Единственная женщина на свете

– И как успехи? – Славка малость расслабился.

– Никак. Их просто нет. Я уже начинаю думать, что Миши тоже нет. Никто из девчонок слыхом о нем не слыхивал.

– Я думал, женщины не прочь поговорить о своих парнях.

– Я тоже так думала. О тебе я всем разболтала сразу. Милка оказалась куда сдержаннее.

– У нее была причина держать язык за зубами, разве нет? Именно поэтому никто о Мише и не знает.

– С Берсеньевым никому из подруг тоже не удалось свести знакомство. Конечно, он крутой бизнесмен, но ты еще круче, однако за пару месяцев перезнакомился со всеми моими подругами.

– Это потому, что ты остро нуждаешься в их обществе.

– Если честно, не особенно.

– Нет бы ответить: когда ты рядом, мне никто не нужен.

– Это ты сказал или я?

– Господи, – фыркнул Славка, – и почему я до сих пор не послал тебя к черту?

– Вот и я думаю: почему? – Вышло излишне серьезно, и я поспешила широко улыбнуться.

На следующий день я наконец-то дозвонилась до Веры, Милкиной подруги, с которой они вместе работали у Берсеньева.

– Слушай, у меня вечером встреча, – заныла она. – О чем ты поговорить хотела?

– О Милке, естественно. Пытаюсь своим умом дойти, кому она перешла дорогу. Вот и пристаю к людям с вопросами. Толку от этого ноль, но на душе как-то спокойнее.

– Понятно, – вздохнула Верка. Девкой она была доброй и теперь наверняка прикидывала, как со мной поговорить и не угробить на это вечер. – Знаешь что, приезжай в офис. Я сейчас кабинет ни с кем не делю, поговорим спокойно, кофейку попьем. А вечером правда не могу, с мужиком познакомилась в выходные, сегодня наконец позвонил… – Весело хихикая, она поведала мне историю знакомства, а я вдруг подумала: жизнь продолжается. Без обиды за погибшую подругу, просто подумала, и все.

Вера просила зайти ближе к обеду, и я отправилась в офис Берсеньева пешком. По дороге заглянула в магазин, примерила блузку и туфли, в общем, тянула время. Вышла на улицу, сделала пару шагов и ошалело замерла. Из ресторана напротив вышел Стас. Оглянулся, достал из кармана пиджака темные очки и направился к припаркованному неподалеку джипу. Машина была с питерскими номерами, но вовсе не та, на которой он приезжал сюда несколько месяцев назад.

Я попятилась, чтобы он меня не увидел, не сводя глаз с его машины. Уезжать он не спешил, окно со стороны водителя опустилось, Стас курил, судя по всему, кого-то ждал. «Может быть, Настю? – подумала я. – Какого черта он вернулся? Ведь знает, как это опасно. Он должен уладить дела с наследством… Давно он здесь?» Эти мысли вихрем кружились в голове, а в груди пекло и было больно, и я вдруг почувствовала себя беспомощной, а еще жалкой, как чувствовала себя всегда, думая о нем. Черный «Опель», объехав джип Стаса, аккуратно встал перед ним. Из машины показался мужчина лет сорока, коренастый, среднего роста, в джинсах и ветровке. Стас вышел ему навстречу, мужчины пожали друг другу руки, с проезжей части переместились на тротуар. Стас стоял, сунув руки в карманы брюк, вздернув подбородок и глядя куда-то перед собой, а не на собеседника, мужчина торопливо ему что-то рассказывал, жестикулируя и то и дело кивая головой. Не похоже, что нервничает, скорее торопится поделиться новостями, или объясняет что-то. Стас склонил голову, вроде бы разглядывая асфальт под ногами, потом повернулся, произнес несколько слов, мужчина развел руками, подумал и кивнул. Стас вновь заговорил, мужчина внимательно слушал. На встречу старых друзей это не походило. Может, потому, что выглядели они прямой противоположностью друг другу. Стас высокий, широкоплечий, в дорогом костюме, с гордо вскинутым подбородком, глаза скрыты очками. Красивое лицо. Красивое, когда не видишь глаз. Женщины, проходя мимо, оборачивались, чтобы взглянуть на него еще раз. Рядом с ним собеседник выглядел серой мышкой. Наконец мужчины вновь пожали друг другу руки и разошлись по машинам. Джип рванул с места и через полминуты исчез за поворотом. А я почувствовала настоятельную потребность сесть, а еще лучше выпить.

Забрела в кафе, которое было в торговом центре, и заказала рюмку водки. Сидела за столом и пялилась на нее. Стас здесь, совсем рядом…

Когда-то он был охранником моего мужа. Наш роман с Вадимом продолжался недолго, но закончился свадьбой. Отправляясь под венец, я не удосужилась поинтересоваться, как мой муж зарабатывает деньги. Открытие не пришлось мне по душе, еще меньше оно понравилось родителям. По их мнению, Вадим был с законом не в ладах, что подкреплялось досье на восемнадцати страницах. Так что хотелось мне или нет, а считаться с ним пришлось. Будь я умнее, быстренько бы развелась, упорхнув под крыло родителей, но возникла проблема: Стас. Он жил в нашем доме и очень скоро стал моим любовником. Как и положено среднестатистической дуре, я мечтала соединить с ним свою судьбу. Вадим виделся единственной помехой на пути к нашему счастью, и Стас предложил его убить. Поначалу я решила, что он шутит. Но мозги мне он вправил быстро, и уговаривать долго меня не пришлось. Я сделала то, что сделала, оправдывая себя тем, что другого выхода нет. Вранье. Выход всегда есть. Но в тот момент я считала иначе. Я-то думала, что Стасу нужна я, оказалось – деньги. Миллион долларов США, с которыми он покинул этот город, оставив мне бельевую веревку – верное средство от угрызений совести. И несчастной любви. Веревкой я не воспользовалась, духа не хватило. Или помешала здравая мысль, что один грех не искупить другим. И я попробовала жить без него. Не скажу, что хорошо получалось, но кое-как справлялась. Пока несколько месяцев назад судьба вновь не свела нас – преуспевающего бизнесмена из Питера с молодой женой и меня, дворничиху с разбитым сердцем. Ничего хорошего из этого, само собой, не вышло. Я вляпалась в очередную историю, где вновь фигурировал труп, а Стасу с женой пришлось спешно покинуть город. Отец Насти погиб, она стала богатой наследницей, а наследство пригляда требует. Вот Стас, должно быть, и вернулся, решив, что три месяца – достаточный срок, чтобы страсти поутихли. Напрасная надежда. В городе был человек, для которого поквитаться с ним было навязчивой идеей. Вряд ли он успокоится и за куда больший срок. Человек этот – Дмитрий Ломакин, Димка – сын Вадима. После гибели отца он, по слухам, занял его место. Ко мне у него тоже были существенные претензии, что не удивительно [2] . Однако после того, как Стас с Настей покинули город, Димка никак себя не проявлял. Ни звонков с угрозами, ни звероватого вида парней под окнами. Может, ждал чего-то, а может, я казалась ему существом незначительным. Заводной игрушкой, которая пляшет по хлопку хозяина. Славка принял самое деятельное участие в той истории и предложил мне на некоторое время уехать за границу, но я отказалась. Может, не очень-то боялась чужой мести, а может, потому, что решила – у Димки есть на это право.

2

Подробно об этом читайте в романе Татьяны Поляковой «И буду век ему верна?», издательство «Эксмо».

Рюмка так и осталась нетронутой, а я вдруг поняла, что верчу в руках мобильный. Номер Стаса я помнила наизусть, если он его не сменил, конечно. Позвонить? Зачем? Телефон притягивал взгляд, манил, как бесценное сокровище. Я резко поднялась и направилась к выходу, оставив его на столе рядом с нетронутой рюмкой.

Верка подняла взгляд от монитора компьютера и весело подмигнула:

– Привет.

– Как дела? Удалось совершить что-нибудь путное во славу российского бизнеса?

– Мне бы замуж, – промычала Верка. Рост у нее выдающийся и комплекция тоже. Копна рыжих волос и огромные глазищи. Мужики должны столбенеть. Я хоть и не мужик, но столбенела, почувствовав себя в присутствии Верки ущербным созданием, у которого не руки, а ручки, не ноги, а ножки, а вместо головы вообще неясно что. Дабы вернуть себе чувство собственного достоинства, я переключила свое внимание с Верки на окружающие предметы.

Офис Берсеньева занимал второй этаж новенького здания, не скажу, что в самом центре города, но в достаточной близости от него, чтобы считаться престижным местом. Выйдя из лифта, я обнаружила двухстворчатую дубовую дверь, на стене рядом – табличку с названием фирмы. За такой дверью, по моему мнению, должен находиться охранник, и, потянув ее на себя, я усомнилась, так ли уж легко попасть в кабинет Верки. Охранник в самом деле был, сидел за столом и пялился в компьютер. Для чего ему компьютер, осталось неясным, парень лет двадцати пяти взглянул на меня сонно, спросил:

– Вы к кому?

Я назвала фамилию, удостоилась кивка и лаконичного ответа:

– Двенадцатый кабинет.

Офисы богатые, не очень и совсем скромные навевали на меня тоску. При мысли, что здесь придется находиться с 9.00 до 18.00 как минимум, я начинала думать о своем участке с любовью и благодарностью. Даже в прошлом году, когда пришлось убедиться, что зимой в России снег все-таки не редкость, у меня не возникло желания променять лопату на компьютер. Хотя Веркин кабинет мне понравился. Просторный, светлый, окно во всю стену, стеллажи, два стола, за одним Верка, второй пустовал.

– Хочешь кофе или чаю? – спросила она. – У меня сухарики есть. Ничего другого не держу. От сладкого зубы болят.

– У меня – не болят, – ответила я, устраиваясь за столом. – Только башка от водки.

– Так ты не пьешь.

– Все пьют. Просто я хитрю и пью в одиночку.

– Да ладно, – недоверчиво протянула Верка. – Хочешь, спрошу конфет у девчонок.

– Хочу, чтобы ты про Милку рассказала.

Верка скуксилась и вздохнула.

– Ну ты и так все знаешь.

– А ты расскажи, как будто не знаю.

– Ага, – кивнула Верка и замолчала.

– Начни с ее романа с Берсеньевым. Она работала здесь четыре года, но любовь задержалась на несколько лет и вспыхнула примерно год назад.

– Не-а, раньше, – подумав, ответила Верка. – Мы сюда два года как переехали, а до этого офис был на Сизова, там теперь страховая компания. Помещение принадлежит разным хозяевам, и имело два входа. Кабинет Берсеньева в одном крыле, мы в другом. Числились мы с Милкой рядовым офисным планктоном, и перед светлыми очами хозяина возникать не было никакой необходимости. Видели его от силы раз в день, да и то в окно, когда он в машину садился. Для нас он был хозяин с большой буквы, никто о любви с ним не помышлял. Милка-то уж точно. А вот когда переехали и Берсеньев стал глаза мозолить, то там пройдет, то туда заглянет, Милка на него и запала. Принялась хвостом крутить. Все за этим наблюдали с большим интересом, гадая: выгорит или нет. В прошлом году на корпоративку по случаю Восьмого марта она явилась в красном платье и пошла в атаку. Сама танцевать его пригласила, хватив коньячку, он тоже с коньячком перестарался, принялись зажигать на пару. После праздника их отношения сместились в сторону игривости. Улыбки, взгляды… Милка на седьмом небе, но расслабляться не спешила. Шеф у нас тусовщик знатный, мог подцепить в ночном клубе какую-нибудь лахудру – и улыбочки улыбочками останутся. Ближе к лету Танька их в кабинете засекла. У шефа рожа багровая и галстук сбит на сторону, а у Милки титьки наружу, хоть она и поспешила засунуть их обратно. В общем, свершилось. А потом они уже и не прятались. Обедать вместе, с работы вместе, да и Людмила Михайловна принялась такие понты кидать, что стало ясно: отношения у них с шефом близки до оргазма.

– А что за понты? – спросила я.

– Ну… ты плохо знала свою подругу, если такие вопросы задаешь. Сразу дала понять, кто в доме хозяин. Запросто могла наорать, а если кто в ответ вякал, так грозилась уволить. Правда, Берсеньев никого не выгнал, но и ее на место ни разу не поставил. Делал вид, что ничего не замечает. Потом они решили пожениться, и ей удержу вовсе не стало. Потребовала себе отдельный кабинет и должность зама. Кабинет не получила, у нас и так народ теснится, пришлось нам с ней одним воздухом дышать, и замом ее не назначили. Хотя баба она толковая и вполне могла бы… Вместо этого Берсеньев предложил ей к свадьбе готовиться, и она все больше по салонам да магазинам бегала. В общем, когда Берсеньев вдруг запал на Чухонку, многие от души позлорадствовали. Не все коту масленица, то есть кошке, конечно.