Эффект Геллера

Я, честное слово, не имею к этому никакого отношения, хотя и получил репутацию человека, умеющего вмешиваться в работу часов. «Еще более странное явление, — продолжал Дэвидсон, — произошло со всем комплексом компьютерной множительной системы нашего издания прошлой ночью. На нее словно воздействовали таинственные силы, причем это случилось именно в тот момент, когда в компьютер был заложен очерк о телепатическом феномене, — обе машины остановились одновременно. Не успели мы перевести дух, как рабочий компьютер Ай-би-эм съел весь текст обзора».

По словам Дэвидсона, образовался необъяснимый разрыв в программе суперсовременного компьютера Ай-би-эм-370/135. Это привело к тому, что весь набранный номер стал безостановочно бродить в блоках памяти и никто не мог извлечь его оттуда. Только через 13 часов после второго ремонта им удалось достать требующийся кусок программы.

Я могу только выразить сожаление по поводу случившегося. У меня всегда была склонность к подобного рода «случайным» совпадениям.

В августе 1973 года, во время моего второго визита в Станфорд, мне представилась возможность провести ряд конструктивных экспериментов, включающих работу с компьютером. Во время нескольких подобных опытов, описанных в журнале «Нэйче» за 18 октября 1974 года, Путхофф и Тарг хотели посмотреть, смогу ли я читать мысли компьютера так же, как человеческие. С этой целью они поместили меня в специально оборудованную комнату в 50 ярдах по коридору от компьютерного зала. Тарг нарисовал на дисплее воздушного змея, а Путхофф находился в это время возле меня. В ответ я нарисовал квадрат с пересекающимися линиями внутри него, и мой рисунок оказался очень похож на оригинал в дисплее, хотя я и не получил никакого мысленного образа, что это именно змей.

Мы поставили еще два эксперимента с использованием компьютера. В первом из них картинка была запрятана в память машины и даже не появлялась на экране. Во втором — рисунок сначала вывели на экран, а затем стерли его. Изображены были церковь и сердце, пронзенное стрелой. Церковь мне не очень удалась, хотя я и воспроизвел часть ее контуров. Что касается второй картинки, то я изобразил стрелу, которая, правда, пронзает плоский квадратный чемодан, а не сердце. Естественно, все эти картинки существовали не только в памяти компьютера, но и в мыслях их составителя, так что я мог попытаться прочитать их и таким образом.

Собственно говоря, технология моих действий во всех случаях примерно одинакова — я как бы «включаю» свой внутренний экран и жду, пока на нем что-нибудь появится. Если появляется четкое изображение и сохраняется где-то в течение десяти секунд, то я почти не сомневаюсь, что нарисовал правильный образ. Но это удается далеко не всегда, и тогда я переношу на листок лишь очертания предметов, при этом нередко неправильно их компонуя, путая низ с верхом и зад с передом.

Порой, мне кажется, я упускаю «цель» по иным, психологическим причинам. На одном из экспериментов в Станфорде на рисунке была изображена фигура дьявола с трезубцем в руках. Я долго мучился над своим вариантом и в конце концов сделал три рисунка, в которых пытался воспроизвести заданный. Сюжет всех трех был примерно одинаков: табличка, на которой Моисей в свое время начертал свои знаменитые десять заповедей и несколько символов из садов Эдема. Под конец я еще добавил две пары вил, но без всякой фигуры. Ученые, думаю, правильно предположили, что в данном случае моя неспособность воспроизвести рисунок объяснялась противоположной направленностью моих чувств и вместо силы зла и тьмы я изобразил символы добра и света.

Впервые меня специально попросили вмешаться в работу компьютеров в 1974 году, во время моего посещения национальной лаборатории Лоуренса Ливермора в Калифорнии. Это огромное учреждение, где работают семь тысяч человек и создается примерно девять десятых американских ядерных вооружений. Квалификация сотрудников лаборатории, как, впрочем, и сотрудников службы безопасности, здесь очень высока. Пригласил меня известный физик Рональд Хоук.

Он же попросил меня стереть содержание магнитного диска с нанесенной программой или, по крайней мере, как-то изменить его, что я в конечном итоге и сделал в двух попытках из четырех, держа эти диски в руках и слегка их потирая. Когда после этого их попытались ввести в ЭВМ под названием «Хьюлед Паккард-65», они обе были отвергнуты, хотя до моего прикосновения работали исправно. Доктор Хоук написал потом об этом эксперименте, и его заключение вошло в уже упоминавшуюся книгу «Бумаги Геллера».

Конечно, все эти эксперименты нельзя считать в достаточной степени контролируемыми. До сегодняшнего дня мне лишь однажды пришлось принимать участие в строго контролируемом противостоянии с компьютером, и по причинам, которые я объясню позже, мне, честно сказать, не хотелось бы повторять его снова.

Произошло это в Токио 29 марта 1983 года. У меня была договоренность с телевидением Ниппон об участии в многочасовой программе, авторы которой хотели показать как можно больше живого эфирного материала. Они попросили профессора Тошибуми Саката — главу компьютерного управления Токийского университета — представить для программы какой-нибудь интересный эксперимент, связанный с компьютерами, который можно было бы заснять. Он любезно согласился, но вполне резонно настоял на том, чтобы все проходило под его личным контролем. Эксперимент должен был состояться в университетской лаборатории, где были созданы необходимые условия, которые, разумеется, невозможно было сделать в студии. В конце концов мы согласились снять отдельный сюжет еще до передачи и включить его в программу, вся остальная часть которой шла в прямом эфире.

Элдон Берд, американский ученый из лаборатории военно— морского флота США, вместе с которым я проводил несколько первых контролируемых опытов по сгибанию металлических предметов в 1973 году, приехал в Японию специально к началу этих съемок 28 марта. Вместе с ним я и приехал в Токийский университет.

Специальная, тщательно проведенная программа была уже заложена в Хьюлед Паккард. На экране дисплея были две цветные картинки — одна из которых неподвижно, фиксировано стояла в центре, а другая, напротив, постоянно передвигалась в самых разных направлениях. В мою задачу входило прежде всего остановить движущуюся картинку, изображавшую вид Токио, снятого из космоса. Перед началом эксперимента меня проверили магнитометром на наличие каких-либо посторонних магнитных полей и так делали каждый раз после того, как я выходил и входил в лабораторию.

Итак, я приступил к своей работе, пытаясь воздействовать на компьютер. Сжав руки в кулаки, сильно сконцентрировавшись, я приказал движущейся картинке остановиться. Первая попытка окончилась неудачей, и поэтому я попробовал все повторить снова. Картинка по-прежнему не исчезала с экрана и скользила по нему сверху вниз, только стала передвигаться еще быстрее. Я закричал что было сил, чтобы остановить компьютер, но никакого эффекта не последовало. Тогда я попытался приблизить свои руки к пленке, но и это тоже не помогло. Час за часом я делал все возможное до тех пор, пока не почувствовал, что ничего не получится. Это был не мой день.

Терпеливые японцы согласились на проведение повторного эксперимента на следующий день, и я вернулся в гостиницу в состоянии глубокой депрессии. Я потратил массу своего и чужого времени, извел километры кинопленки и ничего им не показал.

29 марта поначалу события стали развиваться так же, как и накануне. Снова и снова я сжимал руку в кулак и тряс им перед экраном, приказывая картинке остановиться, стереться, исчезнуть, но она возвращалась с приводившим меня в бешенство постоянством, словно насмехалась надо мной. Начали мы работать, наверное, часов в шесть вечера, а уже далеко за полночь я с досадой хлопнул себя по бедрам и в раздражении воскликнул: «Ничего не получается!»

Последняя попытка: я попросил профессора Саката принести немного воды — не для того, чтобы попить, а для того, чтобы поставить ее рядом с компьютером. Я надеялся, что это может помочь, так как не раз замечал, что мне легче сосредоточиваться, когда вода где-то рядом. Один из ассистентов тотчас же вышел и принес большой чайник с водой, который ему же пришлось и держать, так как он стоял ближе всех к компьютеру. Должно быть, он подумал, что со стороны это выглядит довольно глупо, но тем не менее вида не подал.

Элдон, казалось, устал не меньше, чем я. Он молча сидел подряд два вечера этого изнуряющего и приводящего в ярость бесплодного эксперимента, не принимая в нем никакого участия, только лишь как сторонний наблюдатель — так, по крайней мере, я думал.

Впоследствии он признался мне, что, когда принесли чайник с водой, это было последней каплей, переполнившей чашу его терпения, и он решил сделать мне немое послание такого типа: «Ури, если ты телепат, то сделай это. Я уже устал. Кончай ты с этим делом и пойдем скорее отсюда к чертовой бабушке».