Эффект Ребиндера

Первая поездка в Германию Володю неожиданно и болезненно разочаровала. Требовалась другая свобода поведения, беглый разговорный английский, умение легко улыбаться и шутить. Наверное, поэтому он слишком куце представил давно подготовленную тему. Отдельным унижением оказались роскошные, переполненные продуктами и товарами магазины. Все время тупо вспоминал злые московские очереди, отца, чуть свет бегущего за какими-нибудь очередными дефицитными консервами. Денег почти не меняли, с трудом хватило на самые дешевые джинсы и платок из странной блестящей материи. Подумал, что мама обрадуется иностранному подарку.

А мама уже лежала в неврологическом отделении. Инсульт. В доме Володя застал непривычное запустение и пустые полки, отец днями сидел в больнице. Удивительно, как он преданно ухаживал, варил жидкие каши и кисели, она же ничего глотать не могла. Жуткое зрелище! Вроде живой человек, а не разговаривает, не двигается, только глаза смотрят. И непонятно, узнает она тебя или нет. Отец уверял, что мама все понимает, шептал ей на ухо ласковые слова, просил за что-то прощения. Время шло, а улучшения не наблюдалось, но в больнице пока держали, хотя ухода, конечно, никакого. И тут отец сам стал слабеть. Кажется, ничего не болело, но он сделался бледный и страшно уставал, с трудом доползал на второй этаж. Оказался рак кишечника. Всю жизнь на живот жаловался, все по врачам ходил, а в самый серьезный момент прозевал, уже метастазы пошли. Теперь родители оба лежали на Таганке, в одной и той же 23-й больнице, но в разных отделениях, а Володя метался между ними, не понимая, что делать и как помочь.

Ольгу он решил пока не вызывать, куда ей выбираться зимой из Новосибирска, да еще с ребенком! Все время хотелось думать, что этот кошмарный сон скоро закончится и восстановится нормальная жизнь. Хорошо, что к уходу за родителями подключились Иринка с Катей – с неожиданным умением варили каши и жидкий диетический суп из овсянки, покупали яблоки и творог. Главное, они избавили его от самой страшной заботы – перестилать и переодевать мать. Дело не в брезгливости, он не в силах был видеть ее унизительно голое тело, мокрые простыни, пеленки и тряпки.

Отец умер первым. Больше нельзя было скрывать от сестры, конечно, и приезд ее, несмотря на лишнюю трепку нервов и слезы, оказался облегчением. Теперь хотя бы мама лежала чистая и ухоженная. Правда, она пережила отца всего на две недели, а потом тихо и незаметно перестала дышать.

С приездом сестры выяснилось еще одно очень серьезное обстоятельство, которое Володя совершенно прозевал. Иринка, эта сопливая второкурсница, завела настоящий роман. И не с кем-нибудь, а с племянником все той же Тани Левиной. Главное, Ольга сама познакомила Иру с Таниной семьей, чтобы помогали и следили за ребенком в большом городе. Доследились!

Все было бы не так страшно, Оля всегда говорила, что сын Таниной сестры Мишка абсолютный вундеркинд, к тому же он учился уже на пятом курсе медицинского института. Но Мишкины родители находились в подаче!.. И со дня на день ждали разрешения из ОВИРа на выезд в Израиль!

Ольга рыдала и не знала, как сказать Матвею. Иринка тоже рыдала, но отступать не собиралась. Она однозначно заявила, что любит Мишу больше жизни и последует за ним хоть на край света. Тем более ее мама была еврейкой, значит, и она сама еврейка и для нее нет ничего естественнее, чем переселиться в Израиль, на родину предков. Мишка, надо отдать ему должное, выглядел приличным серьезным парнем, держался мужественно и молча сносил разносы с обеих сторон.

Короче, после почти полугода страстей, больниц, похорон и прощаний Володя обнаружил себя в отдельной собственной двухкомнатной квартире совершенно свободным. И совершенно одиноким. Особенно странными стали вечера. Он старался возвращаться домой как можно позже, холодная плита светилась в темноте выдраенными до блеска кастрюлями, тупо молчал телевизор. С едой возиться не хотелось, хотя бутерброды с любительской колбасой или сыром вскоре осточертели, но еще немыслимее казалось самому что-то варить или жарить.

Между тем приближалось лето, нужно было как-то планировать отпуск, на кафедре заранее требовали подать график. Тема отпуска витала в разговорах и планах, звучали волшебные слова – Валдай, Сочи, Рижское взморье. Кто мог подумать, что всего через год Королев умрет, не дожив несколько дней до своего давно ожидаемого 70-летнего юбилея, начнутся перемены, и это будет началом конца. Но пока положение Володи казалось очень стабильным, он надеялся в ближайшее время получить старшего научного и, значит, приличную надбавку к зарплате.

Ужасно хотелось нормально, прилично отдохнуть после безумного года, но где и как? Много лет подряд выручали стройотряды, обычно они с ребятами отправлялись в дальние северные поселения, ставили срубы или коровники. Всегда получалась двойная польза – и активный физический труд в компании интересных людей, и довольно много денег. Но с каждым годом становилось все труднее найти подходящую поездку, что-то сломалось в самой системе – пропал азарт и чувство товарищества, все только и мечтали работать поменьше, а загрести побольше. Слава богу, он уже обходился без заработков на стороне. К тому же от родителей остались три сберкнижки с довольно приличной суммой, которую Володя благоразумно решил не трогать. Много ли одному нужно!

И тут позвонила Катя. Наверное, получила очередное письмо от Иринки. Она каждый раз добросовестно отчитывалась о полученной весточке, и Володя каждый раз удивлялся про себя ее звонкам. В Израиле уже стояла жара, вся компания, включая родителей Миши и его бабушку, жила в специальном центре для приезжих эмигрантов, привыкали к чужим правилам, учили странный чужой язык. Володя даже не пытался представить, как жизнь на Марсе.

– Здравствуйте, Володя, – у нее был ужасно смешной, совсем детский голос. – Это Катя говорит.

Ну да, она продолжала звать его на вы и каждый раз представлялась. Наверное, боялась, что он вовсе не вспомнит, кто такая Катя.

– Катерина! Рад слышать! Новое письмо получила?

– Нет, к сожалению, новых писем нет. Я как раз у вас хотела спросить.

Могла бы придумать что-то поумнее. Никакой переписки с заграницей, а тем более с такой спорной страной, как Израиль, Володя вести не мог, у него была вторая форма секретности.

– Слушай, Катерина, у меня тут возник вопрос – ты, например, что делаешь летом?

– Ле-летом? – она вдруг стала заикаться, совсем напугалась, дуреха. – Летом я поеду к маме. А почему вы спрашиваете?

Конечно, мог бы и не спрашивать! Куда едут все студенты из провинции! Помнится, она рассказывала про маму-учительницу в Мурманске. Или в Архангельске?

– Сам не знаю, чего спросил. Понимаешь, совершенно не могу придумать, что делать с отпуском. Вот так вкалываешь-вкалываешь, а отдохнуть по-человечески негде. Может, на море махнуть? Поплавать, поваляться на жаре. Ты на море была когда-нибудь?