Его осенило в воскресенье

11

— Когда Массимо ушел, между молодым человеком и молодой дамой воцарилось напряженное молчание, — сказал Федерико, когда Массимо ушел.

Анна Карла растерянно смотрела на плащ, висевший на стуле напротив.

— Нет-нет, — встрепенулась она, — молодая дама вовсе не собирается сидеть и молчать. Во всяком случае, сегодня.

— Значит, я еще могу надеяться?

— Да, можешь угостить меня стаканом минеральной воды. Но только не газированной, хорошо бы с долькой лимона… Это твой плащ?

— Какой? А, нет, должно быть, его забыл Массимо.

— Вот как, — сказала Анна Карла и снова впала в задумчивость.

Федерико направился к стойке, у которой толпились люди.

Кажется, Массимо не слишком обрадовался, когда она сказала, что Лелло ждет его на пьяццетта, подумала Анна Карла. Он, похоже, надеялся, что Лелло по каким-то непредвиденным обстоятельствам вообще не сможет прийти. Ну к примеру, он получил телеграмму: «Тетушка Амалия тяжело больна, срочно приезжай», или же по дороге у него вдруг сломалась машина. По тому, с каким понурым видом Массимо отправился на пьяццетта, такое предположение вполне правдоподобно. Бедняги, подумала она. Такие сложные, запутанные отношения — и такой банальный и грустный эпилог, надо же!

Вернулся Федерико.

— Спасибо, — сказала она и взяла стакан. — А ты что, решил подкрепиться?

Федерико держал в руке бутылку пива и бутерброд с ветчиной.

— М-м, я проголодался, — ответил он с набитым ртом. — Уже почти половина первого. Знаешь, у меня есть одна идея…

— Какая же?

— Я сдаюсь, оставляю поле битвы.

Он с аппетитом съел кусок ветчины.

— Хотя до победы остается два шага, — добавил он, не переставая жевать, — я отказываюсь от счастья обладать тобой и навеки быть вместе. Но ты за это… — Он прервался, чтобы запить ветчину глотком пива. — Увы, я утешаюсь, как могу, — извинился он за резкость. — Но ты за это, когда Шейла вернется с Бонетто, скажешь ей, что меня вызвали по телефону из Ивреа и…

— Позвонили прямо в кафе?

— Нет, конечно, я сам позвонил в Ивреа, и мне велели немедленно туда вернуться.

— В субботу?

— Для руководителя «Оливетти» не существует субботы. И потом, Шейла не огорчится, вот увидишь!

— Как?! Разве ты мне сам не говорил, что она женщина требовательная, привязчивая?

— Все верно, — засмеялся Федерико. — Но привязалась она не ко мне, а к Бонетто.

— Не может быть?!

— Очень даже может. Неслыханная удача. Так договорились?

Анна Карла пожала плечами:

— Вообще-то я надеялась, что мне уже не придется обедать вместе с ними на холме.

— Но тебе и не придется! Шейла и Феличе ни о чем так не мечтают, как остаться вдвоем.

— Будем надеяться, — сказала она, бросив мрачный взгляд на плащ Массимо.

Федерико перехватил ее взгляд и усмехнулся.

— Вот именно!

— Что «вот именно»?

— Массимо явно забыл его намеренно, чтобы под этим предлогом вернуться сюда. Мне показалось, что он не жаждет остаться наедине со своим другом.

— Перестань! Ты что-нибудь знаешь?

— Я? Ровным счетом ничего. А вон и они.

Он помахал рукой Массимо, который как раз входил в кафе вместе с Лелло, и сразу поднялся.

— Значит, договорились? — переспросил он, стряхивая крошки с брюк. — И если хочешь сделать доброе дело, то отвези их на холм.

12

Почти все покупатели уже разошлись, и в толпе образовались зияющие пустоты, словно в нее угодили снаряды. На площади здесь и там валялись всевозможные вещи, что делало ее похожей на поле боя, в панике покинутое побежденными.

Но те, кто купили громоздкие вещи, возвращались, чтобы погрузить их на машины. Поэтому в переулках, прилегающих к площади, пешеходам стало передвигаться еще труднее, идти можно было только гуськом. Лелло оказался рядом с Бонетто, Анна Карла шла впереди, о чем-то оживленно болтая с Шейлой, а Массимо плелся сзади.

Лелло было приятно идти рядом с таким крупным ученым. С ним надо говорить о чем-нибудь очень серьезном, думал про себя Лелло, подыскивая достойную для уважаемого собеседника тему.

— Хочу поблагодарить вас за вчерашнюю лекцию, — начал Лелло. — Для меня, человека, который занимается совсем иными вещами, это было подлинным открытием. Я никогда не думал, что рыбная ловля… я хотел сказать, общечеловеческое значение рыбной ловли…

Американист Бонетто взглянул на него с недоумением.

— В каком смысле? — спросил он.

— Именно в том, который вы ей придаете. Конечно, не в буквальном. Как я уже говорил, я занимаюсь совсем иными проблемами, но мне кажется… Ну, хотя бы в символическом смысле? Как вы считаете?

— Возможно.

— Но я говорю о символике в ее современной трактовке. Я имею в виду не устаревшие частные или всеобщие аллегории. Вы не читали комментарий Маркетти к «Божественной комедии» Данте?

Бонетто отрицательно покачал головой.

— Собственно, я это лишь в качестве примера, — обескураженно пробормотал Лелло. — Я хотел только…

— Простите, одну минуту, — сказал Бонетто, остановившись и выудив из корзины маленького деревянного Пиноккио.

— Сто лир, — сказала владелица корзины. — Он совсем новый.

— Понятно, — сказал Бонетто, потеряв всякий интерес к игрушке.

— Либо возьмем Павезе. Я, собственно, литературой не занимаюсь, но…

— Простите, но чем вы занимаетесь? — спросил Бонетто, бросив деревянную куклу обратно в корзину.

— Пятьдесят, — поспешно сказала женщина.

— Феличе! Лелло! — звала их Шейла, размахивая рукой.

Вместе с Анной Карлой и Массимо она остановилась на перекрестке и, когда подошли американист Бонетто с Лелло, уже покупала «Скорбящую мадонну».

— But how much?

— И сколько же? — машинально перевел американист Бонетто.

Владелец лавки, старик в темном фартуке, боясь прогадать, никак не решался назвать цену.

— Very old. [13] Все это, — он показал на остальные картины и почерневшие стенки лавки. — Very, very old. Старинные. Семнадцатого века. Comprendr? [14] Сем-над-ца-то-го!

— Seventeenth century, — несмело перевел Лелло.

13

Очень старинные (англ.).

14

Понимаете? (искаж. франц.)