Джунгли мегаполиса

– Сам.

– И быстро?

– Достаточно. Тремя пальцами на каждой руке. Правда, не в слепую, но, всё же, лист за двадцать минут – укладываюсь.

– И ты что же, прямо с головы на машинку придумываешь? – вмешался в разговор Лев.

– Да нет, сначала на черновике пишу, в тетрадках.

– У-у-у, это долго, – покачал головой Алексей Петрович. – Сначала нацарапай, а потом перепечатай. Вон, я как-то статью читал про Маркеса, бразильского писателя.

– Это не тот, что «Сто лет одиночества» написал? Габриэль Гарсиа Маркес.

– Ага, он самый. Так вот, он книжки свои пишет на компьютере, и в редакцию отсылает на дискете. Там только в издательский комплекс остаётся заложить, и он сразу начинает книги штамповать. Вот это здорово!

– Ну-у, нам до такого лет сто ещё надо жить! – отмахнулся от него Лев. – Давай, лучше, выпьем!

Он потянулся к бутылке, но она уже была пуста.

– Да, если бы у меня был компьютер, то я бы уже столько написал, – мечтательно и наивно произнёс Гладышев. – Знаешь, сколько у меня в голове всяких историй и задумок? На десять томов хватило бы.

Его, однако, уже никто не слушал. Присутствующие заметили, что пить больше нечего, и всё их внимание было приковано теперь только лишь к этой проблеме.

– Пойдёмте в нашу столовую, – предложил, наконец, Лев Васильевич своим гостям. – Там сегодня вино привозили в трёхлитровых банках. Правда, оно мутное, сука, как компот, вот его никто и не берёт. А нам оно как раз будет добавить. Ты посидишь здесь?

Он тронул Гладышева за коленку и, пьяно пошатываясь, поднялся.

– Посижу, – отозвался тот.

– Вот и хорошо. А мы сейчас быстро. Туда и обратно. На, кури! – он пододвинул ему пачку сигарет, сам пролез мимо его стула, обтирая стену, и через минуту Гладышев остался один.

Время тянулось мучительно медленно. Он обдумывал произошедший разговор и понимал всё отчётливее, что его иллюзии развеиваются, как утренний туман.

Первый удар по его надеждам был сделан ещё тогда, когда полгода назад он впервые попал сюда, в это большое столичное издательство, надеясь, что его необъятные мощности позволят и его труду обрести своё место под солнцем. Тогда, ещё слишком наивный, он сразу направился с толстой папкой своего романа к главному редактору издательства, но тот ничего вразумительного ему не сказал и отправил по общей стезе – в отдел писем и рукописей.

Было ещё довольно рано. Гладышев не знал, что творческие работники любят припоздниться. И рабочий день у них начинается часов с десяти-одиннадцати, а потому примчался в издательство в семь часов утра, что называется, ни свет – ни заря.

Отдел писем был закрыт дольше остальных кабинетов. По соседству обитал какой-то коренастый, бородатый мужик, всем своим видом напоминавший почему-то Гладышеву лесоруба. Он часто выходил в коридор, мотался в другие кабинеты и всё косился в сторону Гладышева, одиноко маячившего между закрытых дверей, а потом не выдержал и поинтересовался:

– Что там у тебя?

– Да вот, рукопись принёс, – Гладышеву говорить с ним не хотелось.

– Ну-ка, покажи. Да покажи, покажи. Не съем!

Гладышев неохотно извлёк из сумки толстую папку.

– Ух ты, – изумился бородатый. – Здоровая. Это что здесь такое?

– Роман, – смущённо ответил Гладышев.

– Элдин Халь Сурро Гат, – прочёл бородатый на титульном листе. – Перевод что ли?

– Да нет, – смутился Гладышев. – Это мой псевдоним…

– А-а-а, – протянул бородатый. – Ну зачем же ты так? Какая у тебя фамилия?

– Гладышев.

– Вот и всё, – бородатый прошёл в свой кабинет, положил пухлую папку на стол, извлёк откуда-то ручку, зачеркнул «Элдин Халь Сурро Гат» и написал «Гладышев».

– Звать-то как?

– Дмитрий Иванович.

– Во-о, Дмитрий Иванович, – дописал бородатый его имя. – Года через два, глядишь, напечатают.

– Через два года? – изумился Гладышев.

– Да, а что? Впрочем, может и больше, но меньше – вряд ли.

«Но через два года начнётся другое тысячелетие! – захотелось крикнуть Гладышеву, но он слишком хорошо осознавал, что его слова не возымеют никакого действия. – А я хотел стать знаменитым в этом… Может быть, его и не будет, следующего тысячелетия».

Бородатый, видимо заметил, что его слова расстроили автора. Он несколько раз подбросил увесистую папку на руке, как бы взвешивая, и, то ли в оправдание себе, то ли в упрёк собеседнику, умудрившемуся в такие годы накатать столь толстый романище, заметил:

– Между прочим, молодой человек, поменьше писать надо. Покороче. Покороче.

Его слова возымели своё действие. Гладышев посмотрел на своё творение в явном смущении, думая, что, действительно, не следовало бы так всё рассусоливать.

– Про что роман-то? – поинтересовался бородатый.

– Про жизнь, – пожал неловко плечами Гладышев. Он теперь и сам был не рад, что ввязался в этот разговор.

Как бы удивился этот бородатый, если бы узнал, что эта толстая папка – всего лишь первая книга огромного романа, и что замысел его столь огромен и фантастичен, что подвластен, казалось бы, не безусому юнцу, а седовласому, умудрённому старцу.

– «АдМинистрАТор», – прочитал заглавие бородатый. – Это что, специально так буквы выделены или опечатка?

– Специально.

– Мистика, что ли?

– Не совсем.

– Ну, если так, то напечатают. Года два подождёшь?

Гладышев ничего не ответил и лишь спросил:

– А рукописи кто принимает?

– А вот, женщина в соседнем кабинете. Её сейчас нет. Да ты оставь папку мне, я её отдам ей.

Гладышев почему-то подчинился, хотя не испытывал никакого доверия к бородатому. Уже когда он был за несколько кварталов от издательства, им овладело серьёзное, неотвязное беспокойство. Ему вдруг стало страшно, что рукопись его пропадёт, сгинет куда-то в недрах издательства, и он потом не сможет даже доказать, что вообще приносил её туда, потому что об этом должна свидетельствовать какая-то регистрационная запись.

Пробродив в беспокойстве и раздумьях до пяти часов вечера по улицам Москвы, он всё-таки вернулся в издательство.

Бородатый не обманул его. Рукопись романа действительно уже лежала в отделе рукописей и писем. Женщина средних лет, сидевшая за столом, заваленным бумагами, при включенном настольном светильнике усадила его напротив себя и стала беседовать с ним.

Речь её показалась Гладышеву вполне учтивой и даже доброжелательной, что производило впечатление его собственной значимости: он автор! Но вместе с тем до него вновь мало-помалу доходило, что всё не так просто.