Египетские сны

Бывает красивая благообразная старость. А бывает такая, что удивляет, как окружающие могут такое терпеть. И хочется плюнуть в лицо. А еще: почему сознающегося в своем безобразии, называют кокеткой? Это не справедливо!

Последняя надежда старичков – синдром аленького цветочка. Помните в сказке, заколдованное чудовище с обаятельным голосом?

Суть в разительном несовпадении зрительного и слухового восприятия. Так пусть эта мысль обольщает, помогая мириться со старостью.

Выбравшись из подземки, какое-то время мы порхали по Оксфорд Стрит, о которой я упоминал. Здесь мало проспектов, но много улиц типа московских Петровок, Дмитровок или Неглинных.

Паутина нешироких улиц не дает поднять головы, оглядеться.

Ты погружаешься в город, становишься его пленником, пока не натыкаешься на площадь, набережную или парк, где можно «расслабиться».

Хотя у британцев есть глагол «отдыхать» (to rest), из-за ущербности его стараются избегать: в нем нет ответа на фундаментальный вопрос, «с какой целью?»

Англичанину – ближе понятие (to relax) – «расслабиться», прямо указываующее на результат действия. То же – со словом «кушать» (to eat).

Вспомните Винни-пуха: «Не пора ли нам подкрепиться?». Слово «refresh» – «освежиться», «подкрепиться» – непосредственно информирует о результатах процесса обмена веществ: подкрепление запасов энергии, освежение и обновление сил. Так фундаментальность господствующего образа мыслей сказывается на языке.

Наконец, мы «впорхнули» в роскошный универмаг (второй или третий дом от подземки на запад по северной стороне Оксфорд Стрит).

Овальный атриум напоминал чрево гигантской рыбины, куда однажды занесло Гулливера с товарищами. Эскалаторы вели вверх к опоясывающим атриум галереям. От них во все стороны разбегались торговые залы.

Потолок напоминал перевернутый овальный бассейн. Там, подсвеченные изнутри витражи всех оттенков синего цвета (от светло голубого, по краю, до темно синего у самого «дна»), создавали эффект глубины. «Дно» пронизывалось золотыми прожилками, осенявшими торговый «Содом».

Окружающая изысканность для своего выражения требовала изысканных слов. «Офигенно!» – произнесли мы в один голос и расхохотались. Смеяться вслух – привилегия узкой компании. До этого в лондонских дебрях и снах я не мог позволить себе такой роскоши.

Когда легко дышится, когда забыты усталость и боль, люди – так мудры и спокойны, так ироничны, так хорошо понимают друг друга, что им начинают завидовать.

Вот и сейчас отыскался завистник. Оказывается, он давно шел за нами – упитанный дядька лет так за пятьдесят.

Здравствуйте! Я из Балтийска, – признался он, – Я здесь – за товаром. Английский знаю постольку поскольку… А обходиться долго без русского – темечко ноет. Вот – пёрся за вами и слушал… Город, вроде, большой, а словом перекинуться не с кем.

Здравствуйте, – поздоровался я. – Ну что с вами делать? Перекиньтесь. Только учтите, у нас мало времени. А на счет темечка, – говорят, хорошо почитать вслух стихи.

Думаете, помогает?

Проверено. Я видел тут книжную лавку. Есть – и на русском… Советую, купить. Простите, уж, коль задержал. Всего доброго!

Я свернул разговор, заметив масляный взгляд толстяка на моих «подопечных». Кроме того, от него невозможно разило то ли пивом с «таранькой», то ли грязной одеждой, то ли одновременно тем и другим.

Тут закартавил, как попугай, и захлопал в ладоши хухр: «Б’аво! Б’аво! Б’аво!»

А ты что здесь делаешь?! – возмутился я. – Марш на улицу! Здесь для тебя мало воздуха!

Хухр испарился. Услышав решительный тон, толстяк поспешил удалиться, но у порога остановился. В глазах был вопрос: «Интересно, что этот старый козел будет делать с двумя!?» Я выпятил грудь, дескать, не твоего ума дело, приятель, вали, пока цел!

А вы сами уверены, что стихи помогают? – поинтересоваась «темненькая».

По крайней мере, хуже не будет.

Занимаясь покупками, вглядываясь в калейдоскоп женских лиц и сравнивая их с лицами своих спутниц, я сделал решительный вывод, что последние просто обречены быть самыми лучшими. У них нет выбора. Этим даже нельзя гордиться – всего лишь диктат обстоятельств.

У нас на женщин возложена чудовищная ответственность.

Лишенный перспективы мужик не живет, а выпендривается. Не его вина, что «российская катастрофа» в основном, поразила мужское начало, так что остается лишь хорохориться и куролесить. Поэтому в каждой даме сидит прокурор.

А в джентльмене, даже если он сделал карьеру, достиг приличного положения и является образцом семьянина, – ощущение поднадзорности.

И красота предназначена не для конкурсов, – это средство спасения нации там, где мужские возможности снедают спесь и упадок. Должно быть, именно это имеют в виду, когда говорят, «красота спасет мир». Не мир, разумеется, а какой-нибудь дошедший до края, ослепший от зависти Богом забытый народец.

Мы покинули универмаг, выполнив свои планы и, оформив бумаги для возврата налогов при выезде. Такой внимательный персонал мог только присниться.

Оставалось доделать самую малость – то, что за нас никто уже сделать не может, – «обмыть» покупки.

Нагруженные пакетами, мы прошлепали назад к Оксфорд Серкэс и, замедлив шаги, погрузились во «Чрево Лондона» – в Сохо.

Каблучки моих спутниц, как ксилофонные палочки выстукивали что-то, подобное польке Штрауса.

Я шел посредине. У меня была партия «музыкальной метелочки». А что мне еще оставалось? Только шаркать подошвами.

Когда-то Сохо имело сомнительную репутацию. Нынче «сомнительность» сгладилась: хоть по-прежнему есть тут секс-шоу, магазины с интимным товаром и прочее, но не более, чем в соседних районах или, допустим, в Москвы.

С двенадцатого столетия, когда в Лондон стали прибывать иммигранты: греки, французские гугеноты и прочие, – в Сохо появились иноплеменные ресторанчики и магазины. С течением времени район превратился в приют для выходцев из континентальной Европы, Африки, Азии. Во всяком случае, Британское содружество наций было представлено в полном составе.

Между итальянскими лавочками деликатесов и французским бистро разносился аромат алжирских кофеин. В «Китайском городе» (China Town) вывески были снабжены китайскими, арабскими, индийскими переводами, а телефонные будочки напоминали маленькие пагоды.