Эффект Ребиндера

Подло! Как подло и глупо получилось. Одурел, козел, от спирта и обиды! А еще в родственники записался! Только бы Матвей не молчал так страшно. Пусть бы обругал, даже врезал! Нужно было срочно что-то сказать, извиниться…

– Ой, ребята, а вы не уснули еще, вот хорошо-то!

Люша номер один спешила к костру, спотыкаясь на темных кочках и крепко прижимая к груди банку варенья. Спит она, что ли, со своими банками?

– А я думала, мне одной сидеть. Бессонница, и всё тут! Это Семен виноват, храпит, хоть из лесу беги! Может, варенья хотите? С чаем? Ночью нет ничего лучше еды! Мы в больнице на дежурствах беспрерывно ужинаем, пока завтрак не наступит, ха-ха! Лучшее спасение от усталости. Правда, толстею очень. Если еще пару лет подежурю – ни в одну дверь не пройду! И дочки смеются.

– Валюша, – Матвей обнял ее за плечи, – ты у нас всегда первая красавица. Как была в детдоме, так и осталась. Если бы я не оказался таким сопливым, а Семен таким шустрым, еще неизвестно, чьи бы дочки смеялись!

И прошла ночь, и наступил рассвет, мокрый и жутко холодный лесной рассвет неописуемой красоты, а они, полусонные и окоченевшие, все жевали фиолетовое, как чернила, варенье и шепотом, строго поочередно травили анекдоты. И все время смеялись. Беспрерывно, до колик смеялись, просто ржали как безумные, особенно когда прятали в кустах пустую бутылку из-под спирта.

И было невозможно поверить, что Валя слышала весь их ночной разговор. Но она, конечно, слышала.

На этом, собственно, история закончилась. Через день приплыли в большой районный центр, и Кира уехала. Оказалось, Гальперин вернулся из командировки раньше времени, они решили забрать дочку из лагеря и податься на море. Шурик и Матвей пошли провожать Киру на станцию, по очереди тащили огромный рюкзак с палаткой и вареньем. Иринка еще добавила от себя еловые шишки и ожерелье из твердых, как камешки, нарядных желудей.

В то утро обе Люши как раз затеяли большой обед, костер без конца заливало то супом, то компотом, так что Володя совершенно замотался разжигать и рубить ветки. Чуть палец себе не отхватил! Да еще внезапно пробудившийся Семен зазвал играть в дурака и при этом так мухлевал и подглядывал в карты, что пришлось к полному восторгу Иринки сбросить его в воду вместе с лодкой.

Была пора: наш праздник молодой сиял…

Телеграмму принесли совсем рано, они с Ленечкой еще спали, и только Матвей, ранняя пташка, собирался на утреннюю пробежку. Может быть, от этого привычного будничного утра и ясного солнца в окне слова казались особенно нелепыми и невозможными. Умер Саша Гальперин.

Хотелось отмахнуться, как от заведомой глупости, закрыть глаза.

– Что случилось?! Авария? Он болел? Кто это пишет? Кира?!

– Нет, один наш общий товарищ. Попробую дозвониться из института. Нужно билеты заказывать. По телеграмме, кажется, дадут вне очереди.

Ольге хотелось сказать, что абсолютно невозможно ехать сейчас в Москву, не отложены деньги, Ленечка только переболел ангиной, пропадет летний отпуск, который они так давно планировали. И как объяснить ребенку-первокласснику, что нужно пропускать школу в разгар занятий? И сколько они там пробудут? День похорон, поминки… Максимум неделю! А билеты на самолет одинаково стоят, хоть на неделю, хоть на все лето. Но ей тут же стало стыдно. Со страхом подумала про Киру – вдова! Благополучная, красивая и нарядная Кира, обожаемая жена Саши Гальперина…

А ведь как хорошо начинался год! Во-первых, уехала Иринка, постоянная Ольгина тоска и огорчение. И так хорошо нормально уехала, окончила школу с отличием, поступила в МГУ, все рады и счастливы!

Тогда, почти десять лет назад, она совершенно не ожидала, что до такой степени не сможет найти общий язык с дочкой Матвея. Ни подарки, ни сладости, ни кино! Черные ревнивые глаза волчонка следили за каждым Олиным шагом, все время что-то ломалось или пропадало – любимая чашка, вышитая наволочка, дорогие чулки. Вечерами девочка забиралась на руки к Матвею, словно огораживала собственное пространство, невозможно было ни поужинать вместе, ни просто поговорить.

А им так важно было побыть вдвоем, услышать друг друга! Стремительный брак с Матвеем и такой же стремительный отъезд в Новосибирск не оставили времени привыкнуть или даже понять, как это случилось. Как она, свободная двадцативосьмилетняя москвичка, без пяти минут кандидат наук, вдруг оказалась в маленьком лесном поселке, пусть с красивым названием Академгородок, в чужой квартире, обжитой другой женщиной, с чужой дочкой и навсегда чужим прошлым. Люба погибла за три года до их встречи с Матвеем, но вещи ее жили в шкафу, и было отдельным мучительным занятием изживать эти незатейливые кофточки, платья и, особенно, шубку, теплую цигейковую шубку, чуть потертую в рукавах.

Как быстро пролетело время, как странно. Только недавно, кажется, они с Таней искали себя в списке абитуриентов. Химфак! Казалось, везению нет конца – обе поступили с первого раза, обе попали в один поток и даже в одну группу. Снова вместе, так удобно и привычно готовиться к экзаменам, писать курсовые, можно по очереди вести конспекты лекций, даже прогулять не страшно. Правда, Таня сразу увлеклась коллоидной химией, а ей, Оле, всегда казалось скучным это бесконечное поверхностное натяжение.

Да, с этого и началось! С коллоидной химии началась ее разлука с Таней! Настоящая мучительная и обидная разлука, хотя они продолжали учиться в одной группе.

Конечно, Таня всегда увлекалась и влюблялась – то в Симонова, то в Вана Клиберна, то в артиста Квашу из театра «Современник». И на этот раз Оля только смеялась, когда она принялась дни напролет рассказывать про профессора Ребиндера. Завкафедрой коллоидной химии профессора Ребиндера, очаровательного старорежимного Петра Александровича. «Эффект Ребиндера в действии, – дразнила ее Ольга. – Пластифицирующее действие среды на твердые материалы!»

Все началось с того, что Ребиндер показывал на лекции структурирование суспензии бентонита. Для этого он долго тряс узкий цилиндр с суспензией, чтобы все услышали, что по звуку она соответствует жидкости. Потом он перелил суспензию в более широкий стакан и вдруг жестом фокусника опрокинул над Таниной головой. Сколько раз Оля говорила ей не садиться в первый ряд! Конечно, суспензия не пролилась, но кто же это знал заранее!

Ребиндер вообще обожал опыты, на его лекциях все время что-то происходило – плавали и бешено крутились кораблики из фольги, «плясали» кристаллики камфары.

– «Бешеный твист!» – командовал старый чудак ассистенту, страшно гордый, что употребляет такие современные понятия, потом прикасался к камфаре палочкой с олеиновой кислотой, кристаллы замирали, и он трагически вещал: – Левитан. «Над вечным покоем».

Но особенно профессор любил демонстрировать им же описанный эффект на цинковой пластинке. Гибкая крепкая пластинка с хрустом ломалась от капли ртути.

Оля тоже любила химию, они даже в классе часто спорили, за кем будущее – за химией или физикой. И хотя мальчишки уверяли, что развитие космонавтики и атомной энергии определит судьбу человечества, но это звучало очень отвлеченно. А вот современные удобные ткани, ту же болонью или кримплен, знал каждый нормальный человек. На ВДНХ демонстрировали мебель из красивого легкого пластика, стройматериалы, шикарные синтетические шубы! Понятно, что скоро появятся синтетические продукты, люди избавятся от тяжелого труда на полях и фермах.