речи наше знание предполагает не одни лишь чувственные качества; оно предполагает также вещи, обладающие этими качествами» (60, стр. 241). Беркли порывает с этим обыденным словоупотреблением. «Видеть вещи» для него — метафора. Видеть можно цвета, фигуры, величины и т. д. «Вещей» видеть нельзя. Общепринятое нераздельное двуединство качеств и вещи аннулируется. «Его гамбит, как говорится, состоял в том, чтобы сокрушить дихотомию: идея — вещь» (26, стр. 239). Вещь разлагается без остатка на идеи. Коль скоро «вещь» — комплекс ощущений, формула «качества принадлежат вещам» приобретает смысл: «качества принадлежат сознанию» (60, стр. 241), ощущающему. В понятии «идея» ощущаемое и ощущающее сливаются. Поскольку в эмпирической действительности вопреки Беркли первично не ощущение, а восприятие, аналитически расчленяемое рассудком, все его рассуждение, направленное на вытеснение «вещи» восприятием, покоится на метафизической абстракции«ощущения».

* * *

Идеалистически препарированные номинализм и сенсуализм вплотную подводят Беркли к цели — на ближние подступы к материалистической крепости.

Нет более отвлеченного, более абстрактного (а потому менее оправданного) понятия, чем бытие как таковое, чем понятие носителя качеств как чего-то отличного от самих качеств как субстанции. «Общая идея сущего представляется мне наиболее отвлеченною и непонятною из всех идей»,— заявляет Беркли (9, стр. 72). В этом вопросе он решительно расходится с Локком, который признавал абстрактную идею существования и допускал понятие субстанции.

К этому номиналистическому антисубстанционализму Беркли присоединяет сенсуалистические аргументы. Если вещь не более чем коллекция «идей», она не предполагает ничего сверх чувственных качеств, никакого особого их обладателя, субстрата. «Скажи, пожалуйста, посредством какого же из своих чувств ты знакомишься с этой вещью?» (11, стр. 41). А раз ни одно из наших чувств не знакомит нас с нею, нам ничего о ней неизвестно и не может быть известно. Если существование не качество, а нечто отличное от качеств, мы ничего о нем не знаем, «ни что, ни как».

Учение Беркли о вещах как сочетаниях идей несовместимо с субъективно-предикативным строем наших логических суждений, которого, разумеется, постоянно придерживается и Беркли и который сложился и принял непреложные формы грамматического выражения в силу многовекового принуждения реальной действительности, требующей освоения ее в категориях вещей и свойств, вещей и отношений. Уорнок, возражая против берклианской аргументации, правильно отмечает, что «никакое грамматическое высказывание не может состоять из одних сказуемых» (65, стр. 106). Он не договаривает, однако, что такая грамматическая структура не конвенциональна, а логически непреложна, и непреложность эта не априорна, а приобретена в течение тысячелетий освоения мира человеческим рассудком. Таким образом, можно сказать, что каждоепредложение, высказанное Беркли, опровергает то, в пользу чего он высказывается.

К тому же метафизическое противопоставление Беркли качеств вещности, акциденций субстанции, как чувственно данного невоспринимаемому, совершенно неоправданно. Не существует, конечно, вещи без качеств, субстанции, лишенной акциденций, но в равной мере не существует и обратного. Метафизическое построение восприятий из отдельных ощущений противоречит действительной первичности восприятий по отношению к ощущениям. Восприятие же есть чувственное восприятиевещности, а не коллекции ощущений. «Если я переживаю восприятие, то я не умозаключаю осуществовании предмета, а воспринимаюего...» (15, стр. 143). Таким образом, и субстанциональность является вопреки Беркли не непричастным к эмпирическому познанию измышлением, порождением ложного умозаключения, а формой восприятия, неотделимой от восприятия самих качеств, хотя и отличной от них. Качества не могут быть восприняты иначе, как качества вещей, подобно тому как вещи, субстраты, субстанции не могут быть восприняты иначе, как в их качественной определенности. Вместе с тем «субстанция», противопоставляемая «качествам», в такой же степени является результатом рационального анализа восприятия, как и «качество» или «ощущения», противопоставляемые «субстанции».

Но номиналистически-сенсуалистическая атака на субстанцию как «нечто никогда не имевшее существования, даже воображаемого» (9, стр. 86), направлена против понятия субстанции, «если оно употребляется в философском смысле как носитель акциденций или качеств вне духа»(9, стр. 86, курсив мой.— Б. Б.), т. е. против материальнойсубстанции, против материи.В этом суть дела. В этом — назначение всех предшествующих гносеологических построений Беркли. Упразднить материю — такова задача, с самого начала поставленная Беркли, к решению которой были направлены все его усилия. Нет материи — нет материализма. А материализм — это для Беркли Карфаген, который должен быть разрушен во что бы то ни стало.