Эфирное время

— Ну, тот, который вытащил меня, когда, я тонула. Его ведь потом посадили. Дмитрий Владимирович ничего не знает о Тенаяне, обо всем, что со мной произошло. И если вдруг окажется, что это действительно Соколов… — она всхлипнула, тяжело, горестно вздохнула, — если Дмитрий Владимирович узнает, наверное, он бросит меня… Не простит, хотя я ни в чем не виновата. Станет мной брезговать, если узнает, и сразу бросит…

Она уже не сдерживалась, плакала горько, навзрыд, и почти не могла говорить.

— Варюша, успокойся. И не темни. Скажи мне честно, откуда ты знаешь, что покушение было инсценировкой?

— Ну не знаю я… Просто мне так кажется.

— Дмитрию Владимировичу тоже так кажется?

— Нет… То есть мы с ним это не обсуждали. Но если он хочет взять его на работу, в охрану, наверное, думает, что все правда. Я очень вас прошу. Вы просто проверьте, Соколов это или нет… Хотя он все равно завтра к двенадцати приезжает к нам, к Дмитрию Владимировичу домой. Мы живем за городом, в шестидесяти километрах от Москвы, по Ленинградскому шоссе, там такой маленький поселок «Солнечный». Всего три виллы, очень большие участки. У нас второй участок… Простите, Илья Никитич, я, наверное, зря вас побеспокоила. Все равно уже ничего сделать нельзя… Завтра к двенадцати он приедет… Простите…

— Погоди, Варя, не плачь, не клади трубку, — произнес Илья Никитич. Но уже звучали частые гудки.

* * *

В одиннадцать пятнадцать черный скромный «жигуль» свернул с Ленинградского шоссе на проселочную дорогу в пяти километрах от поселка «Солнечный». Поперек дороги, в самом ее начале, стоял огромный грязный грузовик с бревнами.

— Черт, — выругался Вася Соколов, останавливая машину.

Он выехал пораньше. Опаздывать было нельзя ни в коем случае. Такие люди, как Мальцев, особенно щепетильны в том, что касается точности.

Для начала Вася погудел грузовику, хотя понимал, что это бессмысленно. Водительская кабина была пуста. Он огляделся, пытаясь сообразить, можно попасть в поселок как-нибудь в объезд. Позади уже гудели две машины, «Волга» и военный «газик». Вася понял, что попал в капкан. Чтобы свернуть с дороги, надо было проехать либо назад, либо вперед. Оставалось только выйти и договориться с водителем «Волги».

Он еще раз погудел на всякий случай, отстегнул ремень безопасности, вылез, не спеша направился к «Волге».

В салоне, кроме водителя, сидело трое. Все молодые мужчины с короткими стрижками. Все в кожаных куртках. Это немного не понравилось Васе.

— Мужики, вы бы подали немного назад, — сказал он, наклонившись к приоткрытому переднему окну, — там есть поворот, можно в объезд, а то хрен его знает, мудилу, сколько он здесь простоит.

Из «газика» тем временем выпрыгнули трое, такие же молодые, широкоплечие.

— Сейчас попробуем, — кивнул водитель «Волги», — но только там, через поселок, выезд сразу на Ленинградку.

Трое из «газика», направлялись к «Волге». Вася стал медленно отступать к заснеженному лесу. Вдоль дороги с обеих сторон шли глубокие канавы. Вася сделал несколько шагов и вдруг заметил, что в «Волге», за задним стеклом, лежит милицейская фуражка. Трое из «газика» брали его в кольцо. Из «Волги» выскочили двое. Не успев ничего сообразить, Вася выхватил свой «ТТ» и стал стрелять.

Одного он успел ранить в руку.

Ему кричали все, что положено кричать в таких случаях, но он перескочил через канаву, словно на крыльях, и, утопая в глубоком снегу, рванул через лес. Боль прожгла голень, он понял, что ранен, обернулся, пальнул еще раз.

— Стоять! Брось оружие.

Он ответил двумя выстрелами, ранил еще одного оперативника. И тогда в него стали стрелять на поражение. Первая пуля угодила в голову, вторая в позвоночник, но и первой было достаточно.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Варя вышла из здания Университета искусств в семь часов вечера. Сыпал мягкий крупный снег, красиво подсвеченный огнями Китай-города. Вместо того чтобы сесть в свой «рено», она отправилась пешком в сторону Политехнического музея. Она шла не спеша, чуть помахивая маленькой замшевой сумочкой. Неподалеку от памятника героям Плевны свернула в проходной двор.

Там, в глубине, стоял черный, длинный, как крокодил, «линкольн» с затемненными стеклами, с погашенными огнями. Варя подошла к машине. Задняя дверца открылась, она нырнула в теплый, пахнущий хорошим одеколоном салон.

— Привет, лапушка, — послышался из мягкой глубины низкий мужской голос.

— Привет, — ответила Варя довольно мрачно.

— Какая-то ты сегодня грустная, Варюша, — из темноты протянулась рука, нежно погладила Варю по щеке, — чего тебе? Кофейку? Соку?

— Соку. Клюквенного, как всегда. В салоне зажегся свет. Рядом с Варей, на заднем сиденье-диване, раскинувшись, сидел маленький худой человек, совершенно лысый, с лицом, похожим на череп. Крошечные глаза тонули в глубоких глазницах, прятались под тяжелыми и совершенно голыми надбровными дугами.

— Слушай, Пныря, я тебя знаю больше трех лет, но все не могу понять, у тебя глаза какого цвета? — спросила Варя, отхлебнув густого клюквенного сока.

— Вроде, карие, — ответил он и улыбнулся, — ты мне зубы-то не заговаривай, лапушка. Ты зачем Васю сдала?

— Ты обещал, что он вообще не выйдет из тюрьмы и я его никогда больше не увижу.

— О моих обещаниях мы после поговорим. Сначала ответь на вопрос.

— Я его не сдавала, — Варя тряхнула волосами и отвернулась, — во-первых, он сам подставился. Во-вторых, он бы меня обязательно засветил.

— Как же это он подставился?

— Сам знаешь, — она вытащила из сумочки сигареты, закурила. — Ему не надо было убивать журналиста. Мог бы и перетерпеть. Но он решил удовлетворить свое оскорбленное самолюбие, не подумал, поддался эмоциям. Кстати, именно поэтому я и боялась, что он меня засветит у Мальцева. А это, Пныря, не в твоих интересах.

— И все-таки ты плохо поступила, что сдала Васю.

— Я тут вообще ни при чем. Дело по убийству журналиста попало к умному следователю. Я только намекнула, и если бы следователь не знал, о ком речь, то ничего бы и не было с твоим Васей.

— С моим? — укоризненно покачал головой Пныря. — Это ты, лапушка, преувеличиваешь. Он скорее твой, чем мой. Во всяком случае, тебе это в минус. Поняла, меня?

— Ну, один минус — не страшно. Зато плюсов сколько! Я тебе Красавченко вычислила? Вычислила.

— Не надо, солнышко, не преувеличивай. Это, как говорится, семечки. Ты только дала координаты, а вычисляли его мы. Да и неизвестно, насколько он был вредный, Красавченко этот. Ну, чего он мог добиться?

— Не знаю, — Варя помотала головой, — если для тебя сто тысяч — семечки, тогда не знаю.