Эдуард Багрицкий

Багрицкий искренне ценил таланты. В Одессе он был душой «Коллектива поэтов», благословил на писательство, поддержал Веру Инбер, Владимира Сосюру, Ивана Микитенко. В Москве – Александра Галича, Александра Твардовского. Переводил Миколу Бажана: «Кровь полонянок», «Разрыв-трава», «Ночь Гофмана», «Здания». Перевод «Ночи Гофмана» подсказывает, что с Миколой Бажаном объединяло Багрицкого – любовь к музыке.

О, стиснуть бы аккорд бледнеющей рукой,Чтоб наливался звук и композитор бился!

И свободолюбивый нрав Тиля Уленшпигеля и его друга Ламме.

И вот брюхан, раскрашенный лазурью и кармином(Домашняя идиллия фламандских маляров),Лукаво подмигнет ему за розовым овином,Схватив в охапку девушку, пасущую коров…

Самому Багрицкому больше всего нравился Вагнер. Затем Моцарт, Бетховен. Чайковского он не воспринимал, говорил, что это «кисло-сладкая музыка». Любил две оперы: «Кармен», которую взял за образец для своего либретто «Думы про Опанаса», и «Катерину Измайлову».

Багрицкий воспитывал сына в мужественном духе. Закалял плаванием в осенних реках. Хождением босым на лыжах. Всеволод Багрицкий также начал писать стихи. Добровольцем пробился на фронт, хотя по состоянию здоровья был непризывным. Погиб 26 февраля 1942 года в маленькой деревушке Дубовик Ленинградской области, записывая рассказ политрука. Судьба оказалась беспощадной. За десять дней до своей гибели Всеволод пишет в дневнике:

«Сегодня восемь лет со дня смерти моего отца. Сегодня четыре года семь месяцев, как арестована моя мать… Вот моя краткая биография…

Теперь я брожу по холодным землянкам, мерзну в грузовиках, молчу, когда мне трудно…»

В 1929 году Багрицкий создал «Стихи о себе». Он обратился к своему читателю в своем представлении.

Черт знает где,На станции ночной,Читатель мой,Ты встретишься со мной.Сутуловат,Обветрен,Запылен,А мне казалось,Что моложе он…И скажет он,Стряхая пыль травы:«А мне казалось,Что моложе вы!»…По взгляду,По движенью рукЯ в нем охотникаПризнаю вдруг —И я скажу:«Уже на реках лед,Как запоздалУтиный перелет».И скажет он,Не подымая глаз:«Нет времениОхотиться сейчас!»И замолчит.И только смутный взорГлухонемой продолжит разговор,Пока за дверьюНе затрубит конь,Пока из лампыНе уйдет огонь,Пока часыНе скажут, как всегда:«Довольно бреда,Время для труда!»