Его нежеланная истинная
Шрифт:
Прихватив пледик, сумку с едой и стаканчики с кофе, мы пошли искать укромную лужайку.
– Только давай не как в прошлый раз, когда мы вышли аккурат к боевым магам выскочили, – напомнила я подруге про первую встречу с нунгалинами.
– Нет, мы так далеко не пойдем! Просто свернем с боковой аллеи и пролезем на газон.
Так мы и поступили. Между прогулочными аллеями была широкая полоса газона, окруженная живой изгородью из цветущих кустарников. Пробравшись внутрь этого зеленого оазиса, мы словно отгородились от всех остальных. Место не запретное, но никому в голову не придет сюда лезть.
Расстелили плед,
Вообще меня очень интересовали такие вопросы как место жительства пары после свадьбы, взаимоотношение между супругами, законодательство, которое все это регулирует. Девочек с моего курса такие скучные вещи не увлекали, а я, пережившая в прошлой жизни расставание с мужем (точнее не пережившая это событие), волновалась о том, как мы будем жить с будущим супругом. Особенно, если характерами не сойдемся.
– Дебора, представляешь, оказывается брак можно расторгнуть, если в течение года после обретения истинности консумации не было, – отвлеклась я от чтения, – связь считается неподтвержденной и можно специальным обрядом ее разорвать.
– Зачем такие сложности? Наоборот же лучше сразу эту связь укрепить. Второго нунгалина тебе могут и не дать, а ему быстро новую невесту подыщут. Зачем свой шанс упускать?! – удивилась подруга.
– Да это я так, – смутилась я, – не знала, что это в принципе можно отменить. Все-так истинная связь, взаимное притяжение, предназначенность друг для друга.
– А после консумации ничего отменить нельзя? – уточнила подруга.
– Нет, тут только смерть одного из супругов связь разорвет. После этого второй может заключить новый брак, но вот истинной связи там уже не будет, – сверилась я с книгой.
– Ну и не переживай. Нам до консумации еще почти пять лет. А там уж один раз потерпеть, а наутро проснешься с чувством глубокой привязанности и любви к мужу, – легкомысленно отмахнулась Дебора и вернулась к журналу.
Я тоже вернулась к чтению. Не то, чтобы я хотела разорвать связь с еще незнакомым мне мужчиной, но сам факт такой возможности несколько успокаивал.
– Ну и почему мы здесь? – услышала я голос, от которого захотелось подпрыгнуть и вытянуться по стойке “смирно”.
Где-то совсем рядом профессор Кайрус отчитывал очередного студента.
– Ну не в библиотеке же нам разговаривать! – ответил знакомый женский голос, но сразу определить, с кем общается боевик, я не смогла.
Я перевела взгляд на Дебору, но та задремала и лежала, подложив под голову свой журнал.
– Почему ректор не объявил общую тревогу и не сообщил студентам об опасности? – возмутилась женщина.
– А что они могут сделать? Полторы сотни истерящих девиц помочь никак не смогут, – язвительно ответил Кайрус.
– Почему полторы сотни, их же меньше, – буркнула его собеседница.
– Потому что ты, Лилия, ничем от них не отличаешься! Когда придет время, все сразу все и узнают. Организованно, без паники. Ты же знаешь, великие князья не подвержены эмоциональным перепадам, чего не скажешь о человеческих девицах, – голос профессора просто сочился ядом.
– Да кто бы
говорил! – профессор Триж, а теперь я ее узнала, напирала, не обращая внимания на колкости. – Сам-то не лучше себя повел!В ответ Кайрус едва ли не зарычал. Я старалась не дышать, чтобы случайно не выдать своего присутствия. Не думаю, что эти двое обрадуются тому, что разговор не был конфиденциальным.
– В любом случае, до приема никто никому ничего не скажет, – сказал декан боевого, – нам действительно не нужна паника. Да и нет еще доказательств того, что вторжение началось.
– Может быть, сегодня ректор хоть подготовит девочек к предстоящему? Это же будет шок для них, особенно для новеньких, – почти взмолилась Лилия Триж.
– Может что-то и скажет, но не думаю, что всю правду, – ответил Кайрус.
Раздался звук удаляющихся шагов. Они ушли, а я сидела, переваривая услышанное. Теперь главное – не пропустить ту самую лекцию ректора.
Пришлось будить Дебору и бежать в учебный корпус. Сердце бешено стучало не то от услышанного, не то от пробежки. Что же там нам хотят сообщить, а главное – что утаить?
7.3
Мы с Деборой вбежали в лекционный зал, когда туда уже вошел ректор. К счастью, занятие еще не началось и у нас было несколько секунд, чтобы добраться по переполненному залу до Алисы, которая успела занять нам места во втором ряду и самоотверженно защищала их от желающих усесться поближе к Элиоту Фирону. При этом первый ряд оставался свободным.
Когда мы, наконец, плюхнулись на лавку рядом с подругой, та зашипела на нас, как разъяренная кошка. Слов было не разобрать, но смысл угадывался. Да нам и не до того было – радовались, что успели.
Зал для занятий был выбран один из самых больших, чтобы вместить всех учеников академии. Стоял легкий гул голосов, словно в пчелином улье. Но стоило лишь Элиоту Фирону поднять палец, как наступила звенящая тишина.
– Приветствую студентов академии истинных, – торжественно начал ректор, – сегодня у нас долгожданное пополнение.
Грянули аплодисменты, открылась боковая дверь и в лекторий вошли юноши в черных одеждах.
По рядам пронесся восторженный женских вздох. Мужская часть осталась к явлению собратьев равнодушной.
Дебора пихнула меня локтем, но я и так уже поняла, что это наши нунгалины прибыли. Все красавцы, стройные, высокие, широкоплечие. Длинные волосы собраны в хвосты, на руках кожаные наручи, на поясе по клинку, на плечах дорожные плащи.
Юноши смотрели дерзко и немного холодно. Во взглядах высокомерие и превосходство. Чтобы все сразу видели, что великие князья прибыли.
Мне показалось, те из нунгалинов, кто проучился в академии несколько лет, выглядели более человечными что ли. В повседневной жизни носили разнообразную одежду и волосы разной длины. А эти словно под копирку сделаны. Идеальные, но отталкивающие, словно роботы или демоны какие-то.
Но остальные девушки пришли в восторг, даже старшекурсницы. А уж мои однокурсницы смотрели с нежностью на новоприбывших и, кажется, уже наследников в мечтах рожали. Причем каждому из нунгалинов.
Выбрать кого-то конкретного было сложно. Юноши были настолько совершенными, что даже глаз не цеплялся за кого-то конкретного. Был бы хоть один низенький или толстенький, так хоть запомнился бы.