Эдгар По. Сумрачный гений

В отличие от Джейн Стэнард в новой любви — во внешнем облике избранницы и ее поведении — не было ничего рокового, таинственного и загадочного. Напротив, насколько можно судить по сохранившемуся изображению, она была вполне заурядна, хотя и весьма миловидна. Г. Аллен, которого всё восторгало в поэте, не преминул восхититься и его новой возлюбленной: «В ту пору ей только что минуло пятнадцать лет. Природа наделила ее изящной стройной фигуркой, большими черными глазами, красивым ртом и длинными темно-каштановыми волосами. Все, вместе взятое, произвело на По неотразимое впечатление». Звали ее Сара Эльмира Ройстер, но ее родственники, друзья и знакомые предпочитали называть ее не по первому, а по второму имени — Эльмира. Это имя нравилось и Э. По. Она жила по соседству с юным поэтом — напротив дома, который занимало семейство Аллан до переезда в собственный особняк.

Познакомились и сблизились они, судя по всему, в начале 1824 года [40] — в дни болезни и смерти «Елены» (миссис Стэнард). Не сразу юный поэт разглядел очарование юной прелестницы — другая владела его думами. Была ли тому виной какая-то особая красота девушки, или ее способность сопереживать (известно, что вместе с Эльмирой он неоднократно навещал могилу «Елены»), или просто время (и возраст) «взяли свое», но теперь уже новое чувство охватило юного поэта. Поначалу они встречались в городском саду Ричмонда (дом Ройстеров, как и прежнее жилище Алланов, примыкал к нему) [41] . Вскоре юноша был принят и в доме Ройстеров — рассказывают о том, как юный поэт пел (?) и играл на флейте (?), а Эльмира аккомпанировала ему на фортепиано. Несомненно, встречались они в других местах. Об этом говорит хотя бы тот, уже упоминавшийся факт, что молодые люди вместе (и неоднократно) навещали могилу миссис Стэнард.

40

Некоторые исследователи утверждают, что знакомство произошло раньше — летом или осенью 1823 года.

41

«Дом Ройстеров, — пишет Г. Аллен, — был хорошо виден из окна комнаты, которую занимал Эдгар. Пользуясь этим, влюбленные имели обыкновение подавать друг другу знаки взмахами платка. Эдгар — из окна, а Эльмира — стоя на верхней площадке лестницы, поднимавшейся в дом со двора. Как, должно быть, трепетали их юные сердца, когда они обменивались этими бессловесными посланиями!» Насколько эти слова соответствуют действительности, судить трудно, но то, что отношения (по крайней мере со стороны поэта) были весьма романтичны, едва ли подлежит сомнению.

Сохранился карандашный портрет мисс Ройстер. Его нарисовал юный поэт, скорее всего, в 1825 году. Каким-то чудом он уцелел, и через много лет дошел до нас не только как пример несомненного художественного дарования По, но и как бесценное свидетельство его отношения к юной особе. Если По не польстил своей возлюбленной, приукрасив ее образ, то она действительно была красива — юной, застенчивой, еще не расцветшей девичьей красотой.

Неизвестна реакция близких нашего героя на его отношения с мисс Ройстер. Что касается родителей молодой особы, то поначалу они вполне благосклонно взирали на визиты пасынка уважаемого коммерсанта и не препятствовали общению молодых людей. Но затем, видимо, что-то переменилось. Возможно, слишком явными стали взаимная симпатия и знаки ухаживания со стороны юного По, слишком заметной и однозначной реакция предмета обожания. Скорее всего состоялась и беседа отца девушки с опекуном нашего героя (о ней говорят многие биографы поэта), в ходе которой выяснились весьма туманные перспективы По как наследника и, следовательно, как жениха и возможного мужа. К середине 1825 года мисс Ройстер и «мастер Аллан» уже не могли встречаться явно — приходилось делать это тайком, прибегать к уловкам и ухищрениям. Как сие обстоятельство влияло на девушку — бог весть! — а вот что касается нашего героя, то это обстоятельство, конечно, не могло не распалить его еще сильнее. В том числе и поэтическое воображение. Г. Аллен в своей книге приводит следующие поэтические строки:

В тебе обрел все то я, К чему стремиться мог: Храм, ключ с водой живою, Зеленый островок, Где только моим был каждый Чудесный плод и цветок… Все дни тобою полны, А ночью мчат мечты Меня в тот край безмолвный, Где в легкой пляске ты К реке, чьи вечны волны, Нисходишь с высоты. [42]

42

Перевод Ю. Корнеева.

Биограф утверждает, что они посвящены ричмондской любви поэта и написаны тогда же. Едва ли это соответствует действительности: первая редакция стихотворения датируется 1831 годом (и, конечно, стихотворение имеет другого адресата), а последняя — 1849-м. Известно, что эту — последнюю — По действительно посвятил Эльмире, тогда уже зрелой, недавно овдовевшей женщине. Он вновь ухаживал за ней. И, возможно, новая встреча всколыхнула прежние чувства. Но это была уже другая Эльмира, да и поэт был другим. А тогда, в юности, — это хорошо известно, — он, конечно, посвящал ей стихи. Но судить о них мы не можем — они не сохранились. Часть утрачена по неизвестным причинам. Другая часть оказалась в письмах юного поэта возлюбленной. Их (и письма) ему вернули в 1827 году — накануне бракосочетания Эльмиры. Видимо, тогда же они были уничтожены самим Эдгаром По.

В марте 1825 года в судьбе юноши произошли разительные перемены. Связаны они были не с делами душевными (отношения с Эльмирой развивались), а с его собственным ближайшим будущим. Его забрали из школы и вверили заботам специально нанятых учителей тотчас же, как было оглашено завещание покойного Гэльта: чтобы подготовиться к учебе в университете, полагал опекун, необходимы специальные наставники. Не погрешим против истины, заявив, что грядущее студенчество пасынка направлялось прежде всего волей мистера Аллана, а не желаниями его супруги или самого будущего студента. Почти неожиданно превратившись в одного из богатейших людей штата, торговец торопился подтвердить свой новый статус.

Интересно, а как сам Эдгар воспринял эту грядущую — поистине чудесную — трансформацию собственной судьбы? Никаких собственных признаний поэта, равно как и свидетельств современников не сохранилось. Тем не менее можно предположить, что воспринято это было с восторгом. И не только потому, что молодой человек любил учиться и знания ему давались легко. Но еще и потому, что он был честолюбив. В этом — при всей несхожести со своим опекуном — они были близки. И грядущее студенчество, конечно, тешило его самолюбие. Ведь в Америке начала XIX века в университетах учились немногие.

Эти полтора года, что отделяли его от университетской жизни, оказались очень важными для социального развития поэта. Свалившееся богатство открыло перед Алланами двери всех аристократических домов Ричмонда и заставило их изменить привычный стиль жизни, сделало существование более открытым. Хотя это и несло большие траты, теперь, по южному обычаю тех времен, они часто приглашали гостей, устраивали приемы и сами откликались на приглашения — посещали балы, светские рауты, дни рождения, другие праздники.

Трудно сказать, как вся эта светская суета воспринималась главой семейства. Скорее всего как человеку деловому — докучала, но как человека тщеславного радовала и льстила самолюбию. Естественно, принимали и пасынка. В отличие от опекуна юный По находил в светской жизни удовольствия. Его радовали ритуалы, радушные улыбки и беседы «ни о чем», были приятны те уважение (пусть формальное) и внимание, которые оказывали ему — совсем еще молодому человеку. Все это было очень важно. Едва ли он сам осознавал это, но вовлеченность в светскую жизнь поднимала самооценку, формировала характер и активно социализировала: очень скоро совершенно естественным образом юноша усвоил манеру говорить и держаться как истинный джентльмен-южанин. Эти навыки остались с ним на всю жизнь — не случайно все, кто впоследствии его видел, знал и наблюдал, отмечали пресловутое «джентльменство» поэта.

А как же любовь? Активная светская жизнь молодого поэта не препятствовала развивавшимся отношениям. Скорее, напротив — помогала. Ведь Эдгар и Эльмира могли видеться — и виделись! — на балах, приемах и раутах. Могли танцевать, общаться, обмениваться записками, назначать свидания. И, безусловно, делали это. Так что любовь росла и чувства углублялись. Видимо, и решающее объяснение между ними произошло не без воздействия указанных обстоятельств. Скорее всего оно случилось накануне (или незадолго) до отъезда По в университет. По понятным причинам его обстоятельства и детали, конечно, неизвестны. Но мы знаем, что Эльмира обещала ждать и дала согласие выйти за него замуж. Этот общий договор влюбленные сохранили в тайне — учитывая отношение родителей девушки к Эдгару. Он поклялся ей в вечной любви и обещал писать.

Увы, как часто мы бываем не властны над обстоятельствами! Особенно когда они управляются намеренно злой чужой волей!

Эдгар сдержал обещание: он писал своей возлюбленной. Но она не получала его писем. И поэтому не отвечала. Сердце ее было разбито… Она вышла замуж за другого. Но это случилось уже позднее.

А пока договор был в силе. Они искренне любили друг друга, когда могли — встречались, писали письма…

Последнее письмо от Эдгара Эльмира получила накануне отъезда возлюбленного в Шарлоттсвилл, где ему предстояло учиться в университете. Вероятно, всплакнула, окропив слезами его строки. И приготовилась ждать следующего. Но… ни одного письма она больше не получила…