Еда и патроны. Тетралогия

Ефим шутку не оценил, и огромный кулак врезался точно в смотровую щель, заставив острослова отскочить назад, повинуясь инстинкту самосохранения.

– Тихо, тихо, – раздалось уже на некотором отдалении. – Не балуй. Чего устраиваешь тут?

Автоматчики на соседних вышках, посмеиваясь, наблюдали за спектаклем, разнообразящим их суровые трудовые будни.

– Сука, я ведь насру сейчас на все твои подвязки и шею-то цыплячью сломаю! – пробасил Ефим, разглядывая обидчика в прорезь.

– Ладно, хорош тут… Отойди от двери, открою сейчас. Учти, у меня автомат.

Конвоир молча отступил на два шага, и калитка открылась.

– Проходи, – буркнул тощий мужичишка в бушлате не по размеру и отскочил в сторону, держа наготове АКСУ.

– Главный где? – срываясь на рычание, спросил Ефим.

– У себя он. Иди давай, здесь нельзя стоять.

– Я с тобой поговорю еще, – потряс Ефим пальцем в сторону мужичишки и тычком ствола направил Стаса вперед по коридору из столбов, соединенных рядами колючки.

Следующая калитка открылась быстро и даже без стука. Видимо, перепалка у ворот всем была достаточно хорошо слышна. Троица вошла в здание, миновала серо-зеленый обшарпанный коридор, свернула направо и замедлила ход возле двери с табличкой «Администрация».

– Стоять. – На плечо подконвойного легла рука и, небрежным движением придав необходимое ускорение, направила его прямо в руки тюремному начальству.

– Что за?.. – Мужик в зеленом камуфляже вскочил из-за стола, расплескав чай, и уставился на влетевшего в комнату Стаса.

Два конвоира нарисовались следом, чем сразу внесли ясность в картину.

– Принимай постояльца, – без лишних вступлений перешел к делу Ефим.

– Кто это? – раздраженно спросил мужик, стряхивая чай со штанов и кивая на Стаса.

– Бродяга один. Передержать нужно пару дней. Буров распорядился.

– Да? Распорядился? – Мужик отлепил мокрую штанину от ноги и обмахивал ее ладонью, пытаясь просушить. – А куда мне сажать его, он не уточнял? Все камеры забиты.

– Уточнял, – невозмутимо парировал Ефим. – В одиночку.

– Ну ни хрена себе! Может быть, стол мой на улицу вынесем?! Я там работать буду, а здесь одиночку организуем для гастролеров всяких.

– Ладно, – на полном серьезе ответил Ефим и кивнул своему напарнику в сторону стола. – Бери справа, а я слева.

– Стойте! – Мужик оперся руками о нежно любимый предмет интерьера своего рабочего кабинета и возмущенно вытаращил глаза. – Сдурели, что ли? Давайте его в общую запрем. Пару дней – ничего страшного, сидя поспит.

Стас хотел было возразить, но его опередил Ефим:

– У меня четкие указания от Бурова, чтоб задержанный ни с кем из заключенных не общался. Понятно?

– Понятно, понятно. – Главный задумался, почесывая коротко стриженный затылок. – Слушай, а давай его к смертнику подсадим.

Стас остолбенел, не веря собственным ушам.

– Ты ебанулся, что ли? – логично предположил Ефим.

– А что? – мужик не сдавался. – Уж с кем общаться завсегда можно, так это со смертником. Его через недельку казнить должны. Это же все равно что в пустой одиночке. А? Да ты не переживай, – поспешил мужик успокоить, уловив озабоченное выражение гвардейского лица. – Он смирный, к тому же с дырой в плече. Ничего твоему гастролеру не будет.

– Ну, в принципе…

– Вот и отлично. – Мужик резво подскочил к Ефиму и пожал его лапищу аж двумя руками. – Как оформить-то?

– Напиши – «Стас. Временно задержанный в интересах следствия».

– Ясненько. – Мужик схватил телефонную трубку и крутанул рычаг. – Андрюша, зайди-ка ко мне с Сашкой вместе.

В дверях появились два человека в потрепанном зеленом камуфляже.

– Разместите клиента в пятую камеру.

Тюремщики вопросительно переглянулись.

– В пятую, в пятую, родной, – подтвердил хозяин кабинета. – Давай поживее.

Стасу тут же заломили руки и потащили к двери.

– Это произвол, бля, полнейший! Я обо всем Бурову сообщу! – решил он высказать напоследок свое веское мнение, за что незамедлительно получил коленом в печень и, ловя ртом воздух, повис на руках надзирателей.

Глава 11

Носы ботинок, армированные стальными набойками, волочились по бетонному полу, высекая искры на неровностях стыков, там, где один коридор переходил в другой, а тот – в следующий; бились со звоном о ржавое железо лестниц, спускаясь все ниже и ниже; цеплялись за дверные коробки решеток, перегораживающих коридор, и переваливались через них, снова встречаясь с холодным шершавым бетоном, пока наконец не остановились напротив металлической двери, измазанной грязно-зеленой краской со взбухшей пузырями коррозии вокруг многочисленных клепок и сварных швов. Задвижка смотровой щели с мерзким лязгом, выворачивающим душу, отошла в сторону.

– Эй, падаль! Спишь что ли? Подъем, бля! Рожей к стене, грабли в гору!

За дверью послышались возня и скрип.

– Так и стой, пока не скажу!

Взвизгнул от натуги ключ, проворачивая внутренности массивного замка. Запели свою скорбную песнь дверные петли. В лицо дохнуло влажностью, запахом плесени и давно не выносящейся параши.

Стас почувствовал, как давление сзади на руки ослабло, распрямился, насколько смог, взглянул в темноту дверного проема и тут же влетел туда, схлопотав хорошо поставленный удар ногой в спину. Стальная набойка еще раз лязгнула, зацепив порог, и тело вновь прибывшего задержанного в интересах следствия грациозно растянулось на грязном, липком полу камеры смертников.

Дверь с грохотом захлопнулась, каленые стержни замка легли в пазы, жестко разделив мир надвое – тот, что снаружи, и тот, что здесь, в каменном мешке три на три метра. И этот новый мир Стасу совсем не нравился, главным образом потому, что он был обитаем.

Силуэт второго постояльца, едва различимый в тусклом свете, падающем из крошечного оконца под потолком, оторвался от стены и опустил руки. Стас поднялся с пола, сделал два шага назад, уперся спиной в холодную кирпичную кладку и замер.

– Ты кто? – спросил он и сам удивился, насколько нелепо прозвучал этот простейший вопрос.

Незнакомец медленно повернулся, и луч заходящего солнца, скользнувший под капюшон, отразился двумя желтыми огоньками, вспыхнувшими, словно поминальные свечи. Два человека молча смотрели друг на друга, каждый из своего угла тюремной камеры, и ждали, не решаясь предпринять что-либо.

Землистые тонкие губы на иссохшем лице дрогнули и плавно растянулись в улыбке. Он узнал. Узнал и Стас. В два прыжка подскочив к Коллекционеру, он выхватил из кармана карандаш и приставил его отточенный конец к горлу ухмыляющегося охотника за головами. Тот даже не шевельнулся, только улыбка стала еще шире, открыв ряд неровных желтоватых зубов с хорошо заметными острыми клыками.