Его должница

— Какой? — Спрашиваю эхом.

— Помочь тебе, как своей женщине, — выносит мне вердикт он.

Сердце замирает и падает с эхом в желудок.

— Что? — переспрашиваю.

Впиваюсь взглядом в лицо Баринова и по сжатым губам понимаю, что он не шутит.

— Ты готова стать моей женщиной, Аня? — спрашивает он тяжёлым тоном. — Дать мне право распоряжаться в твоей жизни? Стать моей собственностью?

Несколько раз шокировано открываю и закрываю рот.

Я ожидала чего угодно. Работы уборщицей, промоутером, ростовой куклой, да даже вечного рабства на разделке в рыбном цеху, но такого…

Телефон на столе вздрагивает новым сообщением с незнакомого номера:

«Здравствуйте! Это бабушка Сипунова Саши. Скажите, пожалуйста, ваша сестра здорова? Нам кажется, что наш мальчик сегодня отравился в детском саду…»

Саша… Я перечитываю сообщение ещё раз и поднимаю на Алексея безумные глаза.

— Вслух читай, — требует он.

Я читаю.

— Так это же ерунда, — выдыхает Алексей.

— В группе у сестры не ребёнка по имени Саша, — качаю я головой и падаю лицом в ладони. — Это снова они. Я согласна. Я на все согласна…

Глава 6. Волшебник.

Барин

— К подъезду охрану поставь, номера на прослушку и пока не разберёмся с этими клоунами, бабку с ребёнком из вида не выпускать. Сад охранять снаружи, — говорю Глебу, подглядывая на спящую Аню. Она лежит, свернувшись калачиком на моем кожаном диване и сладко подложив обе ладошки под щеку.

— Все будет нормально, Леш, пацаны работают. Я полкану нашему ситуацию описал, он радовался, как ребёнок. Забрал дело под свой контроль. Так что уже завтра утром гастролёров возьмут под белы рученьки и упекут за все грехи.

— А сообщники? — переспрашиваю обеспокоено. — Важно, чтобы девчонка жить потом могла спокойно.

— Я думаю, что кроме тех троих, которых она видела, нет никого. Понимаешь, мошенники… хм… Это психологические террористы. Чаще всего слабые физически и очень мобильные. Им выгоднее сбежать и зарабатывать дальше, чем конфликтовать в открытую с законом. Поэтому, дальше угроз заходят крайне редко.

— Это я все понимаю, — киваю Глебу. — Но пока их не посадили, охрану не снимать.

— Мрази… — в который раз кривится начальник безопасности. — Я бы их сам лучше… — сверкает глазами.

— Отставить, — шикаю на него. — Ни к чему марать руки там, где можно навести порядок чужими, к тому же более заинтересованными.

— Все понял…

Жмём с Глебом друг другу руки, и он выходит за дверь кабинета.

Я возвращаюсь к дивану, на котором сопит Аня.

Присаживаюсь на корточки возле изголовья и несколько минут просто рассматриваю нежное девичье личико.

Хочется трогать. Так сильно, что аж руки чешутся. Прядку волос со щёчки убрать, по нежной скуле погладить, по плечику, с которого так эротично упала вниз лямка сарафана… Острые ключицы, тонкие запястья… Распухшие от слез губки.

Прикрываю глаза, отрезая от себя совершенную картинку.

В груди начинает слишком сильно пульсировать, и я хмурюсь. Потому что мне совершенно не нравятся те оттенки эмоций, которые я испытываю к спящей под моим пиджаком молодой женщине.

Беспокойство, нежность, восхищение какими-то мелочами… И если последнее можно было бы списать на мой извращённый фетишизм, то что делать со всем остальным?

Это необычно, непонятно и очень хреново…

Смотрю на часы, и понимаю, что если хочу сегодня выспаться хотя бы немного, нужно будить Аню и ехать домой.

Домой… с ней.

Сердце делает ещё одно сильное биение, перекачивая кровь из головы в пах с такой интенсивностью, что первая начинает кружиться.

Идея просто жесть какая гиблая. Это обман. А я нихрена не герой, а подонок, манипулятор и сволочь. Девочка не должна мне ни копейки. Но я не могу отпустить ее, не попробовав. Хочется. Ещё сильнее, чем год назад.

Потому что терпеть дальше долбанные сны с ее участием, а потом чувствовать привкус разочарования, пытаясь воплотить их с другой женщиной, чтобы хоть немного отпустило — вот это настоящее извращение. И в нем я уже достаточно далеко зашёл.

Это как незакрытый гештальт…

— Просыпайся… — я разрешаю себе дотронуться до оголенного плеча и тут же отдёргиваю руку.

Потому что место контакта с ее кожей пульсирует, как ожог.

— Я заснула… — она открывает глаза и виновато хлопает ресницами. Резко подскакивает в положение сидя и косится на мой пиджак, который укрывает ее ноги.

— Поехали домой, Аня, — говорю ей строгим голосом.

— Домой? — переспрашивает недоверчиво и явно недопонимая, что я имею ввиду.

— Да, — киваю, забирая свой пиджак. — Ко мне домой. Ты теперь моя собственность. Забыла?

Ее щёчки вспыхивают алым.

— А что вы решили с деньгами? — спрашивает вибрирующим голосом. — Все… получилось?

— Вопрос решает служба безопасности. Твоих родных будут несколько дней охранять, а ты просто посидишь дома. Я думаю, что максимум дней пять.

— У вас дома? — сглатывает. — И спать? — уточняет с опаской.

— И есть, — киваю, — и пить, и убирать. У меня большой новый дом. Надеюсь, ты станешь выгодным для него приобретением.

— Я… — Аня обхватывает себя за плечи руками, — Я бы хотела сразу понять, что должна буду делать и на какой срок. Мне же нужно где-то работать, чтобы помогать бабушке…

— Быть мой женщиной, — я рявкаю, прерывая ее моральные метания. — Это значит делать то, что я скажу. Вести себя так, чтобы мне было приятно, вкусно и комфортно. Уровень жизни у тебя будет соответствующий, ты сможешь помогать родным больше, чем когда-либо.

— Наверное, — она говорит тихо и неуверенно, — спасибо…

По-хорошему ещё стоило бы прояснить момент с тем обстоятельством, которое в ее телефоне подписано как «любимый», но мне не хочется.

Потому что даже если она кого-то там и любит, то пусть засунет себе эти трепетные чувства подальше в воспоминания.

Аня накидывает на плечо сумочку. Я замечаю, как дрожат ее руки в тот момент, когда она застегивает замочек.

Отпустить?

Да, млять, как? Если аж в голове звенит от того, что она рядом!

— Ты готова? — хмурясь, спрашиваю ее.

— Мне же, наверное, вещи нужны… — говорит растеряно.

— Хм… — напрягаюсь, вспоминая фотографии из ее телефона.

Этот маршрут нам сейчас не подходит. Девочка не переживёт моих методов устранения «нежелательных обстоятельств» в виде бывших сожителей по квартире.