Ее город

Изначально ссора между супругами была сущей ерундой, но эта ссора затронула и сестрицу Ми. Однако всему же есть предел: нельзя, чтобы Фэн Чунь спровоцировала скандал в лавке! Даже если Чжоу Юань безответственный, а сестрица Ми сопереживает Фэн Чунь, это не значит, что можно прямо здесь крутить шуры-муры за спиной мужа! Куда занесет нелегкая Фэн Чунь, сестрицу Ми не касается. Но сейчас Фэн Чунь работает на нее, а значит, сестрица Ми должна ее контролировать. Сестрица Ми открыла лавку прямо у дома, вся улица Шуйтацзе — это несколько поколений соседей, дальних родственников, которые общаются друг с другом каждый день. Если вдруг происходит какая-то неприятность, то сестрица Ми ничего никому не может рассказать, даже собственной свекрови, очень уважаемой женщине восьмидесяти шести лет от роду, особенно учитывая, что лавка расположена в принадлежащем ей помещении, а сама старуха живет на втором этаже. Чжоу Юаню и его родне сестрица Ми тоже ничего не расскажет. Чжоу Юань мог позволить себе всякие глупости, но сестрица Ми — нет!

Фэн Чунь работала у нее уже три с лишним месяца, и сестрица Ми ей симпатизировала. Она думала, будто ей досталась умная, серьезная и покладистая девушка, и не могла себе представить, что внезапно у нее под самым носом случится такое.

Если уж речь идет о Фэн Чунь, то сестрица Ми знает всю ее биографию. Родители девушки работали на городском маслобойном комбинате. Семья из трех человек жила в общежитии. Отец техник, мать бухгалтер, простые скромные люди, сейчас уже на пенсии, вырастили такую же скромную дочку. Девочка с детства любила учиться и сновала туда-сюда по Пятой улице Цяньцзинь в свободной школьной форме с увесистым портфелем. Через несколько лет после окончания университета она устроилась на работу в офис в деловом центре «Новый свет». В тот период мимо окон сестрицы Ми фланировала модная штучка. Фэн Чунь надевала приталенный костюм, подчеркивавший изгибы фигуры, и туфли на высоком каблуке, наносила макияж. Вместе с коллегами она приходила к воротам, откуда начинался квартал Ляньбаоли, чтобы поесть шашлыка, а Чжоу Юань выбегал из ворот и спешил заплатить за всех. Назвать Чжоу Юаня красавчиком можно было безо всякого преувеличения, посмотришь — и глаз радуется. На улице Шуйтацзе много парней, у большинства внешность самая заурядная, немало и страшненьких — ни рожи, ни кожи, — а вот писаным красавцем уродился только Чжоу Юань. Он выкатывался на роликах из узкого и ухабистого квартала Ляньбаоли, сворачивал за угол и резко останавливался перед киоском, торговавшим шашлыками и закусками, вытаскивал пачку банкнот и платил за всех, несмотря на протесты девушки. Коллеги Фэн Чунь глядели на него прямо, без изумления и зависти.

Постепенно эта парочка сошлась. Дети поладили, а дальше за дело взялись родители с двух сторон. Обе семьи были из Ханькоу и знали местные порядки: отправить сватов, сделать предложение, прислать подарки невесте, выбрать благоприятную дату. Родители Чжоу Юаня освободили для молодых дом в квартале Гэнсиньли, а родители Фэн Чунь приобрели постельные принадлежности и всякую бытовую технику^[7]. В назначенный день все соседи на улице Шуйтацзе получили ярко-красные приглашения и отправились на свадебный банкет, приготовив красные конверты^[8]. Разумеется, сестрица Ми и Сун Цзянтао были почетными гостями. Восемь лет назад дела у супругов шли прекрасно, а потому на свадьбу соседей они принесли красный конверт толщиной с кирпич. Молодые несколько раз подходили к ним, чтобы выказать свое уважение. Чжоу Юань подносил вино Сун Цзянтао, благодарил со слезами на глазах и все время первый осушал свою стопку. Сестрице Ми тогда показалось, что молодожены похожи на марионеток: они, словно попугаи, без конца покорно талдычили «спасибо, спасибо». На свадьбе сестрица Ми смотрела на Фэн Чунь как на незнакомку, и больше никакого особого впечатления девушка на нее не произвела.

Она куда лучше знала жениха. Чжоу Юань родился и рос в Гэнсиньли, а его бабушка жила в квартале Ляньбаоли. Кварталы разделяла только Пятая улица Цяньцзинь. Чжоу Юань жил на два дома, к тому же мог пообедать и даже переночевать у кого-то из друзей-мальчишек, даже не спрашивая разрешения у родителей. Чжоу Юань от природы был невероятно красивым, а в детстве — так и вовсе очаровашкой, все соседи его обожали, и он привык, что его тискают и постоянно с ним сюсюкаются. Он любил похвалы, редко показывал свой характер, а когда упрямился, его хватало максимум на полдня; если же друг заговаривал первым, то Чжоу Юань тут же подхватывал — доброе имя друга для него превыше всего. Учился он средненько, зато обожал повеселиться и делал это с размахом. После окончания школы работал на Четвертой улице Цяньцзинь, где были сосредоточены магазины, торгующие электроникой.

Спустя немного времени после свадьбы Фэн Чунь родила сына. Ребенку предстояло стать единственным^[9] наследником семейства Чжоу Юаня, так что старики грезили о мальчике; получив внука, они неимоверно обрадовались и, когда новорожденному исполнился месяц, снова закатили пир для всех соседей. В этот раз сестрица Ми и ее супруг не смогли присутствовать на банкете. На плановом медицинском осмотре у Сун Цзянтао диагностировали рак, и он упал в обморок, услышав диагноз. Сестрица Ми возила мужа по крупным больницам Пекина и Шанхая, денег потратила немерено, но через полгода Сун Цзянтао не стало. Сестрица Ми тяжело переживала утрату. Каждый день она смотрела в зеркало и видела новые и новые морщинки; она постоянно чувствовала, что внутри скапливаются слезы, которые не могла выплакать. Истории всех остальных людей для нее в тот момент отошли на задний план, побледнели и размылись, звуки города тоже стихли.

И вот по прошествии нескольких лет Фэн Чунь внезапно ворвалась в лавку сестрицы Ми. Сестрица Ми пробудилась ото сна, продрала глаза и увидела, что мир-то никуда не делся и все происходящее за окном по-прежнему находится у нее перед самым носом. Оказывается, если сердце умирает, человеку стоит сделать вдох — и оно оживает. Да, сестрица Ми знала: Фэн Чунь поссорилась с мужем из-за того, что Чжоу Юань ленивый, слишком любит развлекаться и не содержит семью. Прежде она частенько наблюдала за тем, как они вдвоем катили коляску, фотографировали малыша и все вместе отправлялись в «Макдоналдс» в гостинице «Сюаньгун». Постепенно Чжоу Юань присоединялся к жене и сыну все реже, ребенка часто вела за ручку одна Фэн Чунь. А потом и вовсе только она. Что значит «время — единственный критерий проверки истины»? Вот то и значит!

Сестрица Ми не ошибалась. Раньше ей было наплевать на такие истории простых людей. Она с трудом управлялась с работой и столь увлеченно считала деньги, что пальцы болели. Свое время она уделяла только тем, кто мог ей пригодиться. Но нынешняя сестрица Ми не такая. Она смотрела на супружескую пару, и сердце ее ныло. Она думала: «На улице — целые толпы народу, а вы выбрали друг друга, это непросто! Да, повседневная жизнь очень скучна; и сойтись на самом деле можно в мгновение ока, а расстаетесь вы уже навсегда». Поэтому сестрица Ми очень надеялась, что Чжоу Юань и Фэн Чунь помирятся. Фэн Чунь пришла в ее лавку специально, чтобы подразнить мужа, чтобы он ее пожалел, и сестрица Ми согласилась. С возрастом она становилась человеком, о котором говорят «острый язык, да мягкое сердце». Но, несмотря на мягкосердечие, сестрица Ми не забывает о прибыли. Она точно знает, что делает. Иначе не стала бы нынешней собой.

Прошло тридцать минут! Фэн Чунь по-прежнему оттопыривала свою упругую попку, крутясь, как юла; руки в медицинских резиновых перчатках кремового цвета полировали пару изящных черных кожаных ботинок так, что на их поверхности словно распускались цветы. В Фэн Чунь, кажется, вселился бес.

(6)

И точно. В Фэн Чунь вселился бес. Она ничего не могла с этим поделать — она не в состоянии предвидеть или предугадать, как развернутся события, поскольку все предопределено.

Раннее утро. Фэн Чунь еще нежилась в кровати. Чжоу Юань уже давно оставался ночевать у друга. Сына она отдала родителям. Так что утром можно поваляться. Но в большом городе отсутствует такое явление, как «раннее утро». Спозаранку на улицах толчея, выхлопные газы от бесчисленного множества машин соединяются с дымом от печек торговцев завтраками, делая утренний туман более тяжелым и мутным. Солнце еле-еле проглядывает между многоэтажками. Правда, в окрестностях улицы Шуйтацзе и проспекта Чжуншань, самом оживленном районе Ханькоу, по утрам даже общественный туалет на обочине Пятой улицы Цяньцзинь и то важнее солнца. Сколько жителей ближайших кварталов вскакивают с кроватей и мчатся к нему, чтобы встать в очередь, втиснуться в кабинку и справить нужду, не терпящую отлагательств. История этого общественного туалета насчитывает несколько десятков лет, и все эти несколько десятков лет утреннее солнце над улицей Шуйтацзе уступает ему пальму первенства. Души^[10] отказываются возвращаться в тело, пока человек не сходил в туалет. После этого уже можно вернуться домой, умыться, затем снова выйти на улицу и на лотке у обочины купить лапшу на завтрак^[11]. Такую лапшу уханьцы обожают; ее можно подавать с рисовым вином, в которое по желанию добавляют сырое яйцо, с соленым пончиком «мяньво», который прекрасно подходит к рисовому вину с яйцом, или с жаренным во фритюре хворостом «юйтяо», который хорошо запить просто рисовым вином, — такие сочетания предпочитают уханьцы. Неместные вряд ли поймут, почему тушеная лапша считается вкусной. Деликатесы — вещь такая, о вкусах не спорят, каждому свое. Поваляться подольше в кровати, поесть тушеной лапши. Как же это приятно. Но хорошенького помаленьку.

Фэн Чунь вдоволь повалялась в постели и уже собиралась пойти завтракать, как у нее вдруг задергалось веко. На душе стало неспокойно. Она решила, что это из-за тушеной лапши, — сегодня ей наверняка не достанется любимое блюдо. Впоследствии так и оказалось: тушеную лапшу, которую она хотела купить, всю разобрали. Веко дико дергалось, но Фэн Чунь проявила все свое упрямство. Не верила она в такие приметы! И потому увлеченно искала лапшу, не отвлекаясь. Она шла вперед, обходя лотки один за другим, и в итоге дошла до конца проспекта Чжуншань, до берега реки, где купила-таки еду по вкусу. Когда она покончила с завтраком, уже почти настал полдень.

Смена Фэн Чунь начиналась как раз в двенадцать часов. В это время несчетное количество людей выходили на улицу и сливались в непрерывный поток, который с этого момента уже не иссякал. По мере того, как солнце двигалось по небу, смещаясь к западу, свет постепенно становился прозрачнее, лился широкой струей, яркий и бесстрастный. В бой вступало заходящее солнце, которое било ослепительным блеском в самое сердце города, пробивая насквозь все витрины — начиная от больших магазинов и заканчивая мелкими лавочками — и наполняя мир радостью. Лица людей светились даже при взгляде на незнакомцев. Вот тогда-то и наступало золотое время для шумной торговой улицы.