Египетское метро
Шрифт:
Всем этим (кроме последних умозаключений) Тягин собирался поделиться с Тверязовым по дороге на Староконный, но тот сразу же уклонился от разговора и попросил не доверять впечатлениям от первых нескольких страниц и не торопиться с выводами. Разогнавшийся на получасовой монолог Тягин дернул плечами.
– Как хочешь, – недовольно сказал он. – Но если всё там и дальше в таком же духе, можно кое-кому предложить в Москве.
Но еще перед этим, едва они, встретившись на Пушкинской, пожали руки, Тягин сердито отчитал Тверязова за болтливость. Речь шла о вопиющем, по его мнению, случае с Хвёдором.
– Ничего я ему не сообщал, –
«Как же он боится произнести это имя: Даша», – подумал Тягин и сказал:
– А про парня в красном платье, про его взгляд? Тоже сестра?
– Так то уже потом, когда разговорились, – усмехнулся Тверязов. – Мне просто понравилось, как ты испугался, что кто-то из вас сейчас узнает другого.
Тягин, впрочем, и сам догадывался, что вряд ли Тверязов стал бы специально рассказывать туповатому Хвёдору о его встрече взглядами с убийцей. Скорее всего, хватил за воротник и начал, по своему обыкновению, разглагольствовать. Уровень собеседника никогда не имел для него особого значения. И тем не менее.
– А, ну да, ты же писатель. – пробурчал Тягин.
По рядам блошиного рынка он ходил через силу. Вид выложенного на асфальте и развешанного по стенам и деревьям барахла действовал на него так же удручающе, как квартиры одесских знакомых. Тверязов это заметил.
– Скучаешь?
Тягин вяло поморщился и сказал:
– Я, кстати, теперь, как бык, дергаюсь на красный цвет. На этот оттенок.
– На какой?
Тягин поискал глазами и показал на висевший среди старого тряпья широкий женский пояс:
– Ну, вот где-то такой. Алый.
После прогулки по рядам, когда спустились вниз, Тверязов завел Тягина в тесный дворик, открыл без стука одну из дверей, откинул занавеску, и они вошли в небольшую кухню, в которой сидели и смотрели телевизор две женщины; одна из них, отложив вязание, взяла у Тверязова деньги, вторая сделала телевизор потише и разлила водку. Тягин выпил не закусывая. Тверязов взял с тарелки дольку соленого огурца; выпив, весело крякнул.
– Ну что? – сказал он на улице. – Настал момент истины? Идем.
– Куда еще?
– Пошли-пошли. Всё равно ж гуляем.
Они вышли за Колонтаевскую, прошли квартал или два, повернули налево, поднялись еще на полквартала и вошли в калитку в деревянных воротах, которыми была наглухо запечатана подворотня. Небольшой двор, куда они попали, был, по всей видимости, выселен; кое-где в двухэтажных домах с деревянными галереями зияли пустые оконные проемы. По левой стороне тянулся ряд сараев под сырой известняковой стеной с одним маленьким оконцем на самом верху. В центре двора, рядом с водяной колонкой, высилась огромная черная акация и под нею понуро стояла перед ведром грязная лошадка-пони с заплетенными в гриву разноцветными ленточками; тут же, на скамейке у стола, сидел обхватив живот руками и согнувшись в три погибели мужичок в телогрейке. По плитам бродили куры и пара гусей; в углу блеяла коза на привязи. Где-то гулко стучал молоток. Следом за ними во двор вошли две девочки лет двенадцати, одна из них несла седло.
– Девочки, Георгия позовите, – попросил Тверязов. – Он есть?
– Есть, – ответила та, что с седлом. – Сейчас.
Тверязов повернул в правый ближний угол двора и подвел Тягина к полутораметровому забору из продольных досок в разоренной части первого этажа. Видимо, заслышав
их голоса, из погруженного в сумеречную темноту помещения к загородке подтянулось, отрывисто похрюкивая, с десяток молодых бодрых свиней.– И куда мы пришли?
– К человеку-свинье. Ты же хотел? Вот.
– Я хотел?!
– А что – не хотел?
– Ладно. И что дальше?
– Сейчас увидишь. Вернее, услышишь. Его апартаменты, – сказал Тверязов, показывая на загон перед ними.
– Ты хочешь сказать, там где-то человек?
– Терпение.
Пока ждали Георгия, Тягин спросил, что это за двор, и Тверязов рассказал, что с тех пор, как отсюда выселили жильцов, здесь держат животных, которых выводят на заработки в парки и скверы. Летом разъезжают передвижным зверинцем по области.
– И много тут животных?
– Хватает. Половина квартир заняты. Сейчас все в городе на работе.
Подошла баба в грязном фартуке с ведром, опрокинула его в кормушку за досками, и оттуда вместе с паром поднялась теплая кисловатая вонь. Свиньи завизжали, зачавкали, толкаясь в доски.
Наконец, во втором этаже появился некто в ковбойской шляпе, и Тверязов взмахнул рукой.
– Георгий!
После неспешного прохода по верхней галерее и столь же неторопливого по нижней пред ними наконец предстал тот, кого они ждали – цыганистого вида щеголь в кожаной жилетке и остроносых сапогах на высоких скошенных каблуках. Тверязов их познакомил. Возня в свинарнике к тому времени стала затихать. Георгий щелкнул зажигалкой, прикурил и пригласил их отойти чуть в сторону, где пространство над загородкой было закрыто двумя желтыми фанерными листами. Георгий пошлепал по фанере ладонью.
– Васька, к тебе пришли!
Еще и пронзительно свистнул. По ту сторону было тихо.
– Эй-эй-эй! – опять захлопал по фанере Георгий. Они подождали еще с минуту, и Георгий крепко ударил носком сапога по нижним доскам. Сквозь продольные щели Тягин заметил какое-то движение, даже почудился обращенный на него взгляд, и он едва удержался от того, чтобы наклониться и рассмотреть получше.
– Может, он сегодня не в духе? – спросил Тверязов.
– Нормално! Ему немножко разогреться надо. Васька! Эй! Давай уже, ну! Хрюкни что-нибудь!
– Спит, может быть? – опять предположил Тверязов.
– Свинья спит – служба идет, да? Ничего, спит – разбудим.
Георгий развернулся к свинарнику спиной и саданул раза три скошенным каблуком по пружинящим доскам. Прислушавшись, приложил палец к губам и отступил на шаг. За перегородкой послышалось шевеление, толчки и, наконец, оттуда донеслось низкое, напряженно-утробное «Мыхаил.».
После паузы еще утробней:
– Мыхаил.
Молчание и опять ворочание, толчки.
– Ты – Михаил? – спросил Георгий Тягина.
– Михаил, – подтвердил тот. – Он, наверное, услышал имя, пока мы здесь вас ждали, разговаривали.
– Тогда отвечай.
– Здесь! – громко, отрывисто произнес Тягин.
Георгий кивнул, раздавил носком сапога окурок и, повышая голос, опять обратился к перегородке:
– Ну! Михаил. Дальше что?! Говори, не зли меня! А то на колбасу пущу. – он подмигнул Тягину.
– Мыхаил… – опять донеслось с той стороны. – Мыхаил, слышишь?
– Слышит-слышит, давай! – приказал Георгий. Он отхаркнул в сторону и, приготовившись слушать, расставил ноги пошире, сложил на груди руки и опустил голову.