Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
– Что же дальше?
– Вот почему, ваше высочество, мои родители пошли на все жертвы, которые только были в их власти, чтобы помочь брату, а меня решили отдать в монастырь кармелиток в Субиако.
– А что вы на это им говорили?
– Ничего, ваше высочество. С ранней юности передо мной вставало это будущее, как необходимость. У меня не было ни власти, ни желания что-либо изменить. Меня и не спрашивали, кстати сказать; мне приказывали – я повиновалась.
– Однако…
– Ваше высочество! В Риме девочки могут иметь свои желания, но они бессильны что-либо сделать. Мы любим мир, не зная его, так же как проклятые любят рай
Итак, наступил тот день, когда меня должны были отдать в послушницы. К тому времени отец собрал пятьсот римских экю – взнос для поступления в монастырь, – и мы отправились в Субиако.
От Рима до Субиако около девяти миль. Но горные дороги почти непроходимы: за пять часов мы проехали едва ли треть пути. Впрочем, несмотря на дорожные тяготы, путешествие мне очень нравилось. Я улыбалась, словно последней своей радости. Всю дорогу я неслышно прощалась с деревьями, кустами, камнями, даже с прошлогодней травой. Как знать, будет ли в монастыре трава, найду ли я там камни, кусты и деревья?
И вдруг мои мечтания были прерваны. Когда мы проезжали среди обрушившихся скал, поросших невысокими деревьями, карета внезапно остановилась. До меня донесся крик матери, отец схватился за пистолеты. Я спустилась с небес на землю: на нас напали разбойники!
– Бедное дитя! – воскликнула принцесса, захваченная рассказом молодой женщины.
– Не знаю, как вам объяснить, ваше высочество… Я не очень испугалась, потому что эти люди остановили нас, чтобы отобрать деньги, а деньги предназначались для взноса при поступлении в монастырь. Если бы их не стало, мое поступление в обитель было бы отложено на то время, пока отец не собрал бы этой суммы еще раз. А я знала, какого труда и сколько времени стоило ему собрать их.
Однако, поделив добычу, разбойники нас не отпустили, они набросились на меня. Когда я увидела, как пытается защищать меня отец, когда я увидела слезы умолявшей их матери, я поняла, что мне угрожает неведомое мне несчастье. Я стала умолять о пощаде из вполне естественного чувства, охватывающего нас и заставляющего звать на помощь. Я прекрасно понимала, что зову напрасно, что никто не услышит меня в этом глухом месте.
Не обращая внимания на мои вопли, слезы моей матери, усилия моего отца, разбойники связали мне за спиной руки. Меня жгли их отвратительные взгляды, я поняла их намерения, потому что от ужаса прозрела. Вынув из кармана кости, они стали бросать их на расстеленный на земле носовой платок.
Больше всего меня напугало то, что в их гнусной игре не было ставки.
Пока кости переходили из рук в руки, я поняла, что они разыгрывают меня, и содрогнулась.
Один из них торжествующе взревел, другие стали браниться, скрежеща зубами. Тот, что выиграл, поднялся, бросился ко мне, схватил меня и прижался губами к моим губам.
Если бы меня жгли каленым железом, я не смогла бы закричать отчаяннее, чем тогда.
– Смерть, лучше смерть, Господи, дай мне умереть! – закричала я. Моя мать каталась по земле,
отец упал без памяти.Я надеялась только на то, что один из проигравших в приступе бешенства пырнет меня ножом: все они сжимали в руках ножи.
Я ждала удара, как избавления, я надеялась и умоляла о нем.
Неожиданно на тропинке появился всадник.
Он что-то шепнул часовому, тот пропустил его, обменявшись с ним условным знаком.
Это был человек среднего роста, приятной наружности, У него был решительный взгляд; он невозмутимо продвигался вперед тем же неторопливым шагом.
Поравнявшись со мной, он остановился.
Схватив меня, разбойник пытался увлечь меня за собой, однако он обернулся по первому же сигналу этого господина: тот свистнул в рукоятку хлыста.
Разбойник меня выпустил, и я упала наземь.
– Пойди сюда, – проговорил незнакомец.
Разбойник колебался. Незнакомец, согнув под углом руку, приставил два раздвинутых пальца к его груди. Разбойник приблизился к незнакомцу, словно этот знак был приказом всемогущего повелителя.
Незнакомец наклонился к его уху и тихо произнес:
– Мак.
Он не сказал больше ни слова, я в этом уверена, ведь я следила за ним, как следят взглядом за готовым вонзиться ножом; я слушала так, будто от этого зависели моя жизнь или смерть.
– Бенак, – ответил бандит.
Он взревел, словно укрощенный лев, подошел ко мне, развязал мне руки, потом освободил мою мать и отца.
– Так как вы уже успели поделить добычу, пусть каждый из вас подойдет к этому камню и положит деньги. И чтобы ни один из пятисот экю не пропал!
Тем временем я пришла в себя в объятиях родителей.
– А теперь ступайте! – приказал незнакомец разбойникам.
Бандиты повиновались и все до единого скрылись в лесу.
– Лоренца Фелициани! – окинув меня своим нечеловеческим взглядом, обратился ко мне незнакомец. – Можешь продолжать путь, ты свободна.
Отец и мать поблагодарили незнакомца, который знал меня, но которого не знали мы. Родители уселись в карету, я последовала за ними, но будто против воли: неведомая непреодолимая сила словно влекла меня к моему спасителю.
Он неподвижно стоял на прежнем месте, точно продолжая нас защищать.
Я смотрела на него до тех пор, пока не потеряла его из виду, но и после этого я еще некоторое время ощущала стеснение в груди.
Спустя два часа мы были в Субиако.
– Кто же был этот необыкновенный человек? – спросила принцесса Луиза, взволнованная безыскусным рассказом.
– Соблаговолите выслушать, что было дальше, ваше высочество, – отвечала Лоренца, – увы, это еще не все.
– Я вас слушаю, – проговорила принцесса Луиза. Молодая женщина продолжала:
– Мы прибыли в Субиако через два часа после этого происшествия.
Всю дорогу мы обсуждали странного спасителя, явившегося столь неожиданно, таинственно, словно это был Божий посланник.
Отец, более, чем я, догадливый, предположил, что он – глава шайки, орудовавшей в окрестностях Рима небольшими группами. Эти группы иногда выходят из подчинения, тогда верховный руководитель приезжает с проверкой и, будучи наделен полной властью, вознаграждает, наказывает и делит добычу.
Несмотря на то, что я не могла соперничать с отцом в опыте, я подчинялась своему внутреннему голосу, я находилась под влиянием чувства признательности, я не верила, не могла поверить, что этот человек – разбойник.