Египтянка (сборник)

Видя, как Леша пожал губы, Лена рассмеялась слишком громко, и какая-то бабка осуждающе посмотрела в их сторону.

– Ладно, шучу, милый. Так, какие планы у нас на вечер?

– Ты есть хочешь?

– Вообще-то, хочу… – Лена задумалась, – знаешь, дома есть блинчики с мясом, так что, если хочешь…

– Хочу! – во-первых, это предложение снимало ответственность за организацию вечера, а, во-вторых, он, действительно, больше всего хотел поехать к ней. Какой смысл болтаться по промозглым улицам, или сидеть в кафе, тайком лаская ее руку в промежутках между блюдами, или целоваться в кино под аккомпанемент чужой любви?.. К тому же любое культмассовое мероприятие ставило под сомнение перспективы близости, потому что не позже половины одиннадцатого Леша должен был быть дома, иначе Гектор, без вечерней прогулки, разнесет всю квартиру.

Раньше Леша больше всего любил, устроившись в кресле, гладить короткую плотную шерсть, глядя в вечно печальные собачьи глаза; Гектор тогда водружал на подлокотник свою доберманью морду, и Леша постукивал его по длинному носу. Звук получался, будто стучали в пустую деревянную коробку. Сейчас ласки в основном предназначались Лене, и общение с Гектором свелось до необходимого минимума, заключавшегося в прогулках и кормлении. Леша не задумывался, чувствовал ли пес смену настроений хозяина – теперь у него появились более приятные темы для размышлений, ведь наконец в его жизни появилась девушка, которая могла задержаться в ней надолго.

– Тогда поехали, – Лена махнула рукой подошедшей маршрутке, и та покорно остановилась прямо перед ними.

Втиснувшись внутрь, Леша уселся рядом с Леной и сразу взял ее руку. Пальцы были тонкими, будто игрушечными; он постоянно боялся неловким движением сломать один из них, поэтому лишь аккуратно накрывал ладонью и гладил настолько робко и нежно, что Лена, наверное, даже не чувствовала этого.

– Нет, на складе у нас полный бардак, – сказала она, сбивая лирический настрой, – взять хотя бы прокладки…

– Прокладки надо брать только в критические дни, – заметил Леша, и Лена рассмеялась.

– Ладно, милый, проехали. Ну, ты ж меня знаешь. Я девочка правильная и не могу, когда что-то где-то не так.

– Знаю, – Леша вздохнул. Эта правильность – единственное, что пугало его. Он постоянно ощущал себя под бдительным, оценивающим оком, и поэтому не имел права на ошибку. Ему казалось, что малейший просчет в поведении или просто непонимание смены настроений, мгновенно приведут отношения к краху. На примере ее мужа он уже убедился, что ей ничего не стоит залепить по ходу разговора: «Мы с тобой разные люди, и я больше не желаю тебя видеть!» Это случилось полгода назад, и муж безропотно удалился к родителям, даже не претендуя на компенсацию за часть подаренной на свадьбу однокомнатной квартиры. В наше нищее, но меркантильное время это казалось настолько противоестественным, что Леша, ставя себя на место мужа, не знал, поступил ли бы также. Хотя, это ж Лена – может, она, действительно, колдунья, умеющая подчинять людей?..

Ехали они почти без остановок и через полчаса, поднявшись по лестнице, вечно вонявшей плесенью, оказались перед черной металлической дверью. Несмотря на массивную добротность, у Леши она ассоциировалась с холстом из каморки папы Карло, а громкая ругань соседей справа и бормотанье телевизора слева лишь подчеркивали обособленность прекрасного мира уюта и радости… его радости.

В коридоре вспыхнул свет; дверь захлопнулась. Все, теперь никто не сможет ворваться, чтоб попытаться сломать призрачные, и от того еще более ценные, отношения!..

Переодевшись, Лена появилась в своем любимом, до неприличия коротком халатике. Леша часто ловил себя на мысли, что будет, если она наклонится, но она никогда не делала этого, стоя к нему спиной.

– Пошла, греть блинчики, – объявила Лена и добавила весело, – кстати, у меня даже полбутылки вина есть.

– «Квасишь» втихаря?

– Ты ж знаешь, какой я питок. Друг заходил. Он всегда, как с женой поругается, ко мне ползет – в жилетку плакаться. Я ж тут, как мать Тереза.

Странно, Леша всегда думал, что ревность – это чувство совершенно неосознанное, возникающее спонтанно и порой безо всякой причины, а здесь ревности не было, несмотря на наличие чужого мужика в сочетании с недопитым вином. Неужели он настолько доверял ей? Нет, женщинам нельзя доверять – он не раз убеждался в этом на личном опыте, но существовала в Лене какая-то не женская энергия, делавшая ее доводы безапелляционными, а поступки, не допускающими побочных толкований. Леша не знал, как это объяснить по-другому, но если она сказала, что просто сидела и пила вино, слушая излияния неизвестного друга, значит, так оно и было.

…Может, все-таки дело во мне, и такое доверие называется «любовью»?.. – подумал Леша неожиданно, но выяснить это не представлялось возможным, потому что они никогда не говорили о чувствах. Лена, наверное, просто расхохоталась, если б он вдруг попытался углубиться в эти абстрактные, трактуемые каждым по-своему, дебри.

Блинчики шипели на плите. На столе появились высокие стаканы, пакетик майонеза, вазочка с конфетами.

– Принесу магнитофон, – Леша вышел в комнату.

Диван был не убран – откинутое одеяло, отпечаток головы на подушке; причем, только один! Вторая подушка, вообще, валялась в кресле. А разве могло быть иначе? Кто б сомневался?..

Он взял маленький однокассетник. Рядом увидел раскрытую книгу; взглянул на обложку – «Унесенные ветром». …Точно, это я читать не буду… Под книгой с удивлением обнаружил колоду карт.

– Раскладываешь пасьянсы или предпочитаешь «пулю»? – крикнул он.

– Что, милый? – не расслышала Лена.

Вернувшись в кухню, Леша нажал клавишу. Тут же полилась музыка, плавная и спокойная, очень соответствовавшая настроению; жаль, никто из них не знал, как она называется, а, тем более, кто ее написал.

– Смотрю, у тебя карты там валяются.

– Это так, – Лена уже выкладывала блинчики в большую плоскую тарелку, – гаданиями балуюсь.

– И сбывается?

– Знаешь, когда как. Кому-то гадаю, все сходится, как по писанному, а у кого-то практически никогда. Даже не знаю, от чего это зависит.

– Ты по-цыгански гадаешь или… не знаю, какие еще системы бывают?

– Да нет, мне в детстве бабушка показывала, а я запомнила. Я ж говорю, балуюсь. А тут Витьке раскладывала, чтоб успокоить его, что все у них с женой образуется.

– Получилось?

– Он из тех, у кого никогда не сбывается. Ему я просто так говорю – по принципу, «доброе слово и кошке приятно».

– Мне погадаешь? – Леше не то, чтоб хотелось заглянуть в будущее (он, вообще, не верил в оккультизм), а просто интересно было услышать, какое «доброе слово» она придумает для него.

– Зачем? – удивилась Лена, – обычно гадают люди неуверенные в завтрашнем дне, а у тебя, по-моему, все нормально. Работа, квартира, собака… я, в конце концов.

– Ох, ты и язва, – Леша поднял стакан, – все равно, нагадай мне что-нибудь хорошее.

– Учти, это украдет время у наших постельных игр.

Леша не знал, что ответить при такой постановке вопроса, но его мнение, собственно, никто и не спрашивал. Сделав несколько маленьких глотков, Лена принялась за еду, и разговор сам собой переключился на кулинарию.