Эффект Эмбера

Я постучал в дверь номера 212. Подождал. Постучал еще раз и сердито заорал:

– Да пустите меня ради всего святого в мой собственный номер!

Мой вопль возымел действие. За дверью послышалось шлепанье босых ног по ковру, потом щелкнул замок, и в приоткрывшуюся щель глянул ослепительно синий глаз, с нависшей над ним прядью волос цвета земляники со сливками.

– О, это ты? Как славно! – услышал я мелодичный радостный голос.

– А кто же еще? Кроме нас двоих, тут больше никто не живет.

Я широко улыбнулся.

– Входи, Шелл, входи.

– Спасибо.

Я вошел, запер за собой дверь и с удовольствием уставился на Аралию. На ней была белая блузка, с трудом стягиваемая на груди четырьмя перламутровыми пуговками, сквозь тонкую ткань которой проглядывали отчетливо розовые кружочки сосков, а также короткие белые шортики – кажется, они называются "облегашки" или, во всяком случае, должны так называться.

– Шелл, надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я упросила Джимми впустить меня сюда?

– Сержусь? Нисколько.

– Я чуть было не сошла с ума от телефонных звонков. Газетные репортеры, телевизионщики... Кто только не звонил! Даже один полицейский.

При упоминании о полицейском у меня екнуло сердце, но Аралия тараторила без умолку, и я, к сожалению, не смог задать ей интересующий меня вопрос.

– Да, мне еще позвонили спонсоры... конкурса. Ой, кажется, об этом я тебе еще не рассказывала, Шелл.

– Я думаю...

– Но я обязательно тебе расскажу. Все равно практически все всем об этом известно.

– Всем, кроме меня. И что ты подразумеваешь под словом "практически"?

– Я была ошеломлена и даже немного напугана. Поэтому подумала, что мне лучше перейти в твой номер. Надеюсь, ты не против?

В этот момент мы уже сидели на шоколадно-коричневом диване в моей гостиной: она посередине, я – очень близко к середине.

– Разумеется, не против. – Я снова улыбнулся. – Даже очень рад. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы сам предложил тебе это.

– Ты и предложил. Вчера вечером.

На ее нежных губках заиграла кокетливая улыбка.

– А... конечно. Теперь припоминаю. В любом случае я рад видеть тебя здесь, Аралия. Во-первых, потому что мне нужно задать тебе несколько вопросов. Но у меня всего лишь одна минута на это...

– Я почти не спала прошлой ночью. А ты?

– Когда я наконец уснул, то спал уже как убитый. Но большую часть ночи я провел без сна.

– Я все думала об этом ужасном голом мужчине в моем номере. Ты, наверное, тоже поэтому долго не мог уснуть?

– Д... да, и поэтому тоже.

– О, я все болтаю и болтаю. Даже не спросила, чем ты занимался весь день.

Она сладко улыбнулась мне.

– Тебе это интересно? – спросил я. – Ну, я порыскал по городу, кое-что выяснил, пристрелил одного ублюдка... А, вспомнил, что я должен был сделать. Тебе и правда необходимо носить серапе, или шаль, или монишку из плотной льняной ткани.

– Так ты кого-то пристрелил? Что, насмерть?

– Да, но об этом я расскажу тебе позже. Сейчас у меня мало времени, и с каждой секундой его становится все меньше и меньше. Быстренько ответь мне на несколько вопросов. Хорошо?

Она кивнула, устремив на меня свои ясные глаза, в которых вспыхнуло любопытство.

– Ночью я прокрутил в памяти наш вчерашний вечерний разговор. Ты сказала, что твоя мать повторно вышла замуж за человека по имени Филдс. Чарльз Филдс. Верно?

– Да. Правда. Чарли сбежал от нее через пару лет, так что я практически его не помню.

– Что я хочу тебе сказать. Если Филдс – фамилия твоего отчима, значит, до его появления у тебя была другая. Правильно? Так как же звали твоего родного отца?

– Эмбер. Видишь ли, он умер еще до моего рождения, и мама хотела, чтобы мы с Питти носили фамилию Чарли, который нас впоследствии покинул. Тогда нам было совершенно безразлично, какая у нас фамилия.

Она говорила что-то еще, но я ее не слушал. Я уставился в пространство мимо ее плеча, склонив голову совсем так, как час назад это сделал Винсент Раген, когда я упомянул имя Аралии.

Эмбер... Норман Эмбер. Он отбывал наказание в Сан-Квентине одновременно с Малышом Бреттом и некоторое время даже сидел с ним в одной камере.

– Аралия, твоего отца звали Норман?

– Да, но я вообще не знала его... – Она распахнула синие глаза, сделала губки буквой "О", да так и оставалась несколько секунд. – А как ты узнал это?

Я чуть не ляпнул, что просмотрел его досье, но вовремя спохватился, потому что было совершенно очевидно: Аралия всю жизнь искренне верила в то, что ее отец давно умер. Сейчас, вполне возможно, его действительно нет в живых.

– Понимаешь, я... где-то видел, или слышал, или читал его имя, – промямлил я. – Да это и не важно. Лучше скажи, твоя мать все еще носит фамилию Филдс?

– Наверное, если только она снова не выскочила замуж после того, как я ушла из дома. Тогда ее звали Лора Филдс, а как зовут теперь, я не знаю. Я же тебе рассказывала, что с тех пор я ни разу не была в Бербанке.

– Угу. Она тебе что-нибудь рассказывала о твоем отце? Ну, какой, к примеру, он был человек, чем занимался?

Аралию, казалось, мой вопрос удивил, но, помолчав немного, она ответила:

– Мама не очень-то любила вспоминать о нем, а если и вспоминала, то без всякой теплоты. Правда, она говорила, что он очень умный – "башковитый", как она выражалась, иногда называла его "умным придурком". По-моему, она его совсем не понимала. Он был кем-то вроде инженера-изобретателя. Когда они поженились, он только и знал, что носился со своими изобретениями, вместо того чтобы заняться какой-то стабильной работой. По-моему, за это она его и возненавидела.

Аралия пожала плечами, видимо, истощив запас сведений о своем отце.

– А как он умер, она тебе не рассказывала? Ведь он был еще совсем молодым человеком, насколько я понял.

– Да, ему было лет тридцать. Во время очередного эксперимента то ли одна из его штуковин взорвалась, то ли его убило током, точно не знаю.

У меня были к ней еще вопросы, но они могли подождать.

– Ладно, хватит об этих мелочах, Аралия. Давай перейдем к главному, – строго произнес я. – Почему ты сидишь здесь... одетая?