Его младшая сестра
Шрифт:
Есико. Сбежала бы!
Нисидзима. Знаешь, по дороге домой мне пришло в голову, что лучше уж стать проституткой, чем женой такого человека. Все же больше свободы…
Есико. Конечно.
Нисидзима. Да. Сидзуко имела несчастье понравиться отвратительному субъекту!
Есико. Бедняжка! Неужели ничего нельзя сделать?
Нисидзима. Будь Номура зрячим, он, может быть, что-нибудь и придумал. Но если его сестре все-таки придется выйти за Айкаву, то, пожалуй, лучше, что он – слепой…
Есико. Как ее жалко!
Нисидзима. Мы живем в мире денег… Будь они беднее, было бы даже лучше. Но в данной
Есико. Значит, она вынуждена согласиться на этот брак?
Нисидзима. Пока, наверное, им лучше всего потянуть время. Может быть, Номуре удастся приобрести некоторую известность. Правда, надежды на это мало. Он только и говорит о своей слепоте. Все время твердит: «Если бы у меня были глаза… ах, если бы у меня были глаза…» Знаешь, мне даже стало как-то не по себе, что я зрячий. Да и вообще – неловко себя чувствуешь, видя, как они нуждаются. Хочется как-то помочь…
Есико. Мне тоже!
Нисидзима. Сам себе кажешься каким-то неприлично везучим: вырос в благополучной среде, никто не мешал. А у Номуры все наоборот. Только улыбнулась удача – его забирают в армию и он теряет зрение. Вступает на литературный путь, появляется чуть заметный луч надежды – отнимают сестру… Судьба словно наказывает его за то, что он был слишком хорошим художником, и за то, что у него слишком хорошая сестра.
Есико. Ты принес рукопись обратно?
Нисидзима. Да. Отдам в журнал. Сидзуко умоляла опубликовать.
Есико. Сделай это.
Нисидзима. Напечатать-то можно. Однако боюсь, повесть не привлечет внимания. Но дело не только в этом. Трудно даже представить, когда еще Номура сможет жить литературным трудом. Ему придется очень несладко.
Есико. Как это все грустно!
Нисидзима. Он, конечно, полон решимости, но, глядя со стороны, за него тревожно.
Есико. Кто-то идет…
Нисидзима. Наверное, Такаминэ с женой.
Есико (выглядывая из окна). Они.
Нисидзима. Я так и думал. (В окно.) Эй!
Оба выходят. Через некоторое время возвращаются Нисидзима и Такаминэ.
Нисидзима. Я тебя ждал…
Такаминэ. Как съездил?
Нисидзима. Ничего особенного. Зато сегодня встречался с одним интересным человеком.
Такаминэ. С кем это?
Нисидзима. С Номурой.
Такаминэ. С Номурой? Слепым? А зачем?
Нисидзима. Вчера я вернулся поздно и сегодня с утра сел просматривать почту, которая пришла в мое отсутствие. Вижу письмо. Почерк женский, а подписано «Хиродзи Номура». Я сначала удивился, потом понял, что это его сестра писала. Он просил прочитать его повесть и, если возможно, поместить в нашем журнале. Я сразу же прочитал. Даже прослезился.
Такаминэ. Так здорово написано?
Нисидзима. Не все гладко, но замысел Номуры хорошо понимаешь. Он пишет, как его забрали в армию, как он вернулся, потеряв зрение, как в припадке отчаяния уничтожил все свои картины, как в бешенстве бросался на сестру. Пишет, что даже смерти себе желал. О тебе там тоже немного есть.
Такаминэ. Что именно?
Нисидзима. Ему было очень тяжело узнать о твоих успехах.
Такаминэ.
А об Аяко он пишет?Нисидзима. Нет. Но я видел у него ее портрет.
Такаминэ. Портрет?!
Нисидзима. Да. Схематичный набросок, ведь он же слеп. Номура показывал мне также автопортрет и портрет сестры. В целом довольно похоже, только глаза немного не на месте.
Такаминэ. Сидзуко, наверное, стала совсем красавицей?
Нисидзима. Да, изумительно хороша. Хотя одета не ахти как.
Такаминэ. Таких не часто встретишь!
Нисидзима (указывая на портрет). Здесь она очень похожа. В ней есть какая-то девичья чистота.
Такаминэ. А где они живут?
Нисидзима. Где и раньше – в нескольких кварталах отсюда. Он просил передать тебе привет. Сказал, что хотел бы увидеться, но в то же время боится встречи – боится разговоров о живописи.
Такаминэ. Я его понимаю. Даже представить себе страшно, что значит стать слепым. Ужасно не видеть ни красок, ни света…
Нисидзима. Творения Микеланджело или Рембрандта. Кажется, сестра читает ему мои статьи. Наверное, она тоже страдает, когда хвалят чужие произведения.
Такаминэ. А ведь у него были какие-то особенные глаза. Жена часто вспоминает о нем с душевной болью. Бывают же несчастливые люди!
Нисидзима. Однако недаром же он – Номура!.. Пытается вновь встать на ноги.
Такаминэ. Ты прав. Он и в самом деле человек сильной воли, таких самолюбивых людей, как он, немного. Помню, когда бы я к нему ни пришел, он всегда работал. И всегда говорил: «Я художник. Мне важно только писать, остальное мне безразлично». Он многого достиг бы сейчас. Страшная вещь – война!
Нисидзима. Но его несчастье не. только в этом. Сейчас на них с сестрой свалилось еще одно.
Такаминэ. Что такое?
Нисидзима. Сестру Номуры хотят выдать за Сабуро Айкаву. Знаешь, кто это такой?
Такаминэ. Нет.
Нисидзима. Это чистейшей воды бездельник и лоботряс. В свое время его даже выгнали из колледжа за воровство. На днях встретил его в трамвае. Честно скажу, даже противно стало. Совершенно тупая физиономия.
Такаминэ. И подобный тип хочет жениться на Сидзуко?!
Нисидзима. Вот именно! Это просто чудовищно!
Такаминэ. В нашей жизни такое часто бывает…
Нисидзима. Да, конечно… Нов данном случае, когда я знаю и тех и других, становится особенно страшно. А Номура? Как он будет без нее… Сидзуко для него единственная опора в жизни.
Такаминэ. А что говорит он сам?
Нисидзима. Сидзуко сообщила ему эту новость при мне. Номура был потрясен, хотя и сказал сестре, чтобы она решала так, как считает нужным. Потом, правда, узнав, что этот Айкава – человек крайне непорядочный, категорически запретил. Но когда Сидзуко напомнила, что дядя может потерять службу, он промолчал – только слезы на глаза навернулись.
Такаминэ. Да, плохо дело! Поистине, в нашем мире только деньги имеют власть.
Нисидзима. Что правда, то правда. Я по-настоящему только сейчас понял, какая это страшная сила… Я вот что надумал: надо непременно принять участие в судьбе Номуры. Допустить, чтобы девушку отдали за Айкаву, – это слишком. Как-никак мне уже тридцать три, и сейчас я не в таком стесненном положении, как несколько лет назад.