Ее главная ошибка

Она осторожно опустила Эллу на середину кровати и обложила ее подушками с обеих сторон, чтобы малышка не упала.

Бронте вышла из спальни, стараясь отмахнуться от предательских мыслей и воспоминаний о прошлом. Она всегда считала Луку очень сдержанным, но вчера вечером увидела его таким, каким никогда не видела прежде. Когда он взял ребенка на руки, его взгляд был полон страха и изумления. Бронте даже показалось, что в его глазах стоят слезы, когда он повернулся к ней.

Дверь пентхауса внезапно открылась, и на пороге появился Лука. В руках он держал портфель и огромную сумку с игрушками.

— Бронте, — произнес он, нахмурившись, — портье рассказал мне о происшествии с прессой у отеля. Элла в порядке?

Бронте нервно сообщила:

— Она была в ужасе. Потребовалось немало времени, чтобы ее успокоить. Она спит на твоей кровати.

Лука опустил портфель и игрушки на пол и ослабил узел галстука.

— Я должен был тебя предупредить, — проговорил он. — Я не знаю, откуда им стало известно об Элле. Я собирался сделать заявление для прессы, как только сообщу членам своей семьи…

— Ты сказал родным?

Лука снял пиджак и положил его на спинку одного из бархатных диванов.

— Да, — произнес он. — Они были в шоке, как ты можешь догадаться, но обрадовались, особенно моя мать. Она не может дождаться того момента, когда увидит Эллу. Я обещал послать ей по электронной почте несколько фотографий девочки. Ты принесла их с собой?

Бронте указала на сумку, которую она поставила возле аудиосистемы:

— Я принесла все, что смогла найти. У меня даже есть прядь ее волос в спичечном коробке. Я разделила прядку на две части — для меня и для тебя, если захочешь взять.

Лука открыл сумку и обнаружил там спичечный коробок. Бронте наблюдала, как длинные загорелые пальцы мужчины прикасаются к шелковистому завитку волос. Лука с грустью улыбнулся.

Бронте сглотнула и достала из сумки один из альбомов с фотографиями Эллы:

— У меня не было времени, чтобы сделать копии всех фотографий. Да ты и сам сумеешь сделать качественные копии. Это снимки первого месяца ее жизни.

Лука взял альбом и сел на диван. Бронте не знала, что ей делать: то ли подойти и сесть рядом с ним, то ли оставить его в покое; пусть в одиночестве рассматривает фотографии.

— Гм… Я думаю, пора проверить, как там Элла, — сказала она и выскочила из гостиной.

Когда она наконец вернулась, Лука сидел перед огромным телевизором с плоским экраном и смотрел запись на DVD-диске. На экране Элла звонко смеялась, пока Бронте поднимала ее высоко в воздух. На следующей записи Элла в возрасте шести месяцев училась плавать. Сначала были слезы и крики, а затем девочка принялась радостно плескаться, постепенно привыкая к воде.

Лука заметил Бронте и нажал кнопку отключения звука на пульте дистанционного управления.

— Я не могу найти DVD с новорожденной Эллой. У тебя есть такой диск? — поинтересовался он.

Бронте принялась рыться в сумке. Шло время, она стала нервно покусывать губу. Затянувшееся молчание плохо действовало на ее и так уже взвинченные нервы.

— Не можешь найти? — спросил Лука. Она выпрямилась:

— Должно быть, я его забыла, когда складывала все в сумку.

— Я очень хотел бы его посмотреть, — настойчиво проговорил он. — Я подожду до завтра, если только ты сможешь его найти.

Бронте уставилась на него:

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Так почему бы тебе не сказать об этом прямо?

Лука откинулся на спинку дивана и высокомерно взглянул на Бронте.

— А что я имею в виду? — спросил он.

Она шумно выдохнула:

— Ты уверен, что я плохая мать. Я вижу это по твоим глазам. Ты думаешь, что я неорганизованный человек и не могу быть хорошей матерью.

Лука поднялся и встал рядом с Бронте, нависая над ней. Ей показалось, что гостиная уменьшилась в размерах.

— Ты проецируешь на меня собственную неуверенность, — заявил он. — Только ты сама считаешь себя плохой матерью. Я так не считаю.

Бронте стало не по себе, поскольку Лука интуитивно понял все ее страхи.

— Ты ничего не знаешь о воспитании детей, — ответила она. — Ты понятия не имеешь, каково это — стараться заработать на жизнь и воспитывать ребенка. Тебе невдомек, что такое ужасная усталость в конце дня или тошнота и взвинченные до предела нервы. И все равно приходится вставать среди ночи, когда заплачет ребенок. Ты живешь как в вате, Лука. Ведь тебе не приходится даже застилать собственную постель.

Он стоял, поджав губы, и молчал. В воздухе повисло напряжение.

— Я признаю, что должен многому научиться, — сказал Лука, нарушая тишину. — Но, по крайней мере, я готов это сделать. Многие мужчины просто уклоняются от своих обязанностей. Но я так не поступлю. Я хочу стать частью жизни Эллы.

Бронте повернулась к нему:

— Ну, а почему бы тебе не начать прямо здесь и сейчас?

Лука нахмурился, а Бронте практически сунула ему в руки пакет с вещами для Эллы, раздраженно и гневно сверкая глазами.

— В твоем распоряжении весь вечер, — произнесла она. — Ты сможешь ее покормить, поменять ей подгузник и успокоить, когда она начнет капризничать. Я вернусь через пару часов.

Лука вздрогнул, когда за Бронте захлопнулась дверь. Он протяжно выдохнул и провел рукой по волосам. Услышав тихое хныканье, донесшееся из спальни, он понял, что Элла проснулась.

Девочка сидела в центре кровати, в окружении подушек, по ее щекам катились две крупные слезинки.

— Мама? — Она подняла на Луку голубые глаза. При виде ее несчастного вида у него болезненно сжалось сердце. — Мамы нет?

— Мама ушла на некоторое время, моя малышка, — сказал он и осторожно поднял ее. — Но папа здесь. Папа всегда будет с тобой. Ты никогда не останешься одна, моя маленькая…

Элла улыбнулась сквозь слезы и погладила его лицо пухлыми ручками:

— Папа.

Лука прижал девочку к себе. От нее пахло… честно говоря, от нее не слишком хорошо пахло. Он увидел мокрое пятно на кровати и скривился, когда почувствовал, как влага, просочившаяся сквозь розовые колготки Эллы, течет по его рукам.