Его ребенок

— Как живот болит…

— Все позади, Лесь, — размеренно произнес Глеб, напоминая себя прежнего. Каменная стена, состоящая из одного лишь спокойствия.

Олеся тут же задрала голову, приподнимаясь на локтях, и рассеянно посмотрела на Глеба, затем обвела взглядом палату и, увидев меня, слабо улыбнулась.

— Мне стало плохо на похоронах, да? — глухо спросила она, все еще глядя на меня.

— Лесечка, о каких похоронах ты говоришь? — насторожилась я и, опустившись рядом с Глебом, взяла подругу за руку.

— Бабушкиных…

— А когда у нас были бабушкины похороны? — кашлянув, спросил Глеб. Явно у меня.

— Два с половиной года назад, — шепнула ему в ответ.

Присела на край кровати, немного оттесняя мужчину, который не сдержался и очень некультурно выругался, выпрямляясь.

— Ты только не волнуйся, Лесь, хорошо? — уверенно посмотрела я на подругу.

— Что значит два с половиной года назад?

Олеся попыталась приподняться, чтобы сесть, но я ее остановила.

— Тебе нельзя сейчас сидеть, — за спиной послышался голос Глеба, — у тебя там швы.

— Швы? Где? — Олеся нахмурилась, словно прислушиваясь, а затем огляделась. — А почему здесь люлька? Боже, где мы? И кто это? — Она с интересом смотрела на Глеба и спрашивала тоже о нем.

— Так. Это, наверное, из-за травмы. Сейчас я позвоню врачу, и он все исправит. Начнешь наконец-то пить нужные таблетки, и все будет хорошо, — чуть повысил голос мужчина и тут же осекся: — Прости…

— Карин? — беспомощно протянула Леся, а Глеб, судя по спешным шагам и дверному хлопку, покинул палату. Я же прикрыла глаза и на выдохе произнесла:

— Это твой муж. Глеб Вавилов. Хороший мужик, Лесь…

— Муж? — Подруга округлила глаза, а потом легко улыбнулась. — Вот прямо муж-муж?

— Прямо муж-муж, который заделал тебе ребенка, потому-то ты сейчас и в роддоме.

— Ох-ре-не-ть…

— Да, тут другое слово подошло бы. Более грубое и совершенно нецензурное. Ты летом разбила себе голову и, видимо…

— Блин, Каринка, он такой красавчик, — перебила она меня, не желая слушать о своей травме. — С ума сойти. Как так? Как у меня получилось отхватить себе такой экземпляр?

Я как открыла рот для ответа, так и не смогла его закрыть. Боги, все было еще сложнее, чем показалось на первый взгляд.

— А ещё он очень взрослый, — мечтательно протянула Леся, — сколько ему лет?

— Лесь…

Мне хотелось встряхнуть ее, напомнить, что она, вообще-то, родила, а все ее мысли в этот момент были лишь о Глебе. Оно, конечно, немудрено, мужчина он видный, но сейчас совершенно не к месту.

Интересно, а что, если…

Мои же мысли закрутились в голове, словно хвостом гоняясь друг за другом и убегая от меня — их же хозяйки. Я на мгновение представила, что бы я подумала о Марке, если бы увидела его впервые, не зная о нем совершенно ничего. Не так, как в том загородном доме, и не так, как на свадьбе у Вавиловых, когда между нами уже стояла та ночь. Да, именно она стояла между нами, задавая нам уже тогда определенное направление в наших будущих отношениях.

Пожалуй, встреть я его совершенно в другом месте и ничего о нем не зная, я пылала бы таким же восторгом, как Леся сейчас. А Марк? Он, скорее всего, прошёл бы мимо, даже не обратив на меня внимания. Я настолько глубоко ушла в себя, что не заметила, как отворилась дверь.

— Леся, все поправимо, — уверенно заявил с порога Глеб, — тебе просто наконец-то нужно пропить нормальные таблетки, а не их слабые и неэффективные заменители. Врач сказал, ты сразу все вспомнишь.

— Но как же она будет кормить? — удивилась я.

— Не будет.

— Как это не буду? — ахнула Леся. — Я всегда мечтала, что буду долго кормить своего ребенка. По максимуму.

— Именно это ты и делала с Маришей, так что, считай, свой гражданский долг выполнила.

— У нас что, есть еще один ребенок? — ахнула Олеся, а я приглушенно застонала.

Вот же че-е-ерт!

— Получается, я забыла не только мужа и беременность, но и своего ребенка?

Я накрыла рот ладошкой: казалось, что этот жест как-то поможет мне удержаться и не заплакать. Глеб молчал, а Олеся продолжила терзать нас вопросами:

— А сколько ей?

— Через два дня будет год.

— Год, еще девять месяцев. — Леся покачала головой. — Получается, мы примерно два года женаты? И я все их забыла?

Я зажмурилась, боясь смотреть подруге в глаза. Я не хотела ей врать, но не вываливать же сейчас на нее подробности ее знакомства с Глебом и того, как ее бывший с ней поступил? Господи, как все сложно-то…

— Когда принесут сына?

— Мама говорила, что через пару часов, но уже поздний вечер. Наверное, лучше попросить, чтобы Сашу к тебе принесли завтра. Я сам его еще не видел.

— Сашу? — довольно улыбнулась подруга.

— Да, ты сама предложила. Он впервые пошевелился именно на этом имени. А я просто не мог не согласиться, так звали моего отца.

— Я всегда любила это имя. И жалела, что меня саму родители не назвали Александрой.

О да. Узнаю подругу. Только-только она собиралась плакать, а теперь начала улыбаться, скорее всего вспоминая, как мы, гуляя в соседнем дворе, представлялись чужими именами. Я называла себя Женей, она себя Сашей.

Невольно рассмеялась, наверное только в этот момент понимая, что ничего непоправимого не случилось. Олеся не изменилась, лишь обзавелась небольшим провалом в памяти. Но это все та же моя единственная и любимая подруга, которой требуется моя поддержка и внимание.

— Я пойду проверю ребенка. Тебе нужно отдохнуть. Сашу принесут утром, — резко произнес Глеб и сбежал из палаты.

— Наверное, он испугался, — ласково улыбнулась я.

— Чего?

— Лесь, сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — четко произнесла она. — В прошлом месяце же было.

— Лесь, — я поджала губы, — два с половиной года назад… Ты и в школе больше не учишься, и…

— О черт!

Подруга тут же опустилась обратно на подушку, утыкаясь в нее лбом, я погладила ее по волосам, тихо приговаривая, что все наладится. Обязательно. Она все вспомнит. И Глеба, и Марину, и свадьбу, и все-все… Так Леся и уснула. Я еще немного посидела на ее кровати, отупело глядя на детскую люльку. Она была интересной, словно аквариум — прозрачная, на высоких ножках и колесиках. Я опять положила ладонь себе на живот и невесомо его погладила, мысленно подбадривая своего малыша.

— Ничего-ничего, тебе еще долго в мамином животике жить.

Покинув палату подруги, я встретила Оксану Борисовну в коридоре.

— Можно мне посмотреть на малыша?

— К нему Глеб пошел, — нахмурилась она, а затем кивнула. — Ладно…

Женщина повела меня вдоль по коридору в детское отделение. За стеклянными стенами в ряд стояли точно такие же люльки, как и в палате у Олеси. Лишь в половине были малыши. Такие крохотные и маленькие, что у меня сердце начало стучать где-то в ушах. Я встречала Олесю с Мариной из роддома, но даже тогда Морковочка не казалась такой крошечной, как эти малявки, которые сейчас даже не плакали, а просто безмятежно спали, словно и не покинули совсем недавно теплый и уютный мамин животик, который был для них всем их миром.