Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1.
Шрифт:
– Г-г-господин п-п-полковник! – капитан Денисов совершенно бледен и заикается, что раньше за ним не замечалось. – С-с-срочно т-т-требуется в-в-ваше п-п-присутствие!
– Неужто самого Нельсона поймали?
Офицер шутку не поддержал и отвёл взгляд:
– Х-х-хуже…
Опираясь на плечо неизвестно каким образом оказавшегося тут старшего унтер-офицера Кулькина, Александр Христофорович встал, чуть покачнулся, удерживая равновесие, и решительно последовал к выходу:
– Показывайте.
Его повели на небольшой пригорок, где у свежевырытой
– Вот.
У невысокого, склонного к полноте конногвардеца отсутствовало лицо – жуткая рана от сабельного удара, а поверх неё сплошной пороховой ожог, исказивший черты до неузнаваемости. Но сердце дрогнуло, опознав знакомое…
– Задело взрывом уже после смерти, – заметил капитан.
– Вижу, – глухо ответил Бенкендорф и, опустившись на колени перед телом, поправил у него на груди простреленную в нескольких местах ленту. – Здравствуй, Константин…
– Это точно он?
– Он, – Александр Христофорович перекрестился и закрыл глаза. – Вот это кольцо на руке… его когда-то подарила моя сестра.
– Но зачем?
– Зачем подарила?
– Нет, – Денисов присел рядом. – Зачем он это сделал?
– Видите ли, Сергей Николаевич, – полковник замолчал, выбирая слова. – Впрочем…
– Понимаю, не моё дело, – капитан попытался подняться, но был остановлен за руку.
– Не понимаете. Просто он… он тяжело переживал холодность, даже разрыв в отношениях с отцом, случившийся после неудачного покушения. И вот итог. Захотел доказать, что представляет из себя не только носителя великокняжеского титула, но и человека, офицера, продолжателя славных отцовских дел.
– Я сочувствую, Александр Христофорович, – негромко произнёс Денисов. – Вы были дружны с детства?
– Почти. После смерти матушки, мои сёстры воспитывались под опекой Марии Фёдоровны. Но сочувствие нужно не мне – ей. Какой-то злой рок преследует государя – потерять в течении полугода двух сыновей и старшую дочь… Боюсь, это слишком сильный удар.
Бенкендорф оборвал себя на полуслове, поймав на крамольной мысли – предыдущие потери и испытания лишь улучшили характер Павла Петровича, почти полностью уничтожив скверные черты, и усугубив положительные. Что станется в этот раз? Только одному Господу ведомо.
– Прикажите продолжить похороны, Сергей Николаевич, а я здесь побуду. Идите же, капитан!
Целик совпал с мушкой, задержка дыхания, палец выбирает свободный ход спускового крючка… выстрел! Отдача сильно толкает в плечо, и внизу, на набережной, падает в воду размахивающий шпагой шведский офицер.
– Ты бы поосторожнее, батюшка, – неодобрительно покачал головой Тучков, выпуская пулю точно в грудь вражескому барабанщику.
Отец Николай, пригибаясь, перебежал к другому окну, выстрелил, и вжался спиной в простенок. На припорошенном пылью от
отбитой штукатурки лице промелькнула улыбка:– А ты за меня не беспокойся, – священник заглянул в патронную сумку, висевшую на ремне поверх рясы. – Моя жизнь Господом отмерена, и только ему ведома. Чем причитать, лучше бы зарядами поделился.
Капитан развёл руками – у самого, мол, кот наплакал.
– Это плохо, – вздохнул батюшка и опять заглянул в сумку. – Совсем плохо.
Бывшие штрафники, а ныне красногвардейцы, держали оборону в доме тайного советника Брюховицкого, не пуская неприятеля к Михайловскому замку, где кроме штаба генерала от инфантерии Кутузова, находились малолетние дети императора Павла Петровича. Двадцать четыре винтовки, двадцать четыре шпаги, две тысячи четыреста патронов нового образца… Много или мало?
Наступающие по набережной Фонтанки шведы с тупым северным упрямством выстелили мостовую трупами в три слоя, не считая упавших в реку, но лезли и лезли вперёд под губительным огнём, не считаясь с потерями. Поначалу шли с барабанами и развёрнутым знаменем, даже умудрились притащить две пушки… Они сейчас так и стояли в полном одиночестве, потому что любые попытки артиллеристов подойти к орудиям пресекались безжалостно. А может и не артиллеристов, по всем предположениям те давно должны были закончиться.
– Отче, ты не знаешь, в какой губернии у нас Сталинград?
– Нет, а что?
– Михайло Илларионович давеча поминал. Героически, говорил, обороняли.
– От кого?
– От немцев.
– Значит во времена Мономаха или Александра Невского дело было – сейчас такого города вроде нету.
– Скорее всего, – согласился Тучков и резко обернулся, наставив винтовку в сторону скрипнувшей двери.
– Свои! – донеслось оттуда.
– Сергей Викторович? – капитан опознал голос адъютанта генерала Кутузова.
– Да кто же ещё? – появившийся с осторожностью прапорщик Акимов с опаской глянул на направленный ствол. – Как вы тут?
– Пока держимся, потерь нет. Патроны привезли?
– И их тоже.
– Ещё что?
– Сейчас затащат.
Поднявшиеся вслед за прапорщиком солдаты, одетые ещё в старое, теперь кажущееся страшно неудобным и смешным обмундирование, поставили на пол несколько покрытых обычной дерюгой корзин. В них что-то знакомо звякнуло, и Тучков заинтересованно протянул руку:
– Очень правильное решение. В глотке пересохло давным-давно.
Красногвардейцы прекратили стрельбу из окон, благо противник откатился назад, и по одному потянулись на возглас командира, оставив двух человек наблюдать за набережной.
– Вынужден вас огорчить, господа, – Акимов мимолётно улыбнулся. – Распитие шампанского откладывается до полной победы.
Переждав разочарованный гул, продолжил:
– Хотя, думаю, Иван Петрович немало посмеётся, узнав, что блистательные гвардейцы приняли его изобретение за пошлый дар виноградной лозы. Берите выше, талант графа Кулибина – дар Божий!