Ее любили все

– Наталья! – крикнула Илона Альбертовна. – Наталья! Кто будет готовить завтрак?

– И чего вы тут раскричались? – проворчала домработница, входя в кухню. – Кому надо, тот сам себе приготовит!

– Жаль, что я не видел выражения лица старухи, – шепнул Кирилл на ухо Виктории. – Уверен, оно стоило того, чтобы на него посмотреть.

В библиотеке тем временем Олег Кошкин пытался разговорить Подгорного, но сделать это было нелегко. Критик принадлежал к тем интеллигентам, которые считают святым долгом презирать любую власть и ее представителей, и ему не было дела, что капитан всего лишь пытался расследовать происшедшие убийства. Поэтому Олегу пришлось выслушать монолог, в котором присутствовали некий инспектор ГИБДД (взяточник и прохиндей), некий следователь, который пытался для благонадежности статистики посадить какого-то знакомого Льва (знакомый, само собой, был чист, аки агнец), некий участковый (который пил, как рыба), некий милиционер (который для облегчения следствия подбрасывал улики тем, кого он выбирал на роль преступников) и еще несколько чрезвычайно несимпатичных персонажей.

– Я глубоко вам сочувствую, – проговорил Олег Кошкин, выслушав своего собеседника. – Но какое отношение все это имеет к делу, которым я занимаюсь?

– Никакого, – воинственно ответил Лев, – просто все вы одной породы. Не сомневаюсь, что, если начальство требует от вас найти преступника, вы и в самом деле попытаетесь перевести стрелки на тех, кто послабее. Потому, собственно, я сразу же упомянул о домработнице и ее дочери, чтобы лишить вас такой прекрасной возможности.

Олег Кошкин отлично понимал теперь, почему Доронин схватил критика за горло, но Макс был частным лицом и мог делать, что ему заблагорассудится, а капитан все-таки находился при исполнении обязанностей. Поэтому он нервно шевельнул пальцами, поглядел на лежавшие перед ним на столе распечатки фотографий и, не повышая голоса, спросил:

– Скажите, вы получали анонимное письмо?

– Какое еще письмо? – насторожился Лев.

– Такое короткое, – пояснил Кошкин. – Напечатанное на лазерном принтере. В котором вас обвиняли, что это вы убили Евгению. Ну как? Поговорим об этом или по-прежнему будем мусолить тему того, как у нас в органах все плохо устроено?

– А вы не так уж просты, капитан, – объявил Подгорный с видом астронома, который открыл новую планету, и поправил очки.

– Вас уже пытались шантажировать, я имею в виду, в связи с Евгенией?

– Нет, – поспешно ответил Лев, – до шантажа дело не дошло, но я не сомневался, что скоро получу письмо с требованием денег.

– И вы его получили?

– Пока – нет.

– Вам повезло, – с глубокомысленным видом заметил капитан. – А вот кое-кому повезло гораздо меньше.

Все, что он говорил о шантаже, было чистой воды блефом, импровизацией, придуманной на ходу, но капитану было важно увидеть реакцию Льва. Впрочем, она оказалась именно такой, как он ожидал.

– Черт возьми, – проворчал Лев, – получается, тут не только убийства, но и шантаж?

– Да, – не моргнув глазом ответил Кошкин. – И все это мне приходится расследовать.

– Но если кто-то платил шантажисту деньги, – вскинулся Лев, – значит, он и есть убийца!

– Боюсь, все не так просто, – ответил капитан. Объяснение, в общем-то, пришло само собой. – Просто есть некоторые обстоятельства, которые не должны были всплыть наружу. Связанные, скажем так, с Евгенией Адриановой, но не с ее смертью.

– И что, Кирилл платил? Вот идиот!

– А кто вам сказал, что это был именно Кирилл? – поинтересовался Кошкин.

– Да ведь все просто. Наверняка Женька крутила с ним роман, а Виктория бы точно не обрадовалась, если бы узнала. Она же ревнивая, как все бабы. А Кирилл, конечно, тот еще осел.

– А мне интересно, почему у вас все ослы и идиоты? – невинным тоном спросил капитан. – Книжные сыщики – идиоты, я – идиот, Кирилл – идиот, а вы почему-то никогда.

Стоит отдать Льву должное: он умел держать удар.

– Я тоже идиот. Оказался в этом доме и вляпался не понятно во что, – усмехнулся он. – Но, по крайней мере, я не убийца. Я пишу статьи, и только. А еще сценарии, порой перерабатывая такую муть, что повеситься хочется. Скоро, кстати, мы будем экранизировать последнюю книжку Валентина Адрианова. Ее и читать-то невозможно, даром что бестселлер, но вытянуть из нее фильм – вообще нереально.

– Вам настолько не нравился Валентин Степанович? Или только его книги?

Лев мрачно покосился на сыщика.

– Валентин Степанович – честный советский писака, – с вызовом ответил он. – Не самый худший, кстати сказать, но… – Он поморщился. – Видите ли, капитан, советские детективы, причем все, – это тот самый рак, который становится рыбой на безрыбье. Вторичные, неумелые, дурно написанные книги со штампованными героями, неправдоподобными злодеями и четкой идеологической подкладкой. Из-за идеологии, кстати сказать, в стране под названием СССР находились в пренебрежении целые жанры. Хотя я не понимаю, да и ни один здравомыслящий человек никогда не сможет понять, чем фэнтези, к примеру, могло навредить курсу компартии. Но, вероятно, в эльфах и гномах проглядывало нечто буржуазное, не иначе.

– Мы говорим не о фэнтези, – вернул его на землю Кошкин, отлично знавший, что Лев способен еще долго разглагольствовать на тему литературы. – Мы говорим об одном писателе, Валентине Адрианове… и, в частности, о том, почему вы написали на его последний роман такой оскорбительный отзыв.

– Да нормальный это был отзыв, капитан, – раздраженно ответил критик. – Роман плохой, вот в чем дело. Просто плохой!

– Нормальный отзыв, значит? По-вашему, писать «маразматически нелепый сюжет» и намекать на личные неурядицы автора, да еще в таком пренебрежительном тоне, в порядке вещей?

– Сюжет там действительно нелепый, – отрезал Лев. – Да и вообще, старик давно исписался, если говорить начистоту. Даже лучший роман Адрианова, который сделал его звездой, – «Теорема инспектора» – всего лишь бледное подражание Агате Кристи, которую он очень высоко ставит. А о других его книгах и говорить нечего. – Подгорный вздохнул. – Только если вы думаете, что я из-за этого затаил на старика злобу и прикончил его, то выбросьте это из головы. А что касается остальных жертв, то, по правде говоря, мне нет до них никакого дела.

– Даже до Евгении? Мне казалось, вы дружили.

– Нет. Хотя бы потому, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна в принципе. В молодости я верил, что у нее есть талант, что она многого добьется, и это заставляло меня закрывать глаза на ее выходки. А потом я понял, что таланта там, в общем-то, кот наплакал, зато неизрасходованной желчи и истерии – сколько угодно. Думаю, в конце концов она бы успокоилась, благополучно пережила бы старика и нашла бы себе мужа помоложе. Того же Кирилла, к примеру… А вместо этого ее убили. Кто, почему, за что – загадка для меня, поверьте, точно так же, как и для вас. А вообще, строго между нами, глупая, как и она сама. Не удивлюсь, если узнаю, что и причина тоже. Хотя вряд ли вы станете обращать внимание на слова человека, который всех считает идиотами, верно, капитан?

Глава 22 Аутодафе

Четыре убийства.

Тринадцать свидетелей, оставшихся в живых. Включая, кстати, его самого.

Безнадежно, совершенно безнадежно. Все нити рвутся в руках, да что там рвутся – превращаются в змей и, шипя, уползают куда-то, так что он вообще их не видит.

– Мы ничего не видели… – (А если и видели, то не скажем.)

– Мы ничего не знаем… – (И знать не хотим, кстати.)

– Мы не имеем никакого отношения… – (А если и имеет, опять-таки не скажем ни словечка. Что, капитан, съел?)