Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года

3. В высшей степени были замечательны и ценны заботы императрицы Екатерины о «народном здравии». При ней впервые были приняты меры к тому, чтобы правильно устроить врачебное дело в государстве. С этою целью была учреждена особая «медицинская коллегия»: она должна была заботиться вместе с губернаторами, чтобы в каждом городе была аптека и врачи. На обязанность местных властей была возложена забота об устройстве «богоугодных заведений», госпиталей, больниц и приютов для больных и умалишенных. Было введено оспопрививание, только что входившее в практику в Европе, причем сама императрица привила оспу себе и своему сыну – для побуждения к тому подданных. Словом, было сделано все, чтобы разъяснить населению необходимость врачебного благоустройства и облегчить пути к нему.

§ 131. Литературное движение при Екатерине II. Первые семена европейского просвещения, посеянные Петром Великим, дали плод уже в царствование его дочери императрицы Елизаветы. При Елизавете действовали Ломоносов, Третьяковский и Сумароков, представившие первые образцы русского творчества во всех родах тогдашней поэзии. Отчасти под влиянием этих писателей, отчасти же под влиянием мод и обычаев Елизаветинского двора, в русское общество, вместе с модою на французский язык, стали проникать французские литературные вкусы и направления. При Елизавете великая княгиня Екатерина Алексеевна, обратившись к чтению книг в своем вынужденном бездействии, стала читать именно французских писателей. Французская литература определила все ее мировоззрение и сделала ее поклонницей рационалистической философии и политического вольномыслия. Вступив на престол, Екатерина не изменила своим литературным вкусам и идеям и явилась распространительницей французского просвещения в русском обществе. Она сама приняла участие в литературе своими комедиями и сказками, своим Наказом, своими историческими и педагогическими рассуждениями. Она старалась собственным примером ободрить и поощрить своих подданных к литературным занятиям и воспитать в них литературные вкусы и любовь к чтению и размышлению. Пример императрицы скоро подействовал. С началом царствования Екатерины литературная деятельность расцвела; сразу появилось несколько журналов («Всякая всячина», «Трутень» и др.). Целью этих журналов было давать русской публике нравоучительное чтение. Одним из орудий общественного воспитания журналы считали обличение пороков в форме смехотворной сатиры. Предметом сатирического осмеяния были обычные для того времени взятки, казнокрадство, жестокости крепостного права, несоответствие в русской жизни блестящей европейской внешности и внутреннего невежества и грубости. Сама императрица участвовала во «Всякой всячине» и увлекалась журнальною полемикою. Мода на журналы скоро прошла; но литературное движение не заглохло. На сцену вышли такие крупные писатели, как Державин и Фонвизин; а за ними появилась целая плеяда второстепенных поэтов и драматургов. Всем им было обеспечено благосклонное внимание просвещенной государыни.

Вызванное Екатериною умственное возбуждение проявилось не в одной только литературной деятельности. В России в то время распространилось так называемое «масонство». Возникшее в Англии масонство представляло собою мистическое учение, исполненное таинственности. «Масоны», или «франк-масоны», составляли братства («ложи») с целью взаимно помогать друг другу в деле нравственного совершенствования, братской любви и благочестия. Масонские ложи были замкнуты и окружены таинственностью; в них были свои вычурные символы, обряды и церемонии. Доступ туда был обусловлен разными искусами и клятвами. Из русских людей первыми масонами стали лица, известные императрице Екатерине (например, ее секретарь Елагин и журналист Новиков). Первоначально Екатерина относилась к масонству с полною терпимостью; впоследствии же она стала подозревать масонство в политической неблагонадежности и запретила его.

Между сочинениями императрицы видное место занимают исторические сочинения, посвященные древней Руси и предназначенные, между прочим, для чтения наследника престола цесаревича Павла. Своим интересом к истории Екатерина содействовала развитию исторических исследований и изданий. С ее покровительством и помощью Новиков издал известный сборник древнерусских документов (в 20 томах) под названием «Древняя Российская Вивлиофика». При Екатерине академия наук стала печатать русские летописи. Тогда же была напечатана большая «История Российская», составленная современником и сотрудником Петра Великого, В. Н. Татищевым. Еще более обширный труд под таким же названием «Истории Российской» был обработан и издан князем М. М. Щербатовым, которому императрица открыла для его работ государственные архивы. Князь Щербатов был не только историком, но и публицистом независимого образа мыслей. Известно, что сама императрица Екатерина к концу жизни, под страхом совершившейся во Франции кровавой революции, стала консервативнее и неодобрительно относилась к политическому свободомыслию. Тем не менее это свободомыслие и религиозное вольнодумство не переставали существовать в русском обществе и создали в нем довольно распространенный тип «вольтерианца» (то есть последователя Вольтера). Князь Щербатов только некоторыми своими взглядами примыкал к таким вольтерианцам. В общем же он представлял собою такого критика современного ему порядка и нравов, который предпочитал старые русские обычаи позднейшему «повреждению нравов».

По сравнению с предшествующим временем царствование императрицы Екатерины II является эпохою большого культурного подъема. Высокая просвещенность и гуманность государыни; ее либерализм, обнаруженный в «Наказе»; общественное возбуждение, вызванное комиссией 1767–1768 годов; льготное самоуправление, созданное законами 1785 года для высших сословий; небывалое до той поры оживление литературы и журналистики – все это были такие явления, которые придали просвещенному «веку Екатерины» необыкновенный блеск и создали самой императрице чрезвычайную популярность. Перелом в настроении Екатерины, происшедший с 1789 года ввиду переворотов во Франции, не уменьшил этой популярности, потому что и в самом русском обществе отношение к революционной Франции резко обострилось. Поэтому Екатерина до самой своей кончины продолжала пользоваться уважением подданных, которое нередко переходило в пламенное обожание «матушки Екатерины».

§ 132. Дела внешние. Общий ход их и руководящие начала. В ходе внешней политики императрицы Екатерины различаются два периода равной продолжительности (1762–1779; 1779–1796). В каждом из этих периодов императрица руководилась определенным планом действий. Сначала ее увлекала сочиненная ее дипломатами политическая система, носившая тогда название «северного аккорда», или «северной системы». Она состояла в том, чтобы из всех северных государств Европы (России, Пруссии, Польши, Швеции, Дании и Англии) составить постоянный союз и противопоставить его союзу Австрии и Франции, который мог чувствительно нарушать политическое равновесие Европы. Под влиянием этой «системы» Екатерина ставила на первый план дела польские, пока ей не пришлось воевать с турками, объявившими ей войну. Польские и турецкие дела наполнили собою первый период Екатерининской политики. Екатерина сделала много земельных приобретений, но совершенно разочаровалась в «северной системе» и все свое внимание перенесла с севера на юг, на отношения с турками и татарами.

Для того чтобы успешнее действовать против них, она заключила союз с Австрией против Турции (1779) и в основание этого союза положила свой знаменитый «греческий проект». Он состоял в том, чтобы, изгнав турок из Европы, на месте турецкого государства создать в Царьграде Греческую империю с православным государем. Эта широкая идея привела к тому, что сама Турция начала вторую войну с Россией. Но в то же время обстоятельства привели Россию к войне со Швециею и к осложнениям в Польше. Из новых своих войн Екатерина вышла с успехом и с большими земельными приобретениями, но «греческий проект» не был осуществлен. Таким образом, во внешней политике императрицы Екатерины намерения не совсем отвечали результатам. Отвлеченные «системы» и «проекты» оставались без исполнения. Несмотря на то, внешняя политика Екатерины создала России небывалую мощь и служила прямым продолжением тех политических успехов, которым начало положил Петр Великий.

§ 133. Первый период внешних отношений. Речь Посполитая (1763–1773). Немедля по вступлении на престол императрица Екатерина уничтожила ту близость русского двора к королю Фридриху II Прусскому, какую допустил Петр III (§ 124). Но она не возобновила и войны с Пруссией, а твердо и решительно установила нейтралитет России в Семилетней войне.

Вскоре события в Речи Посполитой потребовали особого внимания Екатерины. Король польский Август III доживал свой век; близилось время «бескоролевья». Русскому правительству, которое со времен Петра Великого утвердило свое влияние в Польше, надлежало определить удобного для России кандидата в короли и подготовить его избрание на сейме. Сверх того, внутренняя анархия в Речи Посполитой к середине XVIII столетия стала настолько явною и тяжелою, что соседние правительства должны были с особым вниманием следить за ходом польско-литовских дел и быть готовыми к вмешательству в случае окончательного разложения Речи. Из самой Польши и Литвы шел призыв к такому вмешательству. Так, к императрице Екатерине, в начале ее царствования, обратился белорусский епископ (Георгий Конисский) с мольбою о защите православного населения в Речи Посполитой, которое подвергалось не только отдельным насилиям и поруганиям, но и систематическому преследованию властей.

Главною причиною бедствий Речи Посполитой была «златая вольность» народа-шляхты (§ 91). Разделяя с королем право верховного управления на сеймах, шляхта нередко отказывала королю в повиновении, составляла против короля и правительства открытые союзы для защиты своих прав и вольностей – «конфедерации» – и даже бралась за оружие против своего государя и начинала «рокош», или восстание. При этом она считала конфедерации и рокоши своим законным правом, ибо закон действительно разрешал отказывать королю в повиновении, если король нарушал права шляхты. При таких обычаях разнузданной шляхты король в Речи Посполитой не имел, в сущности, никакой власти и мог рассчитывать только на свои личные средства и силы. А так как во главе шляхты стояли богатейшее и могущественные «магнаты» (князья и паны), то личных средств и сил короля никогда не хватало на то, чтобы сломить своеволие господствовавшего в стране сословия. Напротив, сам король должен был искать себе опоры и поддержки в иностранных дворах, чтобы держаться в своем государстве. (Август III охотно искал покровительства России.) Таким образом, политический порядок в Речи Посполитой был расшатан до последней степени, и страна стала жертвой безначалия.

В среде самого господствующего сословия это безначалие привело к печальным последствиям. Равный по своим политическим правам, народ-шляхта не был однороден в общественном отношении. Во главе его находились магнаты, владевшие громадными землями и богатствами, привыкшие к независимому властвованию в своих владениях. А рядом с ними в шляхте были мелкопоместные ничтожные землевладельцы, готовые искать милостей и ласки у знатных людей, их соседей, покровителей и милостивцев. Житейская зависимость мелких шляхтичей от крупных панов выражалась в том, что вокруг магнатов слагался круг клиентов, готовых на все по приказу своего пана. Паны вертели шляхтою, как хотели, и на сеймах оказывались истинными господами дел. Каждый из них стоял во главе послушной ему шляхетской партии и руководил ею, не разбирая средств. Сеймы обращались в арену мелкой и своекорыстной борьбы лиц и кружков с полным забвением государственной пользы. Речь Посполитая, шляхетская республика, выродилась в олигархию панов, поработивших шляхту.

Падение политического порядка особенно наглядно выражалось в том, что сеймы потеряли характер серьезного представительного собрания и обыкновенно не могли прийти к определенным постановлениям. Старый сеймовый обычай требовал единогласного решения дел [121] . В ту пору, когда порядок на сейме был еще крепок, к вопросу о единогласии относились серьезно и совестливо. В XVIII же веке самым обычным делом было «сорвать сейм» тем, чтобы подкупить или убедить какого-либо члена сейма не согласиться с принятым решением. Он возглашал: «не позволяю», и решение падало. Этот обычай, при котором каждому члену сейма принадлежало право «свободного запрещения» (libеrum vеtо), в конец погубил сеймовую деятельность. Никакой реформы, никакого полезного постановления нельзя было провести через сейм, так как всегда была возможность сорвать решение сейма простою и низкою интригою.

121

Каждый голос на сейме представлял собою какую-либо часть государства: крупные паны, поголовно присутствовавшие на сеймах, голосовали за свои крупные владения; шляхетские выборные «послы» голосовали за свой «повет», то есть уезд, иначе за свой шляхетский «поветовый» сеймик, который их послал на общий сейм. Надо было, чтобы вся Речь Посполитая, всеми своими голосами, участвовала в принятом на сейме решении.