Эффект искажения

– Что там, Христиан? – спросил Паоло у кучера.

– Не видно отсюда, ваша светлость, – ответил парень.

Графа охватило неясное, томительное предчувствие, а за века беспокойной жизни он привык доверять ощущениям искаженной души, полагая их знаками от самого Хозяина.

– Луиджи, – негромко позвал он.

Чуткий слух стрикса уловил призыв господина, и охранник подлетел к карете. Нагнувшись, спросил:

– Прикажете разведать?

– Да, друг мой, – кивнул Паоло. – Мы подождем. Только будь осторожен. Христиан, останови карету!

Спешившись, Луиджи направился к Зюйдеркерк. Остальные охранники гарцевали неподалеку от кареты, зорко следя за тем, чтобы никто не подобрался к семье графа. Луиджи тем временем принялся довольно грубо расталкивать народ, и вскоре исчез из виду.

Когда гигант вернулся, Паоло сразу понял: случилось что-то очень нехорошее. На простоватой физиономии Луиджи явственно читалась тревога.

– Вам бы самому взглянуть, мой господин, – пробормотал он, покосившись на женщин. Лукреция сделала попытку выбраться из кареты вслед за мужем, и охранник с наивной заботливостью добавил: – Вы бы, ваша светлость, сидели на месте. Не дамского ума это дело…

Графиня одарила его убийственным взглядом, но осталась в карете: и она и Паоло прощали Луиджи его неотесанность, считая, что это с лихвой искупается верностью.

Делла Торре зашагал за охранником. Тот, словно таран, взрезал толпу, прокладывая дорогу своему господину. Возле крыльца Луиджи остановился, пропустил графа вперед.

– Ах, не к добру это, не к добру! – причитала пожилая женщина.

– Знамение! – значительно поддакивал старик в одежде мастерового, указывая в небо заскорузлым пальцем.

– Отриньте безбожные суеверия, дети мои! – говорил пастор.

Священник, пытаясь как-то успокоить горожан, цитировал Библию. Из его речей следовало, что в случившемся не нужно усматривать ни знамений, ни происков нечистой силы. Но народу верилось слабо. Ведь прямо перед собой люди видели доказательство обратного.

Перед церковью, раскинув руки и устремив в темное небо остекленевший взгляд желтых глаз, лежал получеловек-полузверь. Его обнаженное тело было изогнуто в агонии, длинные пальцы с черными когтями скрючились, словно старались впиться в камень крыльца. Из пасти тонкой струйкой стекала вода и скапливалась под ужасной головой, образуя маленькую лужицу.

– Три десятка лет назад, перед большой чумой, в городе видели человека с козлиной головой, – проговорил старик, набивая трубку. – А нынче вот с собачьей какой-то, что ли… Знамение это!

– Сжечь поганую нежить! – раздался женский выкрик из толпы.

– Сжечь! – подхватили горожане.

Переглянувшись, граф с Луиджи принялись проталкиваться прочь от церкви. Отойдя от толпы на почтительное расстояние, охранник проговорил:

– Это Ханс, мой господин. Второй, кого я послал следить за тем человеком.

– Я понял, – кивнул Паоло.

– Да только вот я-то ни бельмеса не понял, мой господин, – пожаловался Луиджи. – Как он погиб-то?

– Судя по тому, что изо рта его течет вода, бедняга захлебнулся, – задумчиво произнес граф.

– Да как же он мог захлебнуться, если он бессмертный? – возмутился здоровяк. – Что ему какая-то вода?

– Ты прав, мой верный Луиджи. Вода не может причинить вреда стриксу. Если только это не святая вода…

– Знаете, мой господин, – охранник ожесточенно поскреб гладкий затылок. – Ханс, конечно, был обращен недавно, да и большим умом не отличался. Но уж и не совсем был дураком, чтобы хлебать святую воду!

Несмотря на серьезность момента, Паоло рассмеялся:

– Луиджи, ну подумай как следует: если бы Ханс сам выпил святой воды, разве это убило бы его? Ведь божественные символы действуют только в руках истинно верующих, мы же отвергаем Бога. Нет, его напоили, и сделал это человек, искренне приверженный вере.

– Священник? – прищурился здоровяк. – Позволь, я отрублю ему голову!

– Не думаю. – Граф покачал головой. – Зачем святому отцу привлекать к своей церкви недоброе внимание? Хотя на всякий случай приставь к нему слежку. И извести всех рыцарей, слуг и охранников клана: пусть будут предельно внимательны и осторожны. У нас появился враг.

В карете Паоло вкратце рассказал женщинам об увиденном и настрого приказал держаться рядом с ним. В отличие от туповатого Луиджи, он не считал ни Лукрецию, ни Эмму нежными цветками, которые нужно оберегать от дурных вестей.

Впрочем, красавица-голландка тоже не отличалась особою гибкостью ума. Она кивнула и равнодушно пожала плечами, отчего могучая грудь пришла в движение, и принялась любоваться перстнем, который подарила ей графиня. Лукреция, искушенная в интригах, задумалась, потом тихо спросила мужа:

– Полагаешь, это вызов?

Паоло нашел в темноте ладонь жены, молча сжал, соглашаясь. Да, именно так он и считал. Иначе зачем неизвестный выбрал такой замысловатый способ убийства, к тому же ясно указывающий, что со стриксом расправился человек? Зачем оставил тело на видном месте, да еще и снял одежду цветов клана делла Торре? Да, это был вызов ему, главе семьи.

– Он безоглядно предан Богу и ненавидит все, что так или иначе противно христианской религии, – медленно проговорил граф. – Поэтому не только убивает стриксов, но и хочет, чтобы мы боялись его. Он наслаждается своей властью.

– Кто он?

– Не знаю, милая. Но обязательно узнаю.

– Думаешь, он действует в одиночку? – прищурилась Лукреция. – Быть может, в городе обосновался целый клан наших врагов?

– Может быть, – согласился Паоло. – Но все же хочу надеяться, что это одиночка.

– Хорошо бы ты был прав, – ответила графиня. – В любом случае что-то подсказывает мне: вскоре мы узнаем о гибели третьего охранника.

Беломраморная биржа была видна издали – ее облаком окутывало мягкое свечение. Вблизи казалось, что величественное здание облепили крупные светляки. Паоло даже на мгновение почувствовал себя так, словно вернулся в родную Италию. И только совсем рядом становилось видно, что нежный свет исходит от сотен маленьких фонариков, укрепленных на фасаде. Внутри биржа была освещена так же. Играла музыка: за галереей располагался оркестр. По шахматному полу неслышно скользили слуги, подносящие новые блюда к накрытым под арками столам. Во внутреннем дворе начались танцы: дамы с кавалерами плавно скользили в менуэте.

Проходя через залы биржи, поднимаясь по лестницам, стриксы старательно отворачивались от зеркал. Двенадцатый закон детей ночи: истинный облик стрикса можно увидеть в серебре либо в зеркале с серебряной амальгамой. Остальные зеркала отражают искажение души лишь ночью. В момент обращения стрикса может видеть всякий, кто не зачарован его магнетизмом. После смерти проклятый обретает настоящий свой вид.

К Лукреции тут же подошел белокурый юноша, увлек красавицу в сверкающую драгоценностями толпу. Вскоре и Эмма ушла танцевать с худощавым, вертлявым французом. Паоло подхватил молоденькую хорошенькую жену польского купца и закружил ее в гавоте.