Единственная для темного эльфа 3

При этом, никакого страха, исходящего от нее, я не почувствовал. Разумное опасение — да, но внутри она оставалась спокойной и к чему-то готовой. Что задумала эта авантюристка? Главное, чтобы шорс еще не выскочил…

Толпа ожидаемо растерялась. Видеть хрупкую человеческую девушку, ищущую защиты у дроу от своих же… нонсенс. Повисло даже некоторое молчание. Ая же, не теряя времени, сделала вид, будто бы прячется за меня, на что я едва не выдал улыбку. Однако, как не странно, театр одного актера запустил новую реакцию среди жителей селения.

— Блаженная, поди?.. — прищурившись, спросил с подозрением некий старик у приятеля.

— Иди сюда, глупая! К кому жмешься-то, бо не видишь? — это уже женский голос.

Замечание неприятно задело. Мне всегда было все равно до чьих-то высказываний, плевать было и на отношение окружающих к моему народу, однако именно сейчас я четко осознал, что не хочу, чтобы об этом знала она. Отторжение в ее глазах я видеть не хочу…

— Я боюсь вас, — проговорила малышка, вложив эти слова больше серьезности, чем во все свои действия. Я бы без сомнений поверил в это, не зная, что творится на самом деле у нее в душе.

Ее признание вызвало волну эмоций. Кто-то ужаснулся, кто-то восхитился тем, как ловко я запутал мозги девчонке, кто-то растерялся, а кто-то остался молча следить за поведением Аи, не делая публичных заявлений. Однако Ая не собиралась на этом останавливаться:

— Чего вы от нас хотите? — она запнулась, и я не понял, специально или нет. Лишь руку чуть назад отвел, вполне искренне оберегая ее, пытаясь завести за спину. Только ведь с другой стороны вынырнула… — Зачем пришли?.. Вы всегда так встречаете безоружных?

— Дроу сам оружие! — эмоционально не согласились с ней, впервые с чем я оказался согласен.

— Отойди от него, девка! Куда только родители смотрят?!

— Он — моя семья! — внезапно вспыхнула Ая, и чувства внутри нее всколыхнулись, как искрами взбрызнувший костер, а внутри меня на это что-то неумолимо дрогнуло. — И в этом мире никогда не было никого, кто относился бы ко мне лучше, чем он.

Ощущая ее искреннее возмущение и обиду… за меня, чувствуя щемящую нежность к этой девочке, не стал противиться порыву — не делая резких движений, чтобы не провоцировать толпу, развернулся к ним боком, чтобы беспрепятственно взять сокровище свое на руки. Она же немедля обвила мою шею руками, обиженно на весь мир спрятав лицо где-то там же.

— Мы уйдем уже завтра, — предупредил селян, глаз не сводя от той, что назвала меня семьей. — Вам нечего бояться, но и нас прошу не трогать. Свою жену я буду защищать.

И лишь на последних словах поднял на замолчавших людей взгляд. Малышка на груди дышать перестала, а я, поразившись собственной наглости, называя ее так, развернулся, чтобы внести ее в дом, и веря, что нас уже никто не побеспокоит.

67. JONY — Комета

67. JONY — Комета

Лишь дождавшись, когда притихшая в недоумении толпа разойдется, только тогда опустил свое улыбающееся чудо на ноги. Отойти не позволил, запястье тонкое рукой зацепив, а пальцем — погладив его нежную кожу.

— Семья? — переспросил с легкой улыбкой, но тайной надеждой.

Она могла так сказать лишь для усиления и так произведенного эффекта, но я не почувствовал неискренности в словах. Осознание этого откликнулось в моей груди еще большим трепетом.

— Жена? — в тон мне повторила она, наклонив голову и игриво изогнув бровку. Однако мучить меня не стала, сразу же отринув наигранность: — Да, Фаль. Ты моя семья. Пусть ты ничего не помнишь, зато все помню я. Для меня ничего не менялось.

Всего пару шагов от меня успела сделать, как вслух произнес вполне серьезно:

— Может, убить жреца? — Ая замерла, но не обернулась. — Со смертью наложившего заклятье может рассеяться. Я хочу помнить, Ая. Каждую минуту. Я бы не думал об этом, будь это воспоминания о ком-либо другом, но в недрах моего сознания спит время, проведенное с тобой.

Сделал шаг, приблизившись к своей девочке, на плечи ее ладони опустил, борясь с желанием зайти куда дальше поцелуев, что она мне уже некоторое время дарит. Однако я помню о ее ране.

— Хочу знать, как нам было хорошо, — прошептал на ушко, талию ее руками оплетая и прижимая к себе. — Хочу знать, почему тянул и не сделал тебя всецело своей раньше.

— Ты как-то говорил, — спустя недолгую паузу заговорила Ая, оборачиваясь в моих объятиях ко мне лицом. — Что во время войны спас ребенка и передал тем, кто о нем позаботился бы. Гер сказал, что вырастил малыша, которого ему отдали в те времена. Мне кажется, этот ребенок и есть Саверий, Фаль, если ты, конечно, не увлекался спасением младенцев в свободное время.

Давно забытая история, времена, пропитанные кровью и болью, отозвались в воспоминаниях запахом гари и разложения тел. Полторы сотни лет назад закончившаяся война для многих ныне живущих еще недалекое прошлое. Однако то, о чем напомнила Ая, действительно было. Я помню странное дитя в доме, наполненном дымом, аура которого уже тогда впечатляла магической мощью.

— Не думаю, что это хорошая идея, — она нежно улыбнулась, возвращая себе мое внимание. — Но есть еще кое-что. Однажды нам с тобой довелось общаться с божеством… — малышка запнулась, но постаралась продолжить, как ни в чем не бывало: — В общем, так получилось, что ты спас его дитя. Думаю, это объясняет выдающиеся таланты Саверия.

— Разве это возможно? — сказал и сразу осекся, ведь девочка в моих руках — моя же ксани. Что может быть удивительнее? Если только и это как-то между собой не связано… Убивать жреца перехотелось. Понимая это, вздохнул, привлекая свою пару обратно к груди. — Наверно, ты права. Но я бы слишком многое сейчас отдал, чтобы вернуть утерянные воспоминания.

Малышка улыбнулась, награждая теплотой своих объятий, а я губами прижался к ее макушке, счастье свое боясь спугнуть:

— Я люблю тебя, — прошептал, встречая ее улыбающееся подставленное для поцелуя лицо. — Ты мое все, Ая.

Ответом мне стал счастливый блеск в глазах и теплая обволакивающая волна взаимных чувств. Удивительно, как отрадно чувствовать ее эмоции, колебания настроения и мысли, что она специально проецирует. Пусть щиты и не убрала, но для меня их немного приоткрыла, чтобы позволить улавливать эмоции — эту единственную способность она попросила оставить, когда отдавалась мне под печати.

Девочка нежно обвила мою шею, прежде чем встать на цыпочки, чтобы дотянуться до моих губ. Не сдержав широкой улыбки, не стал упрощать ей жизнь, однако все же поддался и, неожиданно для нее, рывком поднял малышку, позволяя ей ногами обвить мой торс. Ее чистый смех стал для меня лучшей музыкой мира.