Эффект Люцифера

Не знает он и того, что я сам — радикал и с 1966 г. активно выступал против войны во Вьетнаме и даже организовал одну из первых в стране ночных забастовок в Нью-Йоркском университете. Я также был одним из организаторов крупномасштабного демонстративного ухода с церемонии вручения дипломов Нью-Йоркского университета — в знак протеста против того, что университет присвоил почетную ученую степень министру обороны Роберту Макнамаре. А в прошлом году, в Стэнфорде, я организовал конструктивные выступления против продолжающейся войны, в которых участвовали тысячи студентов. Так что я сочувствую политическим взглядам заключенного № 5704, но не его наивному «революционному» настрою.

Его письмо начинается так: «Я договорился с The Tribeи The Berkeley Barb[независимые радикальные газеты], что напишу для них материалы, когда выйду отсюда». Затем № 5704 хвастается новым статусом в нашем небольшом тюремном сообществе: «Сегодня я был на встрече комитета по рассмотрению жалоб, который я возглавляю. Завтра организую кредитный союз, чтобы защищать наши общие финансовые интересы». Затем он описывает, чем ему полезен этот опыт: «Я много узнаю о революционной тактике в местах лишения свободы. Охранники бессильны, потому что моральный дух старого бродяги подавить невозможно. Почти все мы здесь старые бродяги, и я не думаю, что кто-то сдастся раньше, чем все это закончится. Некоторые начинают вести себя подобострастно, но они не оказывают влияния на остальных». Подпись большими размашистыми буквами: «Твой заключенный № 5704».

Я решаю не рассказывать об этом письме охранникам, которые могут отомстить № 5704. Но мне неприятно, что меня подозревают в том, что мой грант на проведение исследований — инструмент военной машины, тем более что я всеми доступными способами поддерживаю протестное движение студенческих активистов. Первоначально этот грант был выдан для поддержки практических и теоретических исследований влияния анонимности, ситуации деиндивидуации и межличностной агрессии. Когда возникла идея тюремного эксперимента, я убедил агентство по предоставлению грантов расширить финансирование, чтобы оплатить и это исследование, без дополнительного финансирования из других источников. Я злюсь, что Пол и, вероятно, его приятели из Беркли распространяют явную ложь о моем исследовании.

Чем бы он ни руководствовался — плохим настроением, желанием курить или получить интересный материал для дебюта в журналистике, заключенный № 5704 создает нам всем большие проблемы — и именно сегодня, когда у нас и так достаточно дел. С помощью сокамерников он разогнул прутья на двери первой камеры, за что был отправлен в карцер. Сидя в карцере, он выбил перегородку между отделениями. За это его лишают обеда и дают новый «срок» в карцере. Во время ужина он все еще продолжает бунтовать. Очевидно, он расстроился, что никто не пришел его навестить. К счастью, после обеда он встретился с начальником тюрьмы, который сделал ему серьезный выговор, и мы заметили, что поведение № 5704 изменилось к лучшему.

В ожидании гостей: лицемерие и маскарад

Я надеялся, что Карло сможет приехать из Окленда и поможет мне как следует подготовиться к «десанту» родителей. Но, как обычно, его старая машина сломалась, ее должны ремонтировать на следующий день — как раз в то время, когда он Должен был быть у нас в качестве главы комиссии по условно-досрочному освобождению. В долгих телефонных разговорах с Карло мы вырабатываем наш план. Мы сделаем именно то, что делают во всех тюрьмах, когда появляются нежелательные посетители, которые могут заметить какие-нибудь злоупотребления и потребуют улучшений: персонал тюрьмы Скрывает пятна крови красивыми салфеточками, убирает нарушителей спокойствия с глаз долой и как может украшает интерьер.

Карло дает мне прекрасный совет о том, что можно сделать за немногое оставшееся время, чтобы создать для родителей видимость отлаженной, доброй системы, которая как следует заботится об их детях и несет за них ответственность. Он говорит, что нам придется убедить этих белых представителей среднего класса, что наше исследование принесет большую пользу, и заставить их, как и их сыновей, выполнять требования тюремных властей. Смеясь, Карло говорит: «Вам, белым людям, нравится подчиняться Власти, так что они будут верить, что поступают правильно, хотя при этом просто будут делать то же, что и все остальные».

Все берутся за дело: заключенные моют полы и камеры, табличку «Карцер» мы убираем, повсюду распыляется дезинфицирующее средство с ароматом эвкалипта, чтобы устранить запах мочи. Заключенные бреются, моются и приводят себя в порядок. Шапочки и полотенца на головах исчезают. Наконец, начальник тюрьмы предупреждает всех, что любые жалобы приведут к преждевременному завершению свидания. Мы просим охранников дневной смены поработать сверхурочно, до девяти вечера, чтобы следить за посетителями, а также на случай ожидаемого бунта. Для полной уверенности я приглашаю всю группу наших резервных охранников.

Потом мы кормим заключенных самым лучшим горячим ужином — куриным рагу с гарниром и двойной порцией десерта для всех желающих. Пока они едят, во дворе звучит приятная музыка. Охранники дневной смены подают ужин, а охранники ночной смены наблюдают. Смеха и хихиканья, обычно сопровождающих еду, не слышно, и атмосфера становится до странности обычной и какой-то заурядной.

Хеллман сидит во главе стола, расслаблено откинувшись назад, но все же поигрывает дубинкой. Он говорит: «№ 2093, ты никогда так хорошо не ел, не так ли?»

№ 2093 отвечает: «Вы правы, господин надзиратель».

«Твоя мама никогда не давала тебе добавки, да?»

«Не давала, господин надзиратель», — покорно отвечает Сержант.

«Видишь, как здесь хорошо, № 2093?»

«Да, господин надзиратель».

Хеллман берет немного еды с тарелки Сержанта и уходит, презрительно усмехаясь. Враждебность между ними нарастает.

Тем временем в коридоре перед входной дверью мы заканчиваем приготовления к приходу посетителей. Они могут создать нам серьезные проблемы, и мы этого боимся. Напротив стены, за которой находятся комнаты охранников, начальника тюрьмы и суперинтенданта, мы ставим дюжину складных стульев для посетителей, где они будут ждать своей очереди. Когда посетители спустятся в подвал, полные любопытства к тому, что сулит новые, необычные ощущения, мы, согласно нашему плану, сознательно возьмем их поведение под систематический ситуационный контроль. Мы продемонстрируем им, что они — наши гости, которым предоставлена привилегия встретиться с их сыновьями, братьями, друзьями и возлюбленными.

Сьюзи Филипс, наш миловидный секретарь, тепло приветствует посетителей. Она сидит за большим столом, на котором стоит букет благоухающих алых роз. Сьюзи — еще одна моя студентка, она заканчивает факультет психологии, а еще она обладательница титула «Мисс Стэнфорд», член команды чирлидеров, избранная за привлекательный внешний вид и спортивные качества. Она записывает имя каждого посетителя, отмечает время прибытия, номер в очереди, имя и номер заключенного, к которому он пришел. Сьюзи описывает процедуру, которой им нужно следовать сегодня вечером. Во-первых, каждый посетитель или группа посетителей должны встретиться с начальником тюрьмы, затем они смогут войти в тюрьму, когда их родственник или друг закончит ужинать. На выходе они должны встретиться с суперинтендантом, чтобы обсудить любые проблемы, которые у них могут возникнуть, или поделиться впечатлениями. Они соглашаются с этими условиями, садятся и начинают ждать, слушая музыку, звучащую из динамиков.

Сьюзи приносит извинения посетителям, которым приходится долго ждать, но дело, кажется, в том, что заключенные сегодня ужинают дольше обычного — ведь они наслаждаются Двойной порцией десерта. Это не нравится некоторым посетителям, ведь у них есть и другие дела. Они нервничают, оказавшись в таком необычном месте, и хотят побыстрее увидеть «своих» заключенных.

Посовещавшись с начальником тюрьмы, секретарь сообщает посетителям, что заключенные слишком долго ужинают, поэтому нам придется ограничить время визитов десятью минутами и допустить к каждому заключенному не больше двух посетителей. Посетители недовольны; они расстроены такой невнимательностью своих детей и друзей. «Почему только двух?» — спрашивают они.