Ее самое горячее лето

Воспоминание о поцелуе днем раньше померкло в сравнении с теми чувствами, которые вызвал Джона своими прикосновениями, ласковым напором губ, искусными атаками языка.

Безумство охватывало их обоих, Эйвери прислонилась спиной к стене, ее волосы упали на кирпичную кладку, но она ничего не замечала. Просто таяла от поцелуя столь глубокого, каким он вообще может быть.

Но даже в эти мгновения ей что-то мешало.

Наверное, вся эта одежда. Она выдернула рубашку из его джинсов, расстегнула ее, упиваясь красотой его тела. Затем провела рукой по его торсу, по завиткам волос, погладила горячую кожу, наслаждаясь его дыханием и переливающимися под ее прикосновениями мускулами.

Джона со стоном поднял ее, а она обвила его ногами и запрокинула голову. Он припал губами к ее шее, плечам, коже за ушами.

Он опустил ее на дюйм, его пальцы царапнули ее нежную кожу, язык нашел сосок, а она замерла от охватившей ее сладкой истомы. Приближалась полночь, но это место нельзя было назвать уединенным. Тем не менее она обвила ногами его талию, гладила одной рукой по голове, а другую просунула ему под рубашку и ласкала его спину.

– Джона… – прошелестело в ночной тишине.

Он встрепенулся и тут же обмяк, а затем склонил голову к ее шее, согревая своим горячим дыханием.

Эйвери открыла глаза и посмотрела на небо.

Люк не удивился, когда Джона пригласил ее потанцевать. Он этого ждал. То приглашение делалось не в сиюминутном порыве. Не потому, что Люк с ней танцевал, а Джоне вдруг тоже захотелось.

Симпатичный крепыш, молчун, упрямец сделал то, к чему стремился.

Осознание этого приводило ее в трепет и наполняло ликованием.

– Пойдем к тебе, Джона.

Он задержал дыхание и так прижался к ее груди, что она чувствовала стук его сердца.

– Ты уверена?

Эйвери провела рукой по его затылку, взъерошила упрямые кудри.

Он простонал, а она поцеловала его, думая, что совершает самую лучшую ошибку в своей жизни.

Глава 7

С первого взгляда обиталище Джоны – притулившийся на холме у бухты домик – ничем Эйвери не удивило. Обычная холостяцкая берлога.

На крюках у входа висели доски для серфинга и байдарка. Рядом с суперсовременным байком валялись поношенные кроссовки. В кухоньке, годящейся лишь для приготовления обедов, имелись стол, буфет и несколько разномастных табуреток. На ветхой веранде стоял отреставрированный кофейный столик с журналами о катерах и лодках, грязными кружками, а на стене висел большой экран для проектора.

Посредине ее экскурсии Халл издал утробный вой и умчался куда-то в соседнюю рощицу. Сердце у Эйвери и так скакало, как лошадь на Кентуккийском дерби, но от взгляда на загорелого Джону, с тоской посмотревшего вслед своему – нет, не своему – псу, оно едва не остановилось.

Она коснулась рукой его плеча:

– Иди!

Он благодарно ее поцеловал, спрыгнул с крыльца, взял из своей машины огромный фонарь и, словно супергерой, побежал в рощицу.

Эйвери слегка успокоилась и продолжила осматривать дом. Рядом с прихожей находилась ванная с пропускающей солнечные лучи витражной стеной. В кабинете имелись деревянный стол, полки с оригинальными поделками и книгами, свернутыми картами, схемами звездного неба и фотографиями кораблей. Этот беспорядок словно взывал к женской руке и тем не менее радовал глаз. Все было просто и естественно, много дерева и теплых красок. Никаких следов присутствия женщины. Что тоже согревало душу.

Дом настоящего мужчины.

Оттолкнувшись от стены, она прошла через последнюю дверь и оказалась в спальне.

Спальне Джоны.

Эйвери неровно вздохнула, когда она увидела в углу кресло с его одеждой. Туалетный столик – единственный – прежде был пивным бочонком. На нем стояла лампа, рядом лежала раскрытая книга страницами вниз и всякая всячина. Из окна без жалюзи и с раздвинутыми шторами открывался великолепный вид на Тихий океан.

У нее заколотилось сердце, когда очередь дошла до кровати Джоны. Большущей. Огромной. И незаправленной, со скомканными простынями.

В самых сладких мечтах она не могла представить близости с таким мужчиной, как Джона Норт. Который заставит ее сердце колотиться. Трепетать. Обострит все чувства. Разожжет желание. Влечение к нему настолько сильно, что она просто сходила с ума, забывала обо всем на свете.

С мужчиной, который не хотел связать себя даже с собакой…

Эйвери понимала, что лучше всего ей уйти, пока не захотелось чего-то еще, чего-то большего. Она уже чувствовала перемены в себе. Странное томление. Наверное, следовало найти себе пляжного мальчика, пить ананасовые коктейли и сибаритствовать в свое удовольствие.

Слишком поздно уходить, подумала она, когда по ее коже пробежали мурашки. Джона вернулся.

Она повернулась и увидела его в дверном проеме, широкими плечами он загораживал льющийся из гостиной свет. Он снял сандалеты, рубашку, а его глаза были черными как угли.

Все ее сомнения в правильности своих действий тотчас растаяли как дым.

– Как дела? – произнесла она едва слышно.

– Все нормально.

– Никакие птенчики из гнезда не выпали? Бездомных кисок покормить не нужно? А то я бы посмотрела дивиди или еще чем-нибудь занялась, пока ты… подготовишься.

Джона мягко улыбнулся. Чертовски сексуально. И хищно.

Времени для размышлений не осталось. Звук расстегиваемой молнии рассек воздух, кофточка упала ей на руки, она взяла ее двумя пальцами и уронила на пол.

Джона перестал улыбаться. У Эйвери заныло под ложечкой, когда он окинул ее взглядом с головы до ног.

Она потянулась к боковой молнии брюк, а он лишь качнул головой, и она моментально отдернула руку.

Все мужчины такие, и этот тоже. Никогда не попросит разрешения – не успокоит, не поцелует. Единственный раз поинтересовался ее мнением, когда хотел с ней потанцевать. Да и то прожигал взглядом, словно готов кирпичную стенку прошибить на пути к своей цели.

Когда Джона к ней шагнул, у нее перехватило дыхание, и в приглушенном свете его губы словно искривились в усмешке. Она отпрянула, что только вызвало его смех, от которого у нее подкосились коленки. К счастью, он мгновенно подхватил ее и припал к губам, смакуя поцелуй, словно делал это миллион раз прежде.

На периферии ее зрения замелькали искорки, волна тепла прокатилась по телу и ногам. Не задумываясь, изголодавшаяся Эйвери прижала ладони к его обнаженной коже. Мужчина был не просто красив. Он был свеж, чист и горяч, словно тридцать лет впитывал солнечные лучи и теперь это тепло пульсировало в нем.

Она чуть двинулась, ощутив бедром его эрекцию, и, затаив дыхание, ждала, что он опрокинет ее на кровать и она лишится чувств. И лишь охнула, когда Джона отпрянул. Не совсем, но теперь их разделяло несколько сантиметров, и она могла наконец вздохнуть. А сердце ее неровно билось, пока она ждала следующего его шага.

Потом его губы коснулись ее шеи.

Затем подбородка.

Краешков рта, его губы становились все ласковее, все настойчивее.

Его руки тоже не останавливались, а теперь скользили по ее спине. Его шершавые большие пальцы упирались в ее талию, затем нырнули под бюстгальтер, двинулись вниз…