Египтянка (сборник)

Сделав оборот через крышу, машина снова встала на колеса и замерла. Через разбитое окно ветерок принес детский плач и далекий лай собаки. Артем понял, что не только жив, но, кажется, даже обошелся без переломов; взглянул на жену, которая сползла под кресло – голова ее была страшно повернута на бок.

– Ирка! – он схватил ее руку. Это был момент ужаса, но Ира открыла глаза, уставившись в бесконечность, которая, видимо, еще не закрылась для нее, – слава богу! – Артем потащил ее к себе, – ты в порядке? Ничего не болит?

– Я вспомнила… – прошептала Ира.

– Ты в порядке?

– Я вспомнила…

– Ирка! – понимая, что она в шоке, Артем ударил ее по щеке, – очнись! Мы живы!..

– Я вспомнила, – повторила она более осмысленно и, наконец, моргнула.

…Мозги ей вправят в больнице – главное, что она не корчится от боли, что нет крови, что она разговаривает!..

– Иришка, мы живы, слышишь?! – Артем прижал жену.

– Я вспомнила…

– Да что ты вспомнила?! – сам он не мог придумать ничего, способного перевесить радость возвращения с того света.

– Я вспомнила, что она мне тогда сказала.

– О, господи! – Артем оттолкнул глупое существо, вечно думающую не о том; попытался открыть дверь, но ту заклинило.

– Она сказала… теперь я не забуду…

Видя в глазах жены пустоту, словно она, и правда, соприкоснулась с потусторонним миром, Артем прервал борьбу с непокорной дверью.

– …она сказала – петля у тебя на линии судьбы: две дороги. В двадцать пять ты будешь на грани жизни и смерти. Если выберешь верную дорогу – останешься жить; нет – погибнешь…

– Она так сказала? – переспросил Артем с сомнением.

– Да. Я точно вспомнила.

– Чушь! Это ты придумала только что! – он с силой толкнул дверь, и та неожиданно распахнулась. Артем вывалился наружу, теряя связь с грудой искореженного металла, – вылезай, – с трудом вытащив жену, он усадил ее на землю.

– Я ничего не придумала, – Ира бессмысленно разглядывала былинку у себя под ногами, – я видела эти две дороги…

– Какие, блин, дороги? Приди в себя! – он встряхнул ее, и это подействовало. Ира подняла взгляд на разбитую машину, вмиг потерявшую былую гордую осанку, и заплакала, – ты чего? – удивился Артем, – все ведь хорошо.

– Машинку мою жалко…

– Да черт с ней! Мы живы, понимаешь!..

– Ты не сердишься на меня? Ты ведь, наверное, старался…

– Я куплю тебе две таких! Мы живы!..

Детский плач, служивший почти естественным фоном, внезапно смолк, нарушив сложившийся баланс звуков. И Артем, и Ира обернулись – девочка, до того сидевшая на обочине, обхватив голову, смотрела в их сторону широко раскрытыми заплаканными глазами. То ли она поняла, что никто не умер, если не считать страшной машины, которую ей было совсем не жаль, то ли наконец отступил ужас, завороживший крошечное сознание… а, может, она увидела кого-то, ведь и ей, скорее всего, на миг приоткрылась дверь в бесконечность.

– Какая хорошенькая… – сказала вдруг Ира, – у нас будет такая же, правда? Только не рыжая. В кого ей быть рыжей?.. Ты ведь будешь любить ее?.. И мы никогда-никогда не разрешим ей играть на дороге…

Артем почувствовал, как первый раз в жизни к его глазам подступили слезы.

ЗАКОН ЦИКЛИЧНОСТИ

Саша закрыл книгу и небрежно швырнул ее к другим, уже образовавшим в угле небольшой пестрый холм. При этом особого разочарования не возникло, ведь еще в магазине он знал, что не найдет в ней ничего полезного. Зачем он купил ее? Наверное, по инерции… или нет, скорее, потому что надежда умирает последней. А жить без надежды было невозможно – надежды, в конце концов, разобраться в окружавшем его кошмаре.

Это поначалу Саша читал подобные книги с интересом, но потом разгадал хитрость авторов – с десятой или двадцатой попытки он сообразил, что, несмотря на кажущуюся простоту рекомендаций, везде присутствовало нечто невозможное, будь то язык лягушки трех лет и трех месяцев отроду; жир, вытопленный из некрещеного младенца; сборы трав, не значившихся ни в одном справочнике, и прочие бредни, неизвестно на кого рассчитанные. Впрочем, почему неизвестно? Он ведь покупал их.

…Надо вынести всю эту дрянь на помойку, – решил Саша, – а дальше что?.. Вопрос казался элементарным, и ответ подразумевался такой же элементарный – жить. Только как жить среди всего этого, не объяснял никто.

Приближалась ночь – время сна… вернее, снов. …Как, оказывается, две буквы меняют значение слова! Вот тебе и грамматика!.. Саша посмотрел на полупустой пузырек с белыми таблетками. Если проглотить одну из них, то «спать», будет означать, именно, спать, а если нет, то, что оно будет означать?..

Врач говорил, что таблетки вызывают привыкание и предназначены только для критических ситуаций. …А если каждую ночь ситуация критическая?!.. Нет, но я не хочу подсесть на «колеса» – с матерью-то что тогда будет?.. Вчера я принимал их, значит, сегодня надо сделать перерыв…

Саша осторожно прошел в комнату, именовавшуюся «гостиной». …Почему, если гостей у нас никогда не было?..

Здесь Саша лукавил, ведь в их прошлом доме гости бывали часто – просто последний год казался таким бесконечным, что очень подходил под определение «никогда». …И зачем здесь три комнаты?.. Нам с матерью хватило б двух, а «гостиная», выходит, для Него?.. Но Он не нуждается в жилплощади – Он существует везде и нигде одновременно… по крайней мере, так говорится в дурацких книгах… Завтра же выброшу их все…

Саша приоткрыл следующую дверь и прислушался. Дыхание матери было тихим и ровным, а, значит, подходить к постели необходимости не было. Осторожно закрыв дверь, он вернулся к себе, разделся и залез под одеяло; закрыв глаза, быстро-быстро зашептал:

– Отче наш, Иже еси на небесех…

Общение с Богом Саша еще мог допустить, потому что в Библии все выглядело более-менее понятно – вызывала сомнение только заинтересованность Творца к своим созданиям… но ведь надежда-то умирает последней…

– Перестань ты ерундой заниматься!.. – рассмеялся знакомый голос, – причем тут Бог?

Саша знал, что никакого голоса нет, потому что не раз включал на ночь магнитофон и всегда извлекал утром абсолютно чистую кассету. Но все-таки голос звучал, и не общаться с ним было невозможно – можно прикусить язык, но не мысль, возникающую помимо твоей воли.

– Отдай мне ее!.. – привычно потребовал голос.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Саша устало – так же, как отвечал каждую ночь, – что тебе отдать?..