Эдельвейс
Шрифт:
Потом снова никто не откликался.
Долго-долго никто не откликался.
Клаус уже хотел начать все сначала, как вдруг с той стороны послышалось, – Клаус, это ты? Я Игорь Тетов, помнишь меня?
– Игорь? – вскрикнул Клаус, – Игорь Тетов? Альпинист?
– Да, – ответили горы…
Два командира.
Русский и немецкий – перекрикивались в ночи, и почти две сотни солдат – русских и немецких, внимательно прислушивались к этому диалогу, понимая, что от диалога этого напрямую зависят их судьбы. И жизнь тех ребят, что висели теперь на страховочных концах, зажатые
И они договорились.
Договорились, что завтра после рассвета – до десяти ноль-ноль никто не будет стрелять. Ни та, ни другая сторона.
Перемирие до десяти ноль-ноль…
За это время они вытащат всех.
Каждый своих.
– Как там твоя Рая? – крикнул Клаус.
– Не надо об этом, – ответил Игорь, – если война кончится и живы останемся, потом договорим… ….
А ночью, где то около четырех часов утра что-то сильнейшим образом ухнуло!
Клаус сперва подумал, что это русские нарушили перемирие…
Ухнуло как то очень уж громко и раскатисто.
Но не так, когда взрывается снаряд или мина.
Грохот скорее носил характер какого-то природного явления.
И только когда рассвело, Клаус и все его парни увидали, что часть ледника сползла в пропасть и рухнула вниз.
Примерно сто метров на тридцать.
Такой громадный кусок ледника.
– Понимаете, герр оберлейтенант, – жарко шептал возбужденный Хайнрици, – этот ледник весь висит на волоске и стоит его немного дестабилизировать, он весь сползет вниз, увлекая всех на нем находящихся.
Теперь это понимал и Клаус.
Ледник, вернее часть ледника в виде некоего языка, нависала над пропастью, в виде огромного застывшего ледяного оползня.
Если заложить заряды выше возле скал, то язык непременно сам сползет и в виде гигантского ледяного оползня – рухнет вниз.
Если заложить заряды.
А они ведь у них есть!
– Герр оберлейтенант! Мы должны сделать это! – в глазах Хайнрици светились бешеные огоньки. …
– Тетов, Тетов этого тебе могут не простить, – предостерег товарища старшина Лазаренко, – знаешь, Леселидзе и Бекетов из меня давили-давили чтоб я на тебя наговорил, но то ведь я, а случись на кого послабее надавят, так и под трибунал подведут!
А Тетов и сам не дурак – понимал, что по лезвию ходит.
Но такая у них нынче жизнь.
В горах по веревочке ходить, а в политической своей биографии – фигурально – по ниточке… По ниточке, по лезвию.
– Не боишься, Тетов?
– А чего бояться, Лазаренко? – ответил Тетов, – парней из расщелин доставать надо!
– Сам понимаю что надо, но переговоры с врагом, за это не погладят…
Помолчали.
– А что за Раю он тебя спрашивал, немец этот? – поинтересовался Лазаренко.
– Да были мы в тридцать девятом здесь на Кавказе на альпинистских сборах по путевке ЦК комсомола – я, да девушка одна спортсменка из Москвы.
– А немцы эти?
– А их прислали что ли для дружбы! Помнишь ведь перед войной этот пакт о ненападении, да и все такое…
Они не спали.
Разговаривали – два командира. Старлей Тетов и старшина Лазаренко.
В Красной
рабоче-крестьянской Армии нет такого классового чинопочитания, как в немецкой. Здесь офицер со старшиною запросто на ты…– Ну и как девушка эта? – спросил Лазаренко.
Заполночь хотелось чего-нибудь лирического.
И вдруг ухнуло.
Ухнуло так, что все под ногами задрожало-затряслось.
– Что это? – озабоченно спросил Лазаренко.
– Я думаю, это ледник в пропасть сползает и частями отваливается, – сказал Тетов.
И добавил, – рассветет и увидим. …
Перед взрывом Клаус кричал на ту сторону.
– Игорь, уходи и уводи своих людей!
Но Игорь не откликался.
Возможно, Игорь Тетов тоже достиг критической точки в своих политических страхах.
Человек ведь не безграничен в своей прочности и твердости.
А может…
А может он уже и не слышал, что кричал ему Клаус фон Линде. ….
Ледник, толщею до ста метров и площадью по поверхности триста метров на сто – пополз и с оглушительным треском стал ломаться, падая, низвергаясь вниз, поднимая огромные столбы снежной пыли, увлекая за собой всё…
И увлекая за собой всю сотню бойцов Игоря Тетова.
Отошедшие на триста метров назад, на казавшийся им устойчивым плоский уступ, егеря оберлейтенанта фон Линде с молчаливым ужасом наблюдали за инициированным ими катаклизмом.
Через десять минут, когда шум камнепада окончательно стих, Линде махнул Хайнрици рукою, чтобы тот следовал за ним.
– Мы сделали это, – сказал Клаус, – теперь путь открыт, мы должны идти.
И вдруг…
И вдруг сперва легкий неуверенный толчок под ногами.
Ледник сдвинулся.
Та часть ледяного языка, на которой были они, тоже двинулся в свой путь к обрыву.
Со страшным хлопком лопалась ледяная толща.
Огромные трещины разверзаясь под ногами егерей, поглощали их в своих ледяных недрах и в облаках ледяной крошки увлекали все это месиво из глыб льда – туда – вниз, вниз в ледяную могилу.
В вечную ледяную могилу, откуда нет и не может быть пути назад.
В солнечную красивую страну с веселым названием – Бавария. … ….
Эпилог:
– Альпинизм, товарищи, это система знаний, это я бы даже сказал наука, о способах передвижения и главное о способах выживания человека в условиях высокогорья.
Инструктор слегка смутился из за того, что одна из девушек – эта чернявенькая девушка из московской группы горных туристов – Рита Вайнштейн, тихохонько, но вполне отчетливо хихикнула, когда он начал свой спич.
– Что то не понятно? – Инструктор вскинул брови, – или я слишком сложно изъясняюсь?
– Нет, нет, – как бы извиняясь, и мгновенно краснея засуетилась со своими объяснениями эта смешливая москвичка, – просто вы сказали "товарищи", а теперь так нигде уже не говорят.
– Извините, я уж по привычке, – проговорил инструктор прижимая руку к сердцу, – я никого не хотел обидеть, и если вам теперь всем хочется быть по-современному господами, то еще раз извините.
Было утро четырнадцатого августа две тысячи пятого года…