Его любимая девочка

— А теперь запоминай, сука. Ты — моя жена, о которой я никого не просил. Но раз уж так вышло, ну и х*й с тобой. Для меня, ты просто шлюха, которую трахал мой недоумок брат. Я не трахаю шлюх после кого-то, правда, находясь на цепи долгие два с половиной года, пришлось вставлять тем убожествам, что приводил ко мне Талгат.

Он открыл шкатулку, что стояла на столике рядом с ним, и достал из неё сигару.

Понюхал табак и продолжил:

— Кстати, хочу заметить, что дырочка у тебя знатная. Мне понравилось, что она такая тугая и узкая у тебя. Но ничего, я быстро её раздолбаю и расширю. Если будешь вести себя подобающе, то всё с тобой будет хорошо. Но если будешь проявлять характер, Лена…

Он склонился ко мне и схватив за волосы, оторвал мою голову от пола и процедил в лицо:

— Будешь проявлять характер, шлюшка, я тебя отдам в клуб своего друга, когда сам наиграюсь с тобой. Там тебя бросят в подвал, в комнаты, где держат шлюшек для общего пользования. Их имеют во все щели, кто хочет и когда хочет. Запомни это, поганая жёнушка. Запомни и не вы*бывайся. Зная своё место.

Он отпустил мои волосы и я, стиснув зубы, зажмурилась, дрожа всем телом. Слёзы жгли глаза. Мне было так больно, как никогда в жизни. Но больнее мне было ещё и не от физической боли.

Ненависть.

Она подобно кислоте разлилась по моим венам, сжигая мясо, кости и желая вырваться наружу.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, ведь этот ублюдок едва не убил меня.

Но я увидела, как он поднёс к сигаре золотую зажигалку, и вспомнила свой сон.

Перевела взгляд на журнальный столик и увидела, как на нём в свете огня, что плясал в камине, блестит лезвие ножа.

Того самого ножа, которым он каждый раз резал и рвал одежду, что купил мне Арт… Талгат.

Я лежала на полу, выравнивая дыхание и отрекаясь от боли. Её заместила жажда. Жажда свободы, которую уже никто не смог бы утолить.

— Поднимайся и иди на диван. Хочу, чтобы ы выполнила мой первый приказ и поиграла с собой.

Его голос звучал хрипло и издевательски.

Этот садист упивался своей властью. Ему нравилось мучить и издеваться над человеком. Ему нравилось ломать и подчинять.

Не отрывая взгляда от ножа, я медленно поднялась на ноги и прошла в сторону дивана, но сделала вид, что упала, прямо рядом с журнальным столом.

Схватила нож и сжала его в подрагивающих руках.

— Лена, что за манеры? — процедила эта мразь. — Ты должна красивой и соблазняющей походкой плыть, а не топать и падать, будто ты неуклюжая медведица.

Я поднялась с колен, прижимая нож к груди и прошептала, не поворачиваясь к нему лицом:

— Хочу, чтобы ты сдох.

Тишина.

Я не двигаюсь и лишь сильнее сжимаю рукоятку ножа, приготовившись совершить страшное.

Слышу скрип кожаного кресла, его злое шипение сквозь стиснутые зубы:

— Видимо, я не всю дурь выбил из тебя, сука!

Вдох.

На резком выдохе, закричала, обернулась и со всей силы и всепоглощающей ярости полоснула лезвием по горлу Артура!

— Сдохни-и-и! Сдохни! — заорала я и пока он судорожно сжимал своё горло, из которого хлестал фонтан багровой, очень тёмной крови, я толкнула его и когда его тело оказалось на полу, начала наносить новые удары в сердце, живот, грудь.

Я кричала сорванным горлом, подобно дикой кошке.

Всю свою боль и ярость я выплеснула в эти удары…

Он был мёртв.

Артур Джанабаев был мёртв.

Этот монстр сдох.

Так просто…

Это оказалось так просто…

Встала на ноги, шатаясь из стороны в сторону и прошептала:

— Когда твоя чёрная и прогнившая душа окажется в огне и сере, знай, что это ад, который я познала благодаря тебе и твоему брату! Но мой ад не сравнится с твоим, поганый ублюдок! Ты будешь вечность гореть и страдать!

Нож выпал из моих окровавленных рук. Я прошла к письменному столу и тяжело опустилась в рабочее кресло.

Я понимала, что убила. Убила того, кто мучил бы меня, пока я не сошла бы с ума или не умерла.

Пока моё сознание ещё не охватил шок произошедшего, я усилием воли собрала себя в кулак, стараясь не сорваться здесь и сейчас. Я находилась над пропастью. И могу прямо сейчас полететь в чёрную бездну, потеряв себя навсегда. А могу, наконец, освободиться.

Я выбрала второй вариант.

И я нашла в столе своего мучителя телефон.

Прижала телефон к испачканной кровью груди и дала волю слезам. Тихим и беззвучным слезам, которые выплёскивали гораздо больше боли и громкого крика, чем, когда я кричала, вися на крюке, и когда убивала монстра.

Дрожащими пальцами разблокировала телефон и набрала службу спасения.

Сбивчиво сказала, что я в плену, и что я убила своего мучителя.

Оператор сообщила, что отслеживает меня по телефону и попросила не отключаться.

Подтянула ноги к груди и закрыла глаза.

Я ещё никогда не чувствовала себя настолько живой.

Сердце в моей груди стало биться с новой силой.

Я продолжала плакать. Но уже не от боли.

То были слёзы радости и очищения. Каждая солёная капелька, что стекала по моим щекам, смывала за собой всю ту грязь, в которой меня измазали проклятые братья Джанабаевы.

Но потребовался бы грёбаный океан слёз, чтобы стереть абсолютно всю грязь и все воспоминания, которые, однозначно, будут сопровождать меня до конца жизни. Но всё равно, это было началом.

Мои дни в качестве пленницы, любовницы, жены и шлюхи, закончились.

Глава 25

Елена

— Елена Анатольевна, прошу вас, соберитесь и расскажите ещё раз, что же произошло в ночь, когда вы убили Джанабаева Артура Марковича. Своего мужа.

Сжала руки в кулаки и на миг, закрыв глаза, сделала вдох и выдох. Снова вдох и выдох.

Посмотрела на следователя.

Этот мужчина выглядел как добряк — улыбался мне сочувственно, иногда шутил, предлагал воду, чай, кофе.

Весь из себя такой душка.

Но я хорошо усвоила урок и теперь была слишком умной, чтобы попасться на этот крючок и купиться на обманчивую внешность добряка. Я всем своим нутром чувствовала фальшь в его наигранном дружелюбии.

Следователь тяжело поднялся со стула, отчего несчастный грустно заскрипел. Ещё бы: необъятный живот, свисающий через ремень ментовских брюк и по-женски огромная задница. Блестящая залысина, прикрытая реденькими тёмными волосюшками и висящий, уже даже не второй, а третий подбородок.